Правила виноделов - Джон Ирвинг

Из-за плохой дороги, быстро густевших сумерек и начавшегося снегопада они подъехали к Сент-Облаку, когда уже совсем стемнело. Сильные лучи фар белого «кадиллака», пробежав по склону холма, по отделению девочек, высветили две женские фигурки, которые брели под гору к станции, отвернув голову от света фар. На одной не было шарфа, на другой шляпы. Падающие снежинки искрились в лучах фар, как будто женщины пригоршнями разбрасывали вокруг себя бриллианты. Подъехав к ним, Гомер остановил машину и опустил стекло.

– Подвезти? – спросил он.

– Нам в другую сторону, – бросила на ходу одна из женщин.

– Я развернусь! – крикнул им Гомер.

Но они, не обернувшись, продолжали брести в снегу; Гомер подъехал прямо ко входу в больницу, примыкавшую к отделению мальчиков, и погасил фары. Снег, подсвеченный окном провизорской, был точно такой, что падал тем давним вечером, когда Гомер вернулся от Дрейперов.

В день их приезда между доктором Кедром и сестрами разгорелся спор, где и как Гомер с Кенди будут спать. Кенди в спальне девочек, а Гомер, как и раньше, на свободной кровати у мальчиков, решил доктор Кедр. Сестры слышать этого не хотели.

– Они же любят друг друга! – волновалась сестра Эдна. – Они любовники – значит, спят вместе.

– Спали. Но это не значит, что они и здесь будут так же себя вести, – заявил доктор Кедр.

– Гомер написал, что хочет на ней жениться, – напомнила сестра Эдна.

– Разумеется, хочет, – ворчал старый доктор.

– Но это прекрасно, что у нас появится наконец пара, которая неразлучна и ночью, – сказала сестра Анджела.

– А мне сдается, что слишком много нынче развелось таких пар. Оттого нам в Сент-Облаке и нет покою ни днем ни ночью!

– Но они любят друг друга! – с негодованием воскликнула сестра Эдна.

Сестры одержали победу. Кенди с Гомером отвели комнатку на первом этаже отделения девочек и поставили туда две кровати, а уж как они будут спать, вместе или врозь, это их дело. Миссис Гроган обрадовалась появлению мужчины у нее в отделении; девочки жаловались, что за ними кто-то подглядывает и даже иногда заходят чужие мужчины. Просто счастье, что теперь с ними будет Гомер.

– Кроме того, вас здесь трое, а я там одна, – сказала миссис Гроган.

– Но мы все здесь спим врозь, – подытожил доктор Кедр.

– Я бы на вашем месте, Уилбур, не очень-то этим гордилась, – сказала сестра Эдна.

Олив Уортингтон стояла одна в комнате сына и смотрела на кровати Гомера и Уолли, свежезастланные, на подушках ни единой морщинки. На тумбочке между кроватями фотография – Кенди учит Гомера плавать. В комнате не было пепельницы, и она держала под все растущим стерженьком пепла сложенную ковшиком ладонь.

Рей Кендел, тоже один в своем доме над омаровым садком, смотрел на три фотографии, стоявшие на ночном столике рядом с набором гаечных ключей. На средней он сам в молодости, сидит на шатком стуле, на коленях беременная жена; стулу явно грозит опасность развалиться. Слева Кенди на школьном выпускном вечере, справа – Кенди и Уолли, нацелили друг в друга ракетки, как пистолеты. Фотографии Гомера у Рея не было; но стоило ему взглянуть в окно, как он воочию видел его; а глядя на пирс, слышал, как булькают, падая в воду, улитки-береговички.

Сестра Эдна подогревала Гомеру и Кенди незатейливый ужин; поставила сковородку с жареным мясом в стерилизатор и то и дело заглядывала в него. Миссис Гроган молилась в отделении девочек и не видела, как подъехал «кадиллак», а сестра Анджела была в родильной – брила лобок женщине, у которой уже отошли воды.

Гомер и Кенди прошли мимо пустой, ярко освещенной провизорской; заглянули в кабинет сестры Анджелы. В родильную, если там горит свет, лучше не заглядывать. Из спальни мальчиков доносился голос доктора Кедра, который что-то читал им на сон грядущий. И хотя Кенди крепко держала Гомера за руку, он ускорил шаг, чтобы не пропустить сегодняшней порции вечернего чтения.

Жена Злюки Хайда родила здорового мальчика десяти фунтов вскоре после Дня благодарения, который Олив и Рей тихо и несколько официально отпраздновали в «Океанских далях»: Олив пригласила всех работников, попросив Рея помочь ей принимать гостей. Злюка Хайд уверял Олив, что рождение мальчика – хорошая примета, Уолли наверняка жив.

– Да, он жив, – сказала Олив спокойно. – Я знаю.

Праздник прошел безо всяких неожиданностей. Только войдя в комнату Уолли, Олив застала там Дебру – она сидела на кровати Гомера и не отрывала глаз от фотографии, на которой Кенди учит Гомера плавать. Олив выпроводила ее, но скоро на том же месте обнаружила Грейс Линч. Но Грейс смотрела не на фотографию, а на незаполненную анкету попечительского совета, ту, что Гомер приколол к стене возле выключателя, как если бы она и впрямь отражала некие неписаные правила.

