Поэты 1790–1810-х годов - Василий Пушкин

216. СТИХИ НА СЛУЧАЙ ИЗДАНИЯ КНИГИ МУДРЫМ ГРАФОМ СТРОЙНОВСКИМ «О УСЛОВИЯХ ПОМЕЩИКОВ С КРЕСТЬЯНАМИ»

К тебе, друг правды беспримерный,Гласят признательны сердца,Стройновский! свыше вдохновенныйЛюбовью самого творца,Любовью к племенам злосчастным,Которых стоном повсечаснымИсполнен весь пространный мир,Внемли — се чувства благодарныЗа круги звездны лучезарныНесутся громче всяких лир.

Твое в них имя воспаряетИ с мудрыми да станет в ряд!Превзо́йдет многих, воссияетСреди блаженства и отрад.Изрек ты истину неложну!Гордыню обличил безбожну,Как мудрый некогда Солон.Почувствуют ли спящи крезы,Что злато их — народа слезы,Кровавый пот, болезни, стон!

Что иго рабства ненавистноМрачит их собственные дни,Что им алкали ненасытноНемвроды, Не́роны одни.Почувствуют ли те уроки,Сколь бедства были там жестоки,Где сильный бедного теснил:В гробах не уцелели кости,Где скрыто было имя злости!Всеобщий вихрь их поглотил.

Но да не узрит, о Россия!Ужасных толь и грозных дней,Законы озарят благиеТвоих возлюбленных детей.Внимай желанию цареву!!!Уже нет места злобе, гневуПод сильным скипетром его!Деспо́ты! Стали мудры музыИ рабства тягостные узыС народа снимут твоего.

Какой восторг неизъяснимыйТам движет души, мысли, ум!Где луч свободы, уже зримый,Расторгнул прах унылых дум,—Какая радость там сияет!Се друг подругу поздравляетС пременой сча́стливой, драгой:«Не бойсь, — речет, — скончались муки,Возлюбленна! И хищны рукиНе разлучат меня с тобой».

Отец семейства и́дет в поле,Природа вкруг него поет,Одной своей он внемлет воле,Одна она его ведет;Созрел ли плод иль еще спеет,Он пред творцом благоговеет,Что видит собственность труда;Он с поля в дом — тут сердца другиСтеклись у врат и стали в круги,Бегут и дети их туда.

А там чьи гласы раздаютсяВ конце селения всего?С холма, где воды чисты льютсяИз недра мягкого егоИ корни дуба омывают,На коем горлицы витают,Где всех приятностей собор,Я вижу круг девиц прекрасных,Невинных, милых и согласных,Составивших прелестный хор.

Поют — сердца объемлет сладость!Поют своих свободу дней,Играют — взор тут видит радостьИ торжество природы всей;Среди восторгов их чистейшихНесется имя августейших,Несется к самым небесам:«О Александр! Елисавета!Державные монархи света,Вы дали жизнь и радость нам!»

Но вот на игры их приятныСтеклися братия, отцы —Все бодры, мужественны, статны(Хотя под Лавровы венцы).Стеклись — объемлются, взирают,Златую вольность прославляютИ тех, кто ону даровал:«Чего желать, друзья нам боле? —Сказали все, — мы в сладкой доле,Уже нам бог ее послал.

Умрем за честь и за свободу,Один над нами властен царь.Велит — пройдем сквозь огнь и воду,Из лавр ему сплетем алтарь!Смотри на нас теперь, вселенна!Что может мышца свобожденна!Что могут русские штыки!Какой народ противу станет?Мы все пойдем, и гром наш грянет —Рассыплем вражески полки».

Ликуй, Стройновский! Плод твой спеет,Монарх к тебе благоволит,Народ за правду благ радеетИ имя всем твое твердит.На небо гласы простираем,Да узрим вскоре и познаемВсю славу, счастие свое!О ты, зиждитель царств всесильный,Вонми наш стон к тебе умильныйИ дай нам ново бытие.

