Отрок. Богам — божье, людям — людское - Евгений Красницкий

— Неужто отгрызли?! — в притворном ужасе воскликнул Алексей.

— Тьфу на тебя! Сам бы попробовал! — Осьма, и вправду, сплюнул, но не Алексея, а в сторону. — Отгрызли… да от одного только ползанья волосы дыбом поднимаются… везде, где растут.

— О! То-то ты мохнатым тогда сделался! — не унимался Алексей. — Тати-то не испугались?

— Не любо — не слушай! — Обиделся Осьма. — Сам рассказать просил…

— Ладно, не обижайся! Это я так — чтоб веселее, а то такие ужасы вещаешь, даже у меня все зачесалось. Чего дальше-то было?

— Чтоб веселее, чтоб веселее… мне тогда сильно весело было, тудыть тебя …

— Что дальше-то было? — Анисим махнул рукой на Алексея. — Не мешай, Леха!

— Дальше привел я татей на нужное место. Караван тоже пришел вовремя, тати его остановили, к возам кинулись…

— Ну, и?

— Я же говорю: рассказал татям все, но ПОЧТИ. А «почти» было то, что вместо товара в возах дружинники князя Юрия Владимировича оказались. Жаль, главарь смерть легкую принял — от меча — так уж мне хотелось его к тому дереву привязать… не довелось. А я, с тех пор, как почувствую, что по мне ползает кто-то… аж корежит всего. Вот так-то, други любезные.

Помолчали. Каждый по-своему осмысливал услышанное. Анисим задумчиво уставился на тлеющие гнилушки дымокура, Алексей испытующе поглядывал на купца, вдруг представившегося ему в несколько ином свете, а Осьма, нахмурившись, почесывался и отгонял дым от лица. Первым нарушил молчание Алексей:

— Получается, тебя не просто так на постоялом дворе по затылку тюкнули — сам подставился. Пьяным притворялся, язык распускал… так?

— Ну… где-то так…

— Тебя ж убить могли! — «Прозрел», наконец, Анисим. — Самому себя на пытки отдать… да как же ты согласился-то?

— Надо было! От тех татей столько народу сгинуло… не зря же у них вожак умственным был… не изловить было иначе. Пробовали по-всякому — не выходило никак. А вожак, слышь, Леха, из боярской семьи был — отец его по молодости из дому выгнал и проклял. За что, не знаю, но видать, за дело. Это тебе к нашему разговору о боярах.

— А тебе, Осьма, к нашему разговору о князьях… да за такое озолотить мало, а ты в бегах! Вот она княжья милость, да справедливость! Что Юрий Суздальский, что Ярополк Переяславский… хрен редьки не слаще. Все одинаковые!

— Ну, не скажи, Леш, не скажи… меня за то дело Юрий Владимирович… не обидел, в общем. И потом… приблизил, совета спрашивал. И князья не все одинаковы. Князь Юрий[58] в Украине Залесской прочно обустраивается: татей изводит — пути безопасными делает, новые городки закладывает, народцы тамошние — мерю, буртасов и прочих — приструнивает. Он и стол-то в Суздаль перенес, чует мое сердце, чтобы поближе к буртасскому Бряхимову городку быть — больно место для торговли удачное[59]. И сведения о сопредельных землях собирает, я для него в каждый большой караван своих людишек… м-да. Разные князья, Леха, разные. А что в бегах, то это… иное дело и иной разговор.

— А что за дело-то? — жадно спросил Анисим.

— Знаешь, Осьма, а чесотку-то твою вылечить можно. — Алексей мгновенно нашел способ увести разговор от скользкой темы. — Она же у тебя не телесная, а… гм, умственная — след того страха, который тебе перенести довелось. Наверняка волхва с этим справится способна. Саввушку-то моего она тоже от пережитого страха лечить взялась.

— Нет уж, перетерплю, как-нибудь. Не каждый же день в лесу телешом сидеть приходится, а зимой так и вовсе благодать. — Осьма замахал руками на собирающегося что-то сказать Алексея. — И с дитем напуганным меня не равняй, я сам кого хочешь напугать могу… ежели для дела понадобится.

— Ну, как знаешь…

— Так ты княжьим ближником был? — все не мог угомониться Анисим. — А чего ж тогда…

— Да, сурово это с муравейником-то. — Опять перебил Алексей. — У меня, вот, тоже одного половцы поймали. Привязали к коню и погнали вскачь, так и волочился по земле, пока мясо с костей не соскоблилось.

— Половцы, вроде, по-другому казнят. — Удивился Осьма. — Глаза выкалывают и бросают посреди степи.

— Это они своих так, кто сильно провинится — вроде бы и не убивают, но, все равно, смерть. А с чужими — кто во что горазд. Мы тоже, бывало, развлекались… Было у меня два любителя — братья родные — такое вытворяли… потом их свои же кончили, не стерпели, хотя народец у меня вовсе не нежный был, да и не умственный, тоже. Но всему же предел должен быть. Так что, если бы ты того татя к муравейнику привязал — поделом, пусть бы сам попробовал.

