Рапалло – великий перелом – пакт – война: СССР на пути в стратегический тупик. Дипломатические хроники и размышления - Александр Герасимович Донгаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доминирующим мнением является, что Гесс полетел в Великобританию без ведома Гитлера, на свой страх и риск, с предложением мира на выше упомянутом условии «признание германской гегемонии в континентальной Европе в обмен на сохранение империи за небольшими исключениями». Гесс лично управлял самолетом и после того, как закончилось топливо, выбросился с парашютом на севере Англии, где был сразу же арестован. По сообщениям И. М. Майского и разведорганов НКВД никто из британских государственных деятелей с ним не встречался и переговоров не вел. Черчилль, узнав о приключениях Гесса, не стал менять своих планов на вечер и отправился смотреть кинокомедию. В Берлине Гесса объявили сумасшедшим. У Гитлера для него была только такая альтернатива: «сумасшедший дом или расстрел» [7, c.143].
Политическое зарубежье с железной логикой расценило выходку Гесса как проявление неуверенности Берлина в своей способности успешно вести войну на двух фронтах, следовательно, как доказательство его намерения напасть на СССР. Единственно, кто воспринял этот фарс всерьез, но совсем не так, как следовало бы, была Москва. Параноидально подозрительный вождь усмотрел в этом скверном анекдоте угрозу англо – германского примирения и принял катастрофическое по своим последствиям решение отложить нападение на Германию до выяснения обстоятельств. «Мне кажется, – вспоминал Молотов, – что тут главную роль сыграл полет в Англию заместителя Гитлера по партии Рудольфа Гесса. Разведка НКВД донесла нам, что Гесс от имени Гитлера предложил Великобритании заключить мир и принять участие в военном походе против СССР […] Если бы мы в это время сами развязали войну против Германии, двинув свои войска в Европу, тогда бы Англия без промедления вступила бы в союз с Германией[201] […] И не только Англия. Мы могли оказаться один на один перед лицом всего капиталистического мира…» [цит. по: 134, c. 423–424].
Это глупое, позорно иррациональное решение абстрагировалось от всех самоочевидных фактов и соображений. Например, что за полетом Гесса не мог стоять правительственный Берлин, иначе мирные предложения были бы неофициально сделаны через любого из имевшихся многочисленных посредников, намного более эффективно и, кроме того, безопасно для государственного престижа Германии. Далее, было просто нелепо ожидать, что Лондон согласится подписать капитуляцию, тем более по предложению человека с непонятными полномочиями. От подобных предложений, официально сделанных самим Гитлером, британское правительство уже не раз отказывалось на протяжении года, пока шла война, даже в критические дни июня – июля 1940 г. Капитулировать после победы в воздушной войне с Германией; после того, как британский флот потопил половину тоннажа Кригсмарине; когда уже были похоронены планы десантной операции Вермахта на острова; после того, как удалось достичь несомненных успехов в воссоздании сухопутных войск и заручиться американской военно – экономической помощью; наконец, накануне неизбежной в самом скором времени советско – германской войны, о чем в Лондоне знали – в этих условиях соглашаться на капитуляцию у британского правительства не было абсолютно никаких резонов.
Иногда, правда, утверждается, что склонить Лондон к замирению с Германией могли его военные неудачи на Крите и в Греции. Не говоря уже о том, что у британской армии случались и победы в периферийной для Империи войне на Средиземноморье, этих сугубо локальных неудач было явно недостаточно, чтобы вынудить Лондон капитулировать, но предостаточно, чтобы по соображениям национального престижа отклонить любые предложения о мире, которые могли быть сделаны врагом в этот момент.
Наконец, политическое устройство Великобритании и господствовавшее общественное мнение абсолютно исключали возможность такого внешнеполитического кульбита. Лондон – это вам не Москва. Стоит напомнить, что годом ранее в неизмеримо более трудной ситуации британский парламент, в котором были представлены все политические силы страны – от махровых консерваторов до коммуниста, впервые за свою многовековую историю проголосовал единогласно за правительство У. Черчилля (381 голос «за» и 0 голосов «против»), обещавшего только одно – продолжать войну до победного конца. Политиков, рискнувших пойти против этой ясно выраженной воли всей нации, по старой доброй английской традиции просто «колесовали» бы в парламенте за государственную измену! Как выразился по другому, но схожему по сути поводу германский посол в Лондоне Г. Дирксен, «непреодолимая сила британского общественного мнения потащила за собой правительство» [4, c. 318]. Впрочем, в Кремле, видимо, плохо представляли себе, что такое «общественное мнение». Да и не было никакой нужды куда – либо «тащить» Черчилля.
Зададимся, однако, вопросом: как следовало Советскому Союзу реагировать на самую вероятность прекращения войны между Англией и Германией? Видимо, скорейшим нанесением запланированного удара по Германии, пока она не успела воспользоваться преимуществами нового положения, например, перебросить войска с Западного фронта на восток против своего последнего врага. Даже если допустить уже вовсе дикое, немыслимое, ненаучно – фантастическое предположение о заключении (кем? когда? как? на каких условиях? в соответствии с какой государственно-правовой процедурой? наплевав на своего главного союзника – США?) военного союза Лондона с Берлином против СССР, то и это не должно было ничего изменить в советских планах разгрома Германии. Ведь отсидеться в сторонке благодаря собственному бездействию все равно не получалось, тогда как чем сокрушительнее был бы удар по Германии, тем быстрей разбежались ее вольные и подневольные союзники[202].
Много лет спустя Молотов сетовал: «Время упустили, это верно. Опередил нас Гитлер!» [цит. по: 134, c. 431]. Так что и этот шанс, по нашему счету третий, Сталин не просто упустил, он его профукал самым бездарным, позорным образом. И если бывают ошибки, которые хуже чем преступление, то это самая большая из них.
Генуя: на развилке
(Вместо заключения)
Взятый в Рапалло курс, в основу которого были заложены идея революционного мессианства и конъюнктурное совпадение интересов Москвы и Берлина, в 1941 г. привел страну к катастрофе невиданного в отечественной истории масштаба. В 30-е годы временами могло казаться, что рапалльскую стратегию оттесняет на задний план концепция возрождения антигерманской коалиции с Антантой, принявшая вид «борьбы за коллективную безопасность в Европе». Превращение
