Кризис античной культуры - Елена Штаерман

Введение. Античность и современность

Какое значение имеет для современного человека изучение античного мира и его культуры? На этот нередко возникающий вопрос могут быть даны два ответа. Ответ первый вытекает из того значения, которое античное наследие имело для генезиса и развития современной культуры. Соответствующие факты столь многочисленны и столь общеизвестны, что нет необходимости подробно на них останавливаться. Почти в любой области античной культуры, будь то изобразительное искусство, театр, философия, право, наука, этика, мы найдем идеи, теории, к или иначе повлиявшие на аналогичные сферы культуры средних веков, Возрождения, современности. Поэтому без знакомства с античной культурой нельзя понять не только всю последующую историю культуры, но и множество заимствованных у греков и римлян образов, сюжетов, мыслей, постоянно встречающихся в скульптуре, живописи, художественной, философской, научной литературе.

Второй ответ в значительной мере связан с первым, но опирается на некие более общие предпосылки. Именно вследствие того значения, которое наследие античного мира имело для последующей истории, особенно для истории Европы, оно издавна стало арсеналом оружия идеологов самых различных политических течений[1]. Одни вдохновились примером тех или иных деятелей, идеализированных и достаточно произвольно интерпретированных, — «борцов за народное дело» Гракхов, «тираноборцев», убийц Цезаря — Брута и Кассия, самого Цезаря и т. д. Даже в наше время, в годы второй мировой войны и после нее, на Западе появилась целая серия написанных как специалистами, так и дилетантами книг и брошюр о Цицероне, Цезаре, Августе, авторы которых иллюстрировали свои политические симпатии и антипатииобразами избранных ими персонажей. Известный французский историк Ж. Каркопино, бывший министром вишийского правительства, всячески превозносил Цезаря и его политику как в Риме, так и в покоренной им Галлии. Напротив, те, кто не примирился с гитлеровской оккупацией Франции, подняли на щит как национального героя Верцингеторига, вождя галлов в их последней и самой серьезной попытке организовать сопротивление Цезарю.

Историки и политические деятели во все времена обращались к греко-римской истории не только в связи с характеристикой отдельных личностей, но и изучая те периоды античной истории, которые, по их мнению, давали более всего нужный им материал. Так, например, в XIX в. в Англии во время борьбы за расширение и укрепление буржуазной демократии особенно детально исследовалась афинская демократия. Знаменитый немецкий историк Т. Моммзен, сторонник объединения Германии под сильной властью монарха, в своей пользовавшейся широкой популярностью «Римской истории» основное внимание уделял эпохе гражданских войн, окончившихся, с его точки зрения, поражением прогнившей сенатской аристократии и утверждением «демократической монархии» Цезаря[2]. Когда в середине XIX в. особенно актуальной была проблема буржуазных конституций, тщательнейшим образом изучался римский государственный строй: права и обязанности магистратов, сената, народного собрания, различные полномочия и титулы римских императоров и юридическое обоснование их власти[3]. Острота аграрного вопроса в пореформенной России вызвала к жизни ряд исследований римских аграрных отношений[4], движение за освобождение от рабства американских негров обострило интерес к античному рабству, трактовавшемуся как институт, во-первых, аморальный, а во-вторых, пагубно повлиявший на судьбы античного мира[5].

Однако, пожалуй, наибольший интерес представляет та роль, которую античность играет в различных концепциях философии истории, тесно связанных с общефилософскими, мировоззренческими направлениями[6].

В современной западной научно-популярной литературе постоянно звучат призывы учиться на опыте античного мира. При этом не просто сопоставляются, а отождествляются такие явления, как, например, римские и современные войны, Римская империя и колониальные державы; регулирование экономики, проводившееся римским и современными государствами; античные и раннехристианские утопии и современный социализм и т. д. В таких конструкциях игнорируется тот, казалось бы, самоочевидный факт, что в обществах, столь различных по своему техническому потенциалу, организации производства, социальной структуре, политическому строю, как общества античные и современное буржуазное, сходные иногда по внешности явления и процессы не только могут, но и должны приводить к разным результатам и играть разную роль.

