Не искажая Слова Божия… - Джон Бикман

Первый аспект связан с целью боговдохновенности. Если, как подчеркивает Финлейсон, целью является обеспечение достоверности откровения, тогда такая цель выполнена, поскольку откровение зафиксировано в письменном виде. Грамматическая и лексическая структуры оригинала становятся основой для правильного понимания содержания Библии. Можно предположить также, что грамматическая и лексическая форма оригинала является эталоном, который дал Господь и которому надо следовать в переводе. Однако такое положение не находит подтверждения ни в лингвистике, ни в богословии.

Второй ответ на этот же вопрос относится к сфере лингвистики. Мы можем назвать три главных аргумента в пользу той точки зрения, которая считает идиоматический подход к переводу полностью совместимым с учением о Боговдохновенности Писания. Во — первых, лингвистическая форма оригинала соответствовала языковой норме, актуальной для его современников; во — вторых, языковая форма подчинена смысловой структуре; наконец, различия между языками препятствуют буквальной передаче языковой формы оригинала на любой другой ЦЯ.

(1) Необходимо особо выделить тот факт, что авторы оригинального текста пользовались языком и нормой, естественными для своих современников. Обширный рукописный материал, обнаруженный в прошлом веке и в наши дни, свидетельствует о том, что авторы Нового Завета писали на греческом койне, характерном для того времени. Уффилд в своей книге "Вдохновенность и авторство Библии" красноречиво отмечает: "Дух Святой, призвав на помощь человеческую речь, использовал ее такой, какая она была в то время. Нельзя отрицать, что Святой Дух не мог описать закон солнца или назвать римскую цивилизацию "всем миром". Единственное, что должно учитываться, — это общепринятое значение того или иного высказывания. Если людей, говорящих на таком языке, понимают, следовательно и Дух Святой, пользующийся тем же языком, будет понят". Поскольку Святой Дух пользовал естественные для носителей оригинала языковые формы, вполне логично предположить, что переводчик может поступать таким же образом, употребляя формы, которые будут естественно восприниматься читателями ЦЯ.

(2) О подчиненности формы смыслу уже говорилось в 1 главе. Лингвистические формы отдельно взятого языка — это просто средства, с помощью которых осуществляется передача определенного смысла. Каждый из существующих языков обладает своей неповторимой системой грамматических и лексических форм, которые могут вполне адекватно сообщать информацию, содержащуюся в оригинале и выражаемую его собственными формами. Но формы ЦЯ существенно отличаются от форм оригинала, так что последние на могут обеспечить подходящего способа для передачи содержания на любой язык. Последущая цитата из Хюльста, где характеризуется перевод Ветхого Завета на голландский язык, подтверждает это положение [Hulst 1963, стр. 79–82]: "Вместо того, чтобы отделить содержание предложения на древнееврейском языке от его формы и выразить его средствами голландского языка, как форма так и содержание языка — источника переводятся на целевой язык без полного осознания того, что форма древнееврейского оригинала часто не совпадает с той формой, которая требуется в голландском языке. В результате, появляется перевод, изобилующий многочисленными гебраизмами. Конечно, переводчик может возразить, сказав, что он сделал по возможности буквальный перевод. Он может настаивать на том, что единство формы и содержания не должно нарушаться, но результатом будет грубо слепленный текст".

(3) Чтобы передать божественное откровение, Святой Дух использовал форму естественную и нормативную, которую мы находим в оригинале. Но форма эта в значительной степени отличается от формы любого другого языка. С лингвистической точки зрения отличия между грамматической и лексической структурами любых двух языков существенны. Правда, существует много похожих элементов, но, кроме очень близких диалектов, они малочисленны и зачастую случайны. В то же время языковых отличий можно насчитать большое множество. Каждый, кто когда — нибудь пытался всерьез заняться иностранным языком, понимает, как сложно овладеть, например, чужим произношением. Даже среди родственных европейский языков грамматические различия очевидны. Многие ошибочно полагают, что такие различия не затрагивают лексическую систему, т. е. значения слов и контекст, в котором они могут употребляться. Считается, что в этой сфере языки очень близки. Тем не менее, общеизвестен тот факт, что, например, в эскимосском языке, по сравнению с русским, существует несколько названий для снега.

