Отзвуки родины - Элизабет Вернер

Элизабет Вернер

Отзвуки родины

Глава I

Сверкая под золотистыми лучами солнца, темно-синее море забыло про мечтательную, дремотную тишь – оно бурлило и пенилось, вздымая белоснежные барашки. Неумолчный шум прибоя сливался с громкой песней ветра, гнувшего верхушки деревьев прибрежного леса. Нелегкий путь предстоял двум яхтам, спешившим на всех парусах к шлезвиг-голштинскому берегу – сильное волнение кидало их из стороны в сторону, а с севера дул резкий ветер; но на обоих судах рули находились, по-видимому, в надежных руках, потому что яхты твердо держались одного направления и устремились, наконец, к замку, широкая каменная терраса и высокая черепичная кровля которого выглядывали из расцвеченного по-осеннему парка.

Это старое могучее здание еще сохранило следы бывшего укрепления, но без средневековых великолепия и романтизма. На серых от древности стенах не было никаких украшений, и они с таким упрямством смотрели на бушующее море, словно хотели крикнуть ему и его бурям: «Посмейте-ка только приблизиться к нам».

У одного из окон первого этажа стоял стройный красивый юноша лет пятнадцати и с напряженным вниманием смотрел на море. Теперь он отвернулся от окна и крикнул:

– Наконец-то яхты показались! Сейчас причалят.

Старый господин, к которому были обращены эти слова и который сидел за столом, заваленным книгами и тетрадями, выслушал это известие без особенного интереса, так как ответил недовольным тоном:

– Какой толк, Отто, будет от нашего урока латинского языка, если вы беспрестанно подбегаете к окну? Давайте же, наконец, начнем работать!

Но Отто не обратил ни малейшего внимания на приглашение.

– Они идут на всех парусах, волны перекатываются через палубу. Замечательная прогулка!

– Отчаянная прогулка! – возразил старик, качая головой. – Что за безумная мысль устраивать в такую погоду состязания на парусах, да еще с дамами! Но это как раз во вкусе господина фон Мансфельда, а капитан Гарет поддерживает его. Каждый день у них новая причуда. Но теперь вы увидели, что яхты прибыли благополучно; возвратимся же к нашим книгам.

– Противные книги! Из-за них я опять не смог сегодня ехать с ними, – ворчал Отто, но тем не менее сел на место.

Учитель пытался придать своим несколько педантичным, но бесконечно добродушным чертам лица строгость.

– Конечно, кататься на лодках, скакать по полям, охотиться – только этим и занята ваша голова, как будто ничему иному на свете и учиться не надо!

– Да, я вовсе не желаю быть ученым! Я стану солдатом, как и мой отец!

– А вы думаете, что для этого не надо учиться? Да такой мальчик, как вы, вообще не может еще серьезно определить свое призвание. В вашем возрасте еще десять раз меняют свои наклонности.

– В моем возрасте? – обиделся Отто. – Мне пятнадцать лет, а вы и все домашние обращаетесь со мной, как с ребенком. Но пусть только начнется война, я сразу же выброшу весь этот книжный хлам и пойду драться!

– Браво, юнкер Отто! – раздался голос за дверью. Она распахнулась, и на пороге показался мужчина лет тридцати, сильный и энергичный, в костюме, который носили богатые крестьяне в окрестности. Однако, несмотря на это, он чувствовал себя в замке, похоже, своим, так как вошел, не ожидая приглашения, и протянул руку мальчику, который вскочил с радостным восклицанием:

– Арнульф! Наконец-то ты появился снова!

– Ну, да, когда является господин Арнульф Янсен, урок должен кончиться, – с добродушной насмешкой промолвил учитель. – Вовсе не надо делать моего воспитанника еще необузданнее, чем он есть. Мне и так стоит немалого труда удерживать его около книг.

– Охотно верю, – последовал сухой ответ. – Но буквоеда вам все же не удастся из него сделать.

– Вы очень учтивы! – в голосе старика чувствовалась обида.

– Я не думал ничего дурного, – ответил Янсен. – Я полагаю только, что бывают люди, созданные специально для книг, как например, вы, доктор Лоренц; но бывают и другие, созданные, чтобы бороться с жизнью и светом, а в случае необходимости, нанести им сильный удар. А наш юнкер – ну за десять шагов видно, для чего создан он.

– Чтобы нанести удар! – с торжеством воскликнул Отто. – Ах, как я хотел бы, чтобы это случилось уже теперь!

– Не начинайте только, пожалуйста, тотчас же! – Лоренц испуганно закрыл руками любимые книги.

Что касается Арнульфа Янсена, то он только кивнул неистовому Роланду головой, коротко заметив:

– Может быть, это начнется скорее, чем мы думаем. Я хотел поговорить с баронессой, ведь барышня тоже дома?

