Том 17. Джимми Питт и другие - Пэлем Вудхауз

Пэлем Грэнвил Вудхауз

Собрание сочинений

Том 17. Джимми Питт и другие

Джентльмен без определенных занятий

Перевод с английского М. Лахути

Глава I ДЖИММИ ЗАКЛЮЧАЕТ ПАРИ

Главная курительная комната клуба «Ваганты» уже полчаса как начала наполняться народом и сейчас была почти полна. «Ваганты» — может, и не самый роскошный, но во многих отношениях самый приятный клуб в Нью-Йорке. Его девиз — комфорт без помпезности, и после одиннадцати вечера его занимают главным образом люди сцены. Все здесь молоды, гладко выбриты и увлечены беседой, а беседуют они на чисто профессиональные темы.

В тот июльский вечер все собравшиеся пришли сюда из театра. Большинство их составляли актеры, но было и несколько театралов, только что с премьеры последней новинки, из серии «переплюнуть Раффлза».[1] В том сезоне в большой моде были пьесы, чьи герои восхищают публику, пока находятся по ту сторону рампы, но становятся куда менее симпатичными, если встретишься с ними в реальной жизни. Вот и сегодня на премьере Артур Мифлин, в жизни — образцовый молодой человек, заслужил бурные аплодисменты, совершив ряд действий, за которые, будь они проделаны за пределами театра, его бы немедленно исключили как из клуба «Ваганты», так и из любого другого клуба. Одетый в безупречный вечерний костюм, он с приятной улыбкой на лице взломал сейф, украл ценные бумаги и драгоценности на крупную сумму и вслед за тем, нимало не смущаясь, удрал через окошко. В течение четырех актов он водил за нос полицейского сыщика и остановил целую толпу преследователей, угрожая им револьвером. Публика все это целиком и полностью поддерживала.

— Да, это настоящий успех, — заметил кто-то в клубах дыма.

— Эти пьески в духе «Раффлза» всегда имеют успех, — проворчал Уиллетт, игравший грубоватых папаш в музыкальной комедии. — Несколько лет назад никто бы не решился вывести на подмостки героя-жулика. А теперь, похоже, публика ничего другого и не желает. Хотя они сами не знают, что им надо, — закончил он уныло.

Возможно, Уиллетт был не совсем объективен — пьеса «Красотка из Булони», в которой он исполнял роль Сайруса К. Хиггса, чикагского миллионера, помаленьку сходила со сцены на скудной диете газетных рецензий.

— Я на премьере видел Джимми Питта, — сказал Рейке. Все живо заинтересовались.

— Джимми Питт? Когда он вернулся? Я думал, он в Италии.

— Должно быть, приехал на «Лузитании». Она вошла в порт сегодня утром.

— Джимми Питт? — переспросил Саттон из театра «Мажестик». — Надолго он уезжал? В прошлый раз я видел его на премьере «Аутсайдера». Это было месяца два назад.

— По-моему, он путешествовал по Европе, — ответил Рейке. — Бывает же везение! Я бы тоже не прочь.

Саттон стряхнул пепел с сигары.

— Завидую я Джимми, — сказал он. — Ни с кем другим не хотел бы поменяться местами, а с ним хотел бы. Человеку просто не положено иметь столько денег, разве только профессиональному олигарху. При этом здоров, как бык. В жизни ничем не болел страшнее кори. Ни единого родственника. Да еще и не женат.

Саттон, трижды женатый, произнес последние слова с особым чувством.

— Хороший он малый, Джимми, — высказался Рейке.

— Да, — сказал Артур Мифлин. — Да, Джимми хороший малый. Я его сто лет знаю. Вместе учились в колледже. Интеллектом он не блещет — не то, что я. Но малый душевный. Во-первых, он столько народу в свое время вытаскивал из глубкой финансовой ямы — больше, чем половина населения Нью-Йорка.

— Ну и что? — буркнул Уиллетт, которого вогнали в меланхолию невзгоды булонской красотки. — Легко играть в благотворительность, когда сам без пяти минут миллионер.

— Да, — с жаром возразил Мифлин, — но не очень-то легко, если сам вкалываешь в газете за тридцать долларов в неделю. Когда Джимми был репортером в отделе новостей, целая толпа кормилась за его счет. Причем постоянно, заметь, — не то, чтобы одолжить при случае доллар-другой. Спали на его диване, а утром садились к столу завтракать. Я просто из себя выходил. Все спрашивал, как он это терпит. А он говорит — им больше некуда идти. Он, мол, в состоянии их поддержать — и правда, как-то ухитрялся, хоть я до сих пор не понимаю, как он изворачивался на тридцать долларов в неделю.

— Ну, если уж он такой лопух, значит, и поделом ему… — начал Уиллетт.

