Секира и меч - Сергей Зайцев

Рахиль сказала:

– Дедушка, он понимает наш язык. И даже говорит. Захария сделал удивленное лицо:

– Это правда? Глеб кивнул. Старик оживился:- Мы не знаем, как тебя зовут, герой.

– Глеб.

Старик почесал щеку:

– Кажется, это не латинское имя. Откуда ты? Глеб назвал свою страну.

Захария покачал головой:

– Это очень далеко. Это дальше Алании, дальше Скифии. Где-то там, на твоей родине, рождается ветер Борей. Я об этом читал в греческих книгах. А еще дальше – страна вечного мрака…

Рахиль испуганно округлила глаза:

– Оттуда этот человек?

– Да, почти оттуда, – кивнул старик. Рахиль покачала головой:

– Теперь мне понятно, почему он так бел. У них никогда не бывает солнца.

Захария сказал ей:

– А теперь приподними его плечо. Я ощупаю рану.

Рахиль сделала, как велел старик. Захария осторожно сунул под поясницу Глеба руку и, ощупывая легонько края раны, задумался. Потом сказал:

– Отек уменьшается. Скоро может наступить улучшение. Но если оно не наступит через три дня, оно не наступит никогда. Это будет значить, что поврежден позвоночник.

Старик достал из-за пазухи рожок, откупорил его и высыпал в чашу какой-то порошок. Потом залил порошок кипятком, передал чашу Рахили:

– Пусть он выпьет это. И не тревожь его разговорами. Он должен уснуть.

Рахиль, приподняв Глебу голову, дала ему выпить лекарство. И через какое-то время он почувствовал, будто тепло, будто сама жизнь разливается по его телу. Словно он выпил хорошего вина. Глебу стало легко и отчего-то приятно. Потянуло в сон. Закрывая глаза, Глеб слышал, как уходил старик. А еще он слышал, как рядом плакала женщина…

… Глеб проснулся от яркого света. Глеб повернул голову. Солнечный луч, проникая в узкое оконце в глинобитной стене, падал в угол, в котором стояли большие глиняные горшки. От горшков едва слышно пахло кислым молоком.

Глеб осмотрелся. Помещение, в коем он находился, было довольно просторное. У дальней стены располагался очаг с дымоходом. За очагом, под самым потолком – еще одно ложе, значительно шире того, на котором лежал Глеб. Несколько деревянных сундуков вдоль стен. А в стенах – множество углублений-полочек со всякой утварью. По углам – светильники. Пол земляной со ступенями, укрепленными камнем. Это жилище, видно, было полуземлянкой.

Снаружи блеяли овцы, кричали ослы.

Отворив ветхую дощатую дверь, вошла Рахиль. Увидев, что Глеб проснулся, она принесла к нему чашу с молоком и напоила. И даже приободрила:

– Старик сказал: все будет хорошо.

– Он опять приходил?

– Да. Он погнал овец на пастбище, – Рахиль на минуту задумалась, потом спросила: – Можно я буду называть тебя Самсоном? Мне непривычно звучание твоего имени.

– Почему Самсоном?

– Тебя все так называют в селении.

– Разве тут целое селение?

– Да. В горах. Правда, не очень большое.

Глеб был не против, чтобы его называли Самсоном. И сказал об этом. Но потом опять спросил, почему его называют именно Самсоном. Рахиль ответила:

– Ты поступил, как Самсон. Глеб удивился:

– Я знал в Константинополе Самсона. Он был булочник.

Рахиль едва-едва улыбнулась:

– Я говорю о другом Самсоне. О герое.

– Разве булочник не может быть героем?

– Может, конечно, – не могла не согласиться Рахиль. – Но тот Самсон, сын Маноя, был настоящее солнце…

И Рахиль рассказала Глебу легенду о том, как богатырь Самсон наказал коварных филистимлян, обрушив на них храм. Он погиб и сам в развалинах храма, но с Самсоном вместе погибло столько врагов, сколько он, непобедимый воин, не убил за всю свою жизнь.

Потом Рахиль спросила:

– Откуда ты знаешь наш язык?

– Там, в Константинополе… Меня научила одна женщина.

Рахиль посмотрела на него внимательно:

– Она была молодая?

– Старая, – Глеб улыбнулся. Рахиль сказала:

– Это странно, что ты так усердно учился у старой женщины…

– Что же тут странного! Были долгие зимние вечера.

Под вечер этого дня Глеб вдруг начал чувствовать боль.

И Рахиль сказала:

– Думаю, это хороший знак. Нам будет, чем похвастать старику.

Когда солнце почти уж совсем село, со двора опять донеслось блеяние овец. Это Захария пригнал отары. Он и сам скоро вошел в дом.

Рахиль сказала ему:

– Радуйся, дедушка! Ты был прав. Наш Самсон сегодня почувствовал боль.

Захария, улыбаясь, подошел к Глебу и велел ему подвигать рукой. Но у Глеба ничего не получилось. Старик сказал:

– Забудь, юноша, печаль! Вслед за болью придет исцеление…

И он, попросив Рахиль ему помочь, перевернул Глеба на бок. Осмотрел рану на пояснице.

Ощупывая края раны пальцами, старик приговаривал:

– Мне удается врачевать овец, ослов и лошадей. Почему же не удастся исцелить человека?

– Конечно, дедушка! – поддакивала Рахиль. – Разница небольшая.

Захария подвинул поближе к себе светильник и прокалил на огне острие ножа. И сказал:

– Я чувствую уплотнение. Оно и мешает тебе, герой. Я разрежу его. И посмотрим, что из этого выйдет. Не бойся.

– Не боюсь, – сказал Глеб и стиснул зубы. Старик ткнул в какое-то место ножом, и Глеб почувствовал, как по пояснице потекло что-то горячее.

– Это старая мертвая кровь, – объявил Захария. – Ее много здесь собралось после удара, и она сдавливала тебе спинной мозг. Все будет хорошо, Самсон.

Глеб улыбнулся и простонал:- Я и сам это чувствую, – и тут он приподнял руку и погладил Захарию по плечу. – Ты великий целитель, дедушка!

Старик засмеялся:

– О нет! Я простой пастух! Вот если б ты видел, что творит Илия в Газе!… Вот это лекарь!

Рахиль радовалась за Глеба:

– Дедушка! Ты видишь? Он гладит тебя рукой…

– Вижу, вижу, овечка! Не волнуйся! Твой герой еще совершит немало подвигов. Я знаю это.

– Откуда ты знаешь? – удивилась Рахиль. – Ты прочитал об этом в книгах, когда пас овец?

– Нет, я вижу! У него незапятнанное сердце. Меня удивляет, почему этого не видишь ты…

Они наложили на рану тугую повязку и осторожно положили Глеба навзничь. У Глеба был мокрый лоб, и Рахиль промокнула его тряпицей. Глеб удержал ее рукой за плечо и благодарно поцеловал ей нежный локоть.

Старик сделал вид, что этого не заметил.

– Пошевели-ка, юноша, ногой. Глеб пошевелил.

– А теперь другой пошевели. Глеб пошевелил и другой ногой. Захария довольно засмеялся:

– Через день-два ты уже будешь сидеть. А еще через неделю я возьму тебя с собой пасти овец. Ты видел когда-нибудь курдючных овец?.. Я тебе покажу…