Многие западные историки-теоретики, исходя из своих общефилософских концепций всемирно-исторического процесса, стремились и стремятся обосновать правомерность широкого использования исторических аналогий, особенно между античностью и современностью. В первую очередь это относится к тем из них, которые рассматривают всемирную историю как смену более или менее замкнутых комплексов — эпох, культур, цивилизаций. Каждая такая целостность, согласно их концепции, пройдя стадии рождения, роста, зрелости и упадка, гибнет, уступая место новой целостности, в свою очередь проходящей тот же цикл. Такие циклические теории довольно многочисленны и строятся на различных исходных положениях, на различных подходах к историческому материалу[7].

Некоторые ученые, например немецкий историк Эдуард Мейер и близкий к нему автор всемирной истории Курт Брейсиг[8], исходят в основном из политических и экономических факторов. Античный мир, в их трактовке, так же как современная Европа, прошел через эпохи первобытности, средневековья (т. е. феодализма) и нового и новейшего времени (т. е. капитализма).

Авторы циклических концепций другого типа (наиболее известен А. Тойнби[9], но на сходной точке зрения стоят и многие иные, например, американские культурологи Кребер[10], Ф. Багби[11], историк К. Квили[12], английский социолог Л. Мамфорд[13]) принимают за единицу исторического процесса и исторического исследования культуру, или цивилизацию, т. е. некий ограниченный во времени и пространстве общественный организм. Принципы выделения таких организмов и соответственно число существовавших или ныне существующих культур (или цивилизаций) у различных авторов различны, но в центре их интересов стоит западноевропейская культура (или цивилизация), а моделью, эталоном для выявления закономерностей движения цивилизаций служит античность.

На основе главным образом интерпретации истории античности строится и несколько иной вариант циклической смены культур, принимающий за единицу исторического процесса определенный тип культуры, не связанный с временем и пространством. На такой позиции стоят, например, испанский философ Ортега-и-Гассет[14] и американский социолог Ф. Нортроп[15].

Перечисленные концепции неприемлемы не только для историков-марксистов, но неоднократно подвергались критике и со стороны ряда прогрессивных западных историков и социологов. При всем существенном различии каждой из них присущи некоторые общие и как раз наиболее уязвимые пункты. Все они игнорируют или отодвигают далеко на задний план материальную жизнь общества. Им не только чуждо представление о последовательной смене социально-экономических формаций, но они даже не задаются вопросом о том, чем с точки зрения форм собственности, эксплуатации, социальной структуры и общественных связей отличается, например, античное рабовладельческое общество от капиталистического, какова разница между античным рабовладельцем и современным капиталистом, между античными рабами и наемными рабочими буржуазного мира, между классовой борьбой, степенью развития классового самосознания, возможностями коренного переустройства общественных отношений в древности и теперь. Взаимосвязь между базисом и надстройкой, между способом производства и определяемыми им воззрениями на природу, общество, человека, его задачи и цели, воззрениями, обусловливающими самый характер культуры, они переворачивают с ног на голову. Отсюда непонимание того факта, что закономерности развития каждой формации, а следовательно, и ее культуры, определяются специфическими, только ей присущими условиями, и ими же определяется конечный итог этого развития.

Всем этим концепциям свойственна также реакционная идеализация ранних периодов различных цивилизаций, когда низшие якобы добровольно повиновались высшим, а религиозность и основанная на вере мораль обусловливали наивысшую способность к творчеству.

Наконец все или почти все циклические концепции родились из твердой уверенности их авторов в глубоком кризисе, упадке и неотвратимой или отвратимой лишь с большим трудом гибели современной европейской культуры. Поэтому тема кризиса цивилизаций и в первую очередь цивилизации античной занимает в их исследованиях главенствующее место.