– Нора поехала кататься с Гельмутом и гостями, – доложил Отто, снова отошедший к окну, – но они уже, должно быть, высадились. Верно! Вот они идут. Теперь-то я, наконец, узнаю, чья яхта была первой в Штрандгольме.

С этими словами юноша ураганом вылетел из комнаты навстречу прибывшим. Молча подавив вздох, Лоренц покорно закрыл книгу, которую держал еще в руке, Янсен же сурово повторил:

– С Гельмутом! Ну, да, конечно, ведь новый хозяин майората теперь здесь.

– Да, уже больше недели, – подтвердил Лоренц. – Вы его уже видели?

– Нет, да не имею особого желания!

– Вы не правы. Барон Гельмут – весьма симпатичный господин.

– И к тому же датчанин! Он не делает из этого тайны, и в мансфельдских поместьях чувствуется уже новый режим!

Лицо воспитателя внезапно приняло серьезное и озабоченное выражение, и он, пожав плечами, произнес:

– Но чего же еще следовало ждать от барона при том воспитании, которое он получил? Он ведь был еще ребенком, когда его мать второй раз вышла замуж и отдала свою руку барону Оденсборгу. Нельзя же было лишить ее единственного сына, а отчим воспитал его по-своему. Его систематически держали вдали от родины и семьи; в этом его несчастье, но не вина.

– Но его вина в том, что в продолжение всех долгих лет он ни разу не спросил о своей родине, – страстно воскликнул Янсен, – что у него никогда не находилось времени приехать туда, где он родился, где похоронен его отец, где жили его дед и бабка. Его вина в том, что он не приехал сюда закрыть глаза старому владельцу майората. Всю свою жизнь он не думал ни об отечестве, ни о семье – пусть же и он испытает, каково человеку, когда о нем никто не вспоминает. Надеюсь, он вскоре вернется туда, откуда прибыл.

– Не думаю, – возразил Лоренц. – Одна уже передача поместий потребует его продолжительного пребывания здесь, а затем ведь всем известна воля завещателя.

Арнульф мрачно насупил брови, и его голос зазвучал сердито и глухо:

– Да, она известна мне! То, что наделал старый барон, ему и в гробу простить нельзя.

– Арнульф!

– Да, да!.. Я сказал и утверждаю это! Всю жизнь он отличался справедливостью, внучка была его любимицей, и вот с последним дыханием он продал ее человеку, ставшему врагом своей родины.

– У вас отчаянная манера выражаться, – недовольно заметил Лоренц. – Продать! Как можно говорить так, когда речь идет о союзе двух близких родственников, чтобы исполнить последнюю волю умирающего! Возможно, старый барон лелеял мысль этим браком обеспечить будущность Элеоноры и ее брата, а главное – он надеялся, что молодой красавице-жене удастся то, что не удалось ему, то есть вернуть Гельмута своим. А вы со своей грубой прямотой сейчас же все перевернете. Сразу видно, что вам недостает женского общества, что вы одиноки в своем большом доме. Вашему дому не хватает хозяйки.

– Мой дом в порядке и без хозяйки! – коротко обрезал Янсен, отворачиваясь к окну.

– Но его хозяину нисколько не повредило бы, если бы там воцарился другой порядок. Вам уже тридцать лет, Арнульф, вы один из самых богатых во всем округе и, куда бы ни постучались, отказа вам не будет. Когда же вы наконец…

– Не трудитесь, пожалуйста! – резко перебил его Янсен. – Не хочу этого! Вот и все!

Старик при такой невежливой отповеди только сердито покачал головой:

– Ну, знаете, немного потеряют наши девушки, если вы не женитесь ни на одной из них.

– Я думаю так же, – подтвердил Янсен, – значит, и горевать не о чем.

Он замолчал, потому что в соседней комнате послышались голоса и затем появились молодой человек в сопровождении девушки и Отто, который говорил с явным разочарованием:

– Так, значит, вы пришли в одно время? А я думал, Фриц Горст будет первым!

– Для тебя было бы приятнее, если бы он опередил меня на несколько сажен? – со смехом спросил Гельмут. – Нет, мой маленький братец, на этот раз капитану пришлось-таки немало поработать, борясь за первенство, и все-таки спор окончился вничью, поскольку яхты прибыли в Штрандгольм одновременно.

Барышня между тем обратилась к обоим мужчинам. С первого взгляда бросалось в глаза, что они с Отто – родные брат и сестра, сходство было поразительным: те же черты, те же темные выразительные глаза, мягкие каштановые волосы, пышными кудрями вившиеся у мальчика и роскошной косой обвившиеся вокруг головы девушки. Но в то время как Отто сиял юной жизнерадостностью, прекрасное лицо его сестры выражало серьезность и холодность, как-то негармонировавшие с ее девятнадцатилетним возрастом. Может быть, оно было следствием надетого на нее траура?