— Леха, а ты, значит, с волхвой знакомство свел? — Анисим, наконец-то, отцепился от Осьмы. — Слушай, а меня к ней сводить можешь?

— Д-дурак… — вполголоса пробормотал Осьма.

— Смотря зачем, — ответил Анисиму Алексей — если ты на нее только как на диковинку попялиться желаешь…

— Нет, нет, нет! — Замахал руками Анисим. — Что ты! Дело у меня к ней, я давно собирался, да неловко, как-то, самому, а ты с ней знаком, ну и…

— А Настена-то не может тебе помочь? Говорят, что она не слабее…

— Да ну ее… — Анисим досадливо поморщился. — Надсмеялась, да прогнала… заноза. Взять бы ее, да вместе с дочкой…

— Во-во! Ты это Михайле расскажи, особенно про дочку! — неожиданно развеселился Осьма. — Он тебе, кроме тех девяти отверстий, что Господь Бог в человеках проделать изволил, десятое проковыряет. Болтом самострельным! И место хорошее подберет, не сомневайся, он парень умственный, как раз такой, каких ты любишь!

— Врешь, Осьмуха, у баб дырок больше! — подключился в тон купцу Алексей.

— Ага! Я же и говорю: место хорошее подберет! И станешь ты, Анисим, бабой. — Осьма мечтательно прикрыл глаза. — Сиськи вырастут, борода облезет… И к волхве ходить не надо, Михайла сам управится!

Анисим обиженно насупился и молча уставился себе под ноги.

— Ну вот, надулся, тудыть тебя! — Осьма пихнул Анисима в бок. — Будет тебе, шуток не понимаешь?

— Шуточки вам все… а у меня жизнь вся наперекосяк идет!

— Что, так плохо? — участливо поинтересовался Осьма. — Болезнь какая-то?

— Да нет, здоров я. — Анисим тяжко вздохнул. — Тут другое дело. Удачливости бы мне, хоть немного. Казалось бы, все хорошо, все, как у всех, а как-то так выходит все время…

Анисим говорил не поднимая глаз и не глядя на собеседников, те тоже примолкли, Осьма даже перестал почесываться.

— Поп говорил, что Христа в тридцать три года распяли… мне тоже тридцать три. Стал десятником, хозяйство доброе, детишек четверо выжило… троих-то господь прибрал… а все не так! Десяток от меня ушел, из детей только девки выжили, хозяйством с братьями делиться надо. И всю жизнь такое творится! Только-только все хорошо устроится… и бац! Как сквозь пальцы удача уходит! Вот и сейчас: ты, Леха, думаешь, я не заметил, что тебе мое желание десяток из младшей стражи набрать не понравилось? Все я заметил! И ты — старший наставник, мимо тебя — никак! А ведь как хорошо могло выйти! Опять удача мимо прошла!

Осьма скорчил рожу и подмигнул Алексею, тот понимающе покивал.

— Вот я и думаю: — продолжал Анисим — может быть, мне волхва удачу привадить поможет? Нет, вы не подумайте, я язычеством не опоганился — посты блюду, к исповеди и причастию хожу, на церковь жертвую, но… не помогает же! Ну, схожу разочек к волхве… отмолю грех потом — не смертный же!

— Не смертный, — подтвердил Осьма — но проистекает от смертного, от греха уныния. Семь грехов потому смертными и называются, что от них иные грехи проистекают.

— И чего ж делать? — тоскливо вопросил Анисим, все так же не поднимая глаз.

— Сходи к волхве! — уверенно ответил Алексей, одновременно отмахиваясь от открывшего, было, рот Осьмы. — Мне Настена тоже не взялась помочь, не насмехалась, правда, но не взялась Саввушку лечить. Я к Нинее и пошел. Пути господни неисповедимы, кто знает, может быть Господь испытывает тебя: готов ли ты рискнуть спасением души, ради благополучия ближних? Ты же не о себе печешься — о семье, о дочках?

— Конечно! — Анисим поднял, наконец, глаза и благодарно посмотрел на Алексея. — И покаяться же потом можно!

— А цена? — возмутился Осьма. — Ты хоть представляешь себе, ЧТО волхва от тебя в уплату потребует?

— Я не нищий! Серебришко водится!

— Да не о серебре я! — Осьма возмущенно хлопнул себя по бедрам. — На кой ей твое серебро? Вон, с Лехи она вообще ничего не взяла, только велела отроков со тщанием обучать, так в Воинской школе и ее отроки учатся…

— Ну, отслужу, как-нибудь. — С непоколебимой уверенностью в благополучном исходе ответил Анисим. — Удача-то уже при мне будет, выкручусь.

Осьма, пользуясь тем, что Анисим на него не смотрит, покрутил пальцем у виска и развел в стороны руки, как бы говоря: «Я сделал все, что мог». Алексей проигнорировал пантомиму купца и ободряюще кивнул бывшему десятнику.