И еще на кухне разрыдалась Толстуха Дот, рассказывая Олив свой сон. Она ползла по полу спальни в туалет, и Эверет поднял ее и понес.

– У меня не было ног. Я проснулась, во сне, а у меня ниже талии пустота. Я видела этот сон как раз в ту ночь, когда у Флоренс родился мальчик.

– Но ты все равно ползла в туалет. – Эверет Тафт сделал ударение на последнем слове. – Я ведь в твоем сне поднял тебя с полу.

– Как ты не понимаешь! – рассердилась Толстуха Дот на мужа. – Меня кто-то успел изувечить.

– А-а, – покачал головой муж.

– Мой сын родился здоровый и крепкий, – объяснил Злюка Хайд Олив. – А Дот в ту же ночь видела сон, что не может ходить. Смекаете? Это Господь подает знак, что Уолли ранен, но жив.

– Искалечен или еще что, – сказала Толстуха Дот и разрыдалась.

– Да, верно, – отрывисто произнесла Олив. – Я сама так думаю.

Ее слова произвели впечатление на всех, даже на Рея Кендела.

– Я сама так думаю, – повторила Олив. – Если бы все было в порядке, от него уже пришло бы известие. А если бы он погиб, я бы это почувствовала.

Олив дала Толстухе Дот свой носовой платок и прикурила очередную сигарету от только что конченной.

В Сент-Облаке День благодарения не был отмечен мистическими предсказаниями и еда была не такая хорошая, но веселье получилось на славу. Вместо шариков употребили противозачаточные средства. Доктор Кедр выдал их из своих запасов сестре Анджеле и сестре Эдне, те с явным отвращением надули их и покрасили каждый в зеленый или красный цвет, для чего использовали пищевые красители. Когда краска высохла, миссис Гроган на каждом шарике написала имя сироты, а Кенди с Гомером спрятали их по всему дому.

– Поиски резинок, – сказал доктор Кедр. – Надо будет использовать эту выдумку на Пасху. Яйца теперь дороги.

– Нельзя на Пасху отказаться от крашеных яиц, Уилбур, – возмутилась сестра Эдна.

– Да, наверное, нельзя, – устало согласился доктор Кедр.

Олив Уортингтон прислала ящик шампанского. Уилбур Кедр отродясь не пил шампанского. Он вообще ничего не пил, но эта влага, ударяющая в нос, щекочущая нёбо и просветляющая голову, напомнила ему легчайший из газов, без которого он уже давно не мог жить. Он пил и пил шампанское и даже спел детям французскую песенку, которую слышал в годы Первой мировой войны от французских солдат. Песенка столь же мало годилась для детей, как и профилактические средства. Но благодаря незнанию французского и детской невинности солдатская песенка (которая была почище шуточных виршей Уолли Уортингтона) сошла за детскую прибаутку, а профилактические средства за надувные шары. Даже сестра Эдна выпила немного шампанского, это и для нее было в новинку; правда, она изредка добавляла в горячий суп ложку хереса. Сестра Анджела не прикоснулась к шампанскому, но так расчувствовалась, что обняла Гомера и крепко его расцеловала, то и дело повторяя, что после его отъезда они все впали в уныние, но что Бог не забыл их и вернул им Гомера, чтобы ободрить и поддержать их.

– Но Гомер с нами навсегда не останется, – сказал, икнув, Уилбур Кедр.

И конечно, всех покорила Кенди, даже доктор Кедр назвал ее «наш добрый ангел», миссис Гроган так вокруг нее хлопотала, точно та была ее дочкой, а сестру Эдну тянуло к ней, как мотылька на свет лампы.

Доктор Кедр даже пофлиртовал с Кенди, правда самую малость.

– Я никогда не видел, чтобы такая красавица безропотно ставила больным клизмы, – сказал он, похлопывая Кенди по коленке.

– Я не брезглива, – ответила Кенди.

– Мы здесь о брезгливости давно забыли, – покачал головой доктор Кедр.

– Но бесчувственными, я надеюсь, нас не назовет никто, – вздохнула сестра Анджела. Доктор Кедр никогда не хвалил ни ее, ни сестру Эдну за готовность ставить клизмы в любое время дня и ночи.

– Конечно, я бы очень хотел, чтобы Гомер кончил медицинский факультет, стал врачом, вернулся сюда и стал бы моей опорой, – не понижая голоса, говорил доктор Кедр Кенди, как будто Гомер не сидел за столом напротив. – Но это ничего, я понимаю. – Он опять похлопал Кенди по коленке. – Кто откажется от такой прелестной девушки, да еще беременной. И разумеется, с яблонями работать лучше. – Доктор Кедр прибавил что-то по-французски и шепотом продолжал: – Правда, чтобы работать здесь, высшего образования не надо. Гомеру осталось закрепить кое-какие навыки. Черт возьми! – вдруг воскликнул он, махнув в сторону детей, уплетающих праздничную индейку (у каждого перед тарелкой – разноцветная резинка с именем, точно название под экспонатом). – В общем, это не самое плохое место для воспитания детей. А если Гомер когда-нибудь удосужится посадить вон на том склоне сад, вы будете иметь удовольствие еще ухаживать и за садом.