— Эй, прекрати! — одернул его Рейке. — Нечего наезжать на Джимми.

— А все-таки, — сказал Саттон, — я рад, что он получил наследство. Невозможно держать открытый дом на тридцатку в неделю. Кстати, Артур, кто ему денежки-то оставил? Я слышал, дядя?

— Нет, не дядя, — сказал Мифлин. — Это, можно сказать, романтическая история. Один тип много лет назад был влюблен в матушку Джимми. Потом он уехал на Запад, нажил кучу денег и все завещал миссис Питт или ее детям. Когда это случилось, она уже несколько лет как умерла. Джимми, конечно, об этом обо всем ни сном ни духом, и вдруг приходит письмо от поверенного с приглашением зайти в контору. Он туда, сюда, а там — хоп! Примерно пятьсот тысяч долларов только и ждут, чтобы он их потратил.

К этому времени Джимми Питт окончательно вытеснил «Любовь медвежатника» из общей беседы. Все присутствующие были знакомы с Джимми, большинство — еще по газетным дням, и хотя каждый скорее бы умер, чем признался в этом, но все они были ему благодарны за то, что он относится к ним сейчас, когда в его распоряжении полмиллиона долларов, точно так же, как было при тридцати в неделю. Разумеется, богатое наследство не делает молодого человека прекрасней и благородней, но не все молодые люди это понимают.

— Странная у него была жизнь, — сказал Мифлин. — Чего он только не перепробовал. Знаете, он ведь выступал на сцене до того, как занялся газетным делом. Только в бродячих труппах, если не ошибаюсь. Потом ему надоело, он и бросил. Вот в этом вечная его беда. Не может остановиться на чем-нибудь одном. Учился в Йейле на юриста — недоучился. Когда ушел из театра, объехал все Соединенные Штаты, без гроша в кармане, брался за любую работу, какая подвернется. Пару дней проработал официантом, потом его выгнали за то, что бил тарелки. После этого устроился в лавку ювелира. Он, по-моему, большой знаток по части драгоценностей. Как-то раз заработал сотню долларов, продержавшись три раунда против Малыша Брэди. Малыш тогда проводил турне по всем Штатам после того, как отобрал титул чемпиона у Джимми Гарвина. Объявил награду в сто долларов тому, кто схватится с ним и протянет три раунда. Джимми это сделал не глядя. Он был лучшим среди любителей в своем весе — по крайней мере, я никого лучше не видел. Малыш уговаривал его всерьез заняться боксом, но Джимми в те времена просто не мог подолгу заниматься чем-то одним. Душа у него цыганская. Только в дороге он бывал по-настоящему счастлив, и теперь, видать, такой же, хоть и получил наследство.

— Ну, теперь-то он может себе позволить разъезжать по свету, — завел свое Рейке. — Мне бы такие денежки…

— А слыхали, как Джимми… — начал было Мифлин, но тут Одиссея Джимми Питта была прервана.

Открылась дверь, и вошел Улисс собственной персоной.

Джимми Питт был молодой человек среднего роста, но казался ниже из-за невероятной ширины и объема грудной клетки. Квадратный, чуть выступающий подбородок в сочетании со свойственной атлетам лихостью осанки и пронзительными карими глазами, словно у бультерьера, придавали ему агрессивный вид, но впечатление это было в высшей степени обманчивым. По характеру Джимми вовсе не был агрессивен. Не только глаза были у него как у бультерьера, но и такое же добродушие. А при случае могло проявиться и свойственное этой породе непреклонное упорство в достижении цели.

Его появление было встречено дружными приветственными криками.

— Хелло, Джимми!

— Давно вернулся?

— Давай к нам, садись. Тут места много.

— «Где он бродит, мой друг, нынче ночью»?

— Официант! Джимми, что будешь пить? Джимми рухнул в кресло и широко зевнул.

— Ну что, — спросил он, — как дела? Хелло, Рейке! Смотрел сегодня «Любовь медвежатника». Мне показалось, что я тебя там видел. Хелло, Артур! Поздравляю. Прекрасно подал текст.

— Спасибо, — сказал Мифлин. — А мы как раз говорили о тебе, Джимми. Ты, должно быть, приехал на «Лузитании»?

— На этот раз она не побила рекордов, — сказал Саттон. В глазах Джимми появилось нечто похожее на задумчивость.

— По мне, она пришла в порт слишком быстро, — сказал он. — Не понимаю, какой смысл нестись с такой скоростью, — продолжил он торопливо. — Так приятно, когда есть возможность насладиться морским воздухом.

— Знаем мы этот морской воздух, — пробормотал Мифлин.

Джимми быстро обернулся к нему:

— Что ты там лепечешь, Артур?