Возможно, несколько примеров из греческого новозаветного текста послужат доказательством тому, насколько значительными могут быть различия в лексиконе языков. Глагол παρακαλέω, parakaleo употребляется в Новом Завете около 100 раз, а производные от него существительные παράκλησις, paraklesis и παράκλητος, parakletos — более 30 раз. По — русски этот глагол может передаваться разными словами: молить, просить, звать, утешать, желать, призывать, умолять, молиться; παράκλησις, paraklesis переводится как утешение, увещание, наставление; а παράκλητος, parakletos как утешитель, заступник, ходатай. Такая вариативность перевода объясняется тем, что в русском языке нет одного корня, который передавал бы все значения этого греческого слова.

В качестве еще одного примера можно привести любимый глагол апостола Павла καταργέω, katargeo, который встречается в Новом Завете 27 раз (25 раз у апостола Павла). Этот глагол соответствует большому числу значений в русском языке: оказаться, оставить, упразднить и др.

В Деян 10:44 сказано: "Дух Святый сошел на всех". В греческом тексте на месте глагола "сойти" находим глагол "упасть". Этот глагол был буквально переведен на один из языков. Его носители пришли к выводу, что Святой Дух гулял по небу, споткнулся и упал на людей. Из текста Деяний было ясно, что никто не пострадал, поэтому читатели заключили, что Дух очень легкий и поэтому не причинил вреда людям, на которых упал. Если греческий язык может использовать глагол "упасть" в широком смысле, то некоторым языкам это несвойственно.

То, что боговдохновенность оригинала гарантирует достоверность его формы и содержания, не подлежит сомнению. Но если божественное послание должно быть верно и адекватно передано на другие языки, то его необходимо изложить на понятном литературном языке, на который делается перевод.

Прежде чем обсудить еще одно возражение против идиоматического перевода, необходимо предостеречь читателя от ложного впечатления, которое может у него возникнуть. Огромное внимание, которое уделяют смыслу по сравнению с формой, может навести на мысль о том, что переводчик, осуществляющий идиоматический перевод совершенно пренебрегает формой оригинала. Это далеко не так. На самом деле лингвистической форме оригинала придают первостепенное значение. Только путем тщательного изучения грамматики и лексики оригинала переводчик может понять значение, которое предстоит передать на ЦЯ. Это включает в себя толкование текста, где на помощь приходят комментарии, грамматики, словари и другие экзегетические средства. Поскольку точный смысл оригинала определяется языковой формой текста, переводчик должен изучить грамматические принципы и лексикон ЦЯ, чтобы выбрать форму, которая передает нужное значение. Форма, вероятно, будет иной, но основанием для ее выбора в ЦЯ является значение оригинала, которое, в свою очередь, выражается его формой. Таким образом, во главу угла переводческой деятельности ставится лингвистическая форма.

Идиоматический перевод совместим с просветительной работой Святого Духа

Вопрос, который часто задают читатели в случае непонимания текста перевода, сводится к следующему: разве разъяснение написанного должно исходить от переводчика, а не от Духа Святого? Появление этого вопроса во многом обязано стиху из Священного Писания, где говорится: "Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия… и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно" (1 Кор 2:14).

Несколько цитат из других авторов поможет разъяснению данного вопроса. Преус говорит: "Пока содержание Писания не станет полностью понятным, нельзя говорить о его достаточности. Как мы можем быть спасены через веру в откровение Библии, если некоторые его места представляют для нас загадку…? Даже неверующий способен понять буквальное содержание Библии и оценить ее исторический материал… Но истинное духовное понимание… Писания может быть достигнуто только перерождением личности, и только с помощью просветительского воздействия через текст Святого Духа… В Библии содержится очень много неразгаданного, чего не может постичь человеческий интеллект, но тогда эти загадки не были занесены в Писание туманным и двусмысленным языком" [Preus 1957, с. 15б–58]. Бромили [Bromiley 1958, с. 212] приводит следующую цитату из Уитэкера: "Мы говорим, что Святой Дух есть высший толкователь Писания, потому что мы должны быть духовно просвещены, чтобы постичь истинный смысл Писания… поскольку ни одну спасающую душу истину невозможно понять без помощи Святого Духа". В той же самой книге Рамм пишет: "Человек, ослепленный грехом, нуждается в особом просвещении своего сердца для того, чтобы принять правду Божию как истину… Смысл божественной правды, и несомненность ее для верующих есть проявление воздействия Духа Святого на человеческое сердце" [Ramm 1958, с. 257].