217. ГЛАС ИСТИНЫ К ГОРДЕЦАМ

Полно гордиться,О человек,Время смириться,Краток твой век!Взгляни на гробы,Кинь взор один:Земной утробыТы бренный сын.Всё исчезаетНа свете сем,Что ни прельщаетЖивущих в нем.Царские троныС шумом падут,Скиптры, короныВ прахе гниют.Вчера с друзьямиАммон[232] играл —Нынче червямиНаполнен стал.Одна минута —И он уж прах,Где ж гордость люта?В адских огнях!Где его сила,Где власть, краса?Всё подкосилаСмерти коса.Где его злато,Где блеск камней?Пламнем объято,Стало землей.Гордец ничтожный!Время престатьЖить столь безбожно,Бедных терзать.Слышишь ли стоны,Кои несутВсе без препоныБедны на суд?..Ты их тиранил,Ты их зорил,Ты их изранил,Ты кровь их пил!Вот тот несчастный,Коего ты,Злодей ужасный,Ввергнул в беды.Злобною властьюГнал его род,Алчною пастьюПожрал живот.Ты пресыщался —Он гладен был,Ты забавлялся —Он слезы лил!Сниди же, злобныйИ лютый вепрь,Под камень гробныйИ в адску дебрь!Мучася вечноТам ты пребудьИ бесконечноБей свою грудь.

В. Г. АНАСТАСЕВИЧ

Василий Григорьевич Анастасевич (1775–1845) — поэт, переводчик и библиограф — родился в Киеве. Образование получил в Киевской академии. В дальнейшем много писал по вопросам истории, экономики и библиографии, переводил с польского и древних языков. В 1821 году в письме к Н. И. Гречу, перечисляя журналы, в которых он сотрудничал, Анастасевич называет 14 наименований, среди них — «Лицей», «Журнал российской словесности», «Новости русской литературы», «Благонамеренный», «Вестник Европы», «Вестник Сибирский», «Вестник Украинский», «Соревнователь просвещения и благотворения», «Сын отечества», «Журнал императорского человеколюбивого общества», «Труды Казанского общества», «Улей» («коего, — замечает Анастасевич, — был сам издателем и составлял оный почти весь»[233]). Сотрудничал он также в виленских журналах на польском языке.

Прослывший чудаком-библиографом, «педантом», возбуждавший насмешки арзамасцев, Анастасевич был человеком большой культуры и бесспорно демократического направления. Он не скрывал своего отрицательного отношения к крепостному праву в России, симпатий к национально-освободительному движению в Польше, резко отзывался о дворянских привилегиях.

Библиограф и собиратель, Анастасевич задался целью создания коллекции ходящих по рукам антиправительственных материалов, историческую и общественную ценность которых он вполне сознавал. План этот вызвал тревогу у поддерживавшего с Анастасевичем приятельские отношения известного библиографа митрополита Евгения Болховитинова, который предупреждал своего корреспондента, что относительно него «и теперь гроза не утихла по мнению о вольнодумстве»[234]. В 1818 году Анастасевич набросал для В. Н. Каразина проект мероприятий, необходимых для освобождения крестьян. Особое внимание здесь обращено на ликвидацию ненавистных Анастасевичу сословных привилегий дворян.

Литературные воззрения Анастасевича сформировались под влиянием идей Просвещения XVIII века: ему импонировала торжественная гражданская поэзия, с большим уважением относился он к памяти Тредиаковского, в насмешках над которым усматривал все тот же ненавистный ему дух дворянского дилетантизма. Отрицательное отношение к легкой поэзии карамзинистов сближало его с «Беседой». Однако он не чувствовал себя единомышленником Шишкова, скептически оценивая его лингвистические концепции.

Стихи Анастасевича никогда не были собраны. Огромный его библиографический архив — труд всей жизни — в значительной степени погиб.

218. О «ТЕЛЕМАХИДЕ»

Соотич, тезка мой, певец чистосердечный,«Ездою в островок любви» венец сорвавший вечный,Елико ты меня в «Предсловьи» ни просил,Чтоб я прочесть сей труд собрал побольше сил,За искренность челом бия по-молодецки,Призна́юсь, часто я над ним сыпа́л мертвецки.Тогда мне грезилось — сказать, да не солгать,Что я желал тебе вовек не прелагатьНи сей «Езды» крутой, ни той «Телемахиды»,Которой сам себе ты столь нанес обиды,Что наши умники, не зрев ее в мой век,Кричат наслышкою: «Ты глупый человек!»И слов пяти собой сказать не зная сами,Живут чужим умом, вовек слывя скворцами.Не гневайся, мой друг, не слушай ты их врак,Пусть попугаи все твердят: «Дурак, дурак!»Кто сердится на то, сполу был кстати так.Чрез века три тебе хвалу воздаст потомство,Что первый с музами ты россов ввел в знакомство.

219. П. И. В<АРАКИНУ>, СОЧИНИТЕЛЮ «ПУСТЫННОЙ ЛИРЫ», НАПЕЧАТАННОЙ В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ В 1807 г.