Алтарь Эдема - Джеймс Роллинс

Джеймс Роллинс

«Алтарь Эдема»

Моей сестре Лори

Мы все любим тебя

И Вавилон будет грудою развалин, жилищем шакалов, ужасом и посмеянием, без жителей.

И что за чудище, дождавшись часа,

Ползет, чтобы родиться в Вифлееме?

Изучение природы делает человека в конечном счете таким же жестоким, как природа.

Благодарности

Я никогда не был твердым приверженцем старой мудрости: «Пиши о том, что знаешь». Какое в этом удовольствие? Но все же, получив ветеринарное образование, я всегда хотел написать книгу, главным героем которой был бы ветеринар. Но даже и в данном случае я не мог в полном объеме следовать старой мудрости. Чтобы написать этот роман, мне пришлось воспользоваться помощью множества людей. В первую очередь, как всегда, я должен отдать должное моей группе критиков. Это Пенни Холл, Джуди Прей, Дейв Муррей, Каролин Уильям, Крис Кроу, Ли Гаррет, Джейн О'Рива, Салли Барнс, Денни Грейсон, Леонард Литтл, Кати Л'Эклюз, Скотт Смит, Крис Смит и Уилл Муррей. Отдельная благодарность Стиву Прею за его помощь с картами. Каролин Маккрей и Дэвид Сильвиан, не входящие в эту группу, решают мои бытовые проблемы, давая мне тем самым возможность писать. Доктор Скотт Браун уточнил некоторые медицинские детали, а Чери Маккартер продолжает служить источником информации (включая и статью о змее, родившейся с ногой… как мне это понравилось!). Особая благодарность Стиву и Элизабет Бери за их великую дружбу (и за Лиз, которой нет в этой книге, поэтому правильно будет упомянуть ее здесь). И наконец, хочу выразить признательность четырем людям, которые помогали мне на всех этапах работы: моему редактору Лисе Койх и ее коллеге Уэнди Ли, а также моим литературным агентам Руссу Галену и Дэнни Барроу. Они служили надежной опорой автору. И как всегда, должен сказать, что все фактические ошибки и неточности — целиком на совести автора.

Иллюстрации

Апрель 2003

Багдад, Ирак

Два мальчика стояли у клетки для львов.

— Я не хочу входить внутрь, — сказал младший. Он притиснулся к своему брату, изо всех сил вцепившись в его руку.

На обоих были огромные, не по росту куртки, лица в царапинах, на головах шерстяные шапочки. В этот ранний час, когда солнце еще не взошло, утренний холод пробирал до костей и приходилось двигаться, чтобы не замерзнуть.

— Бари, клетка пуста. Да не будь ты таким шакхифом. Смотри. — Макин, старший из двух, распахнул металлическую дверь, за которой стали видны голые бетонные стены. В темном углу лежала небольшая груда старых изгрызенных костей. — Из них может получиться неплохой суп.

Макин оглянулся на руины зоопарка. Он помнил, как здорово здесь было когда-то. Полгода назад, на его двенадцатилетие, они пришли сюда, чтобы устроить пикник в саду Аль-Завраа с его аттракционами и зоопарком. Весь тот теплый день семья гуляла вдоль клеток с обезьянами, попугаями, верблюдами, волками, медведями. Макин даже скормил одному из верблюдов яблоко. Он все еще помнил это ощущение резиновых губ на своей ладони.

Стоя здесь теперь, он смотрел на тот же парк, но постаревшими глазами, постаревшими больше чем на полгода, что прошли с того дня. Парк превратился в свалку мусора, зачумленную страну почерневших от огня стен, зловонных луж, подернутых нефтяной пленкой, и взорванных зданий.

Месяц назад Макин из окон своей квартиры вблизи парка смотрел, как среди этих пышных деревьев происходят огневые стычки американцев и Республиканской гвардии. Яростное сражение завязалось с наступлением сумерек, стрельба и вой ракет продолжились и ночью. К утру все затихло. Над землей повис густой дым, за которым целый день не было видно солнца. С балкона их небольшой квартирки Макин увидел льва — тот вышел из парка и побрел в город. Он двигался, словно неясная тень, и вскоре исчез на улицах. Бежали и другие животные, зато в течение двух следующих дней парк наводняли толпы людей.

Мародеры — так их назвал отец, он тогда сплюнул на пол и выругался неприличными словами.

Клетки стояли нараспашку, животные были похищены — некоторые пошли на стол, некоторых продали на черном рынке за рекой. Отец Макина и еще несколько человек отправились за помощью, чтобы защитить их район от разграбления, но он так и не вернулся. Никто из них не вернулся.

В течение следующих недель бремя забот о семье легло на Макина. Мать расхворалась, голова у нее горела от жара, она потерялась в пространстве между ужасом и скорбью. Все, что Макин мог для нее сделать, — это давать ей немного воды.

Если бы он мог приготовить для нее хороший суп, дать чего-нибудь поесть…

Он снова осмотрел кости в клетке. Каждое утро они с братом по часу бродили в разоренном саду и зоопарке, отыскивая чего-нибудь съестное. На плече у него висел мешок из грубой ткани, а в нем болтался заплесневелый апельсин и горсть семян, сметенных с пола в птичьей клетке. Маленький Бари тоже нашел кое-что в мусорном бачке — помятую консервную банку с бобами. Увидев ее, Макин чуть не расплакался и завернул сокровище в плотный свитер своего младшего брата.

Вчера какой-то мальчишка постарше с длинным ножом отобрал у Макина его мешок, и тот вернулся домой с пустыми руками. В этот день они ничего не ели. Но сегодня они ух как наедятся. Даже мама, иншаллах, молился он.

Таща за собой Бари, Макин вошел в клетку. Издалека доносились короткие автоматные очереди, словно сердитые хлопки недобрых рук, которые пытались отогнать их.

Старший брат был осторожен. Он знал, что нужно торопиться, и не хотел оставаться на улице, когда взойдет солнце, — это будет слишком опасно. Устремившись к кучке в углу, он опустил мешок на пол и принялся складывать в него обгрызенные суставы и поломанные кости.

Закончив, он завязал мешок и встал, но не успел сделать и шага — где-то рядом прозвучал голос, произнесший несколько слов на арабском:

— Йалла! Сюда! Ко мне!

Макин пригнулся и усадил на корточки Бари, укрываясь за шлакоблочной стенкой высотой до колена в передней части клетки, и прижал к себе брата, чтобы тот помалкивал.

Перед клеткой прошли крупные тени. Чуть высунув голову, Макин мельком увидел двоих: один высокий в военной защитной форме, другой коренастый, с большим животом, одетый в темный костюм.