Человек хотел добра - Виктор Московкин

Виктор Московкин

Человек хотел добра

Человек хотел добра

Шли ребята из школы: Колька Пахомов, по прозвищу Торопыга, и Егор Балашов, у которого прозвища не было. Завернули они на гороховое поле, нарвали стручков, а потом легли у омета на солому, стали горох шелушить и рассуждать.

— Нет, — сказал Колька Пахомов, — как не прикидывай, а лето у нас короткое. Не успеешь загореть как следует, и опять надо в школу. То ли дело в Африке — круглый год печет.

— Вот это живут! — подал голос Егор Балашов. — Слушай, Торопыга, а когда же они в школу ходят, ежели у них всегда лето?

Кольку Пахомова прозвали Торопыгой потому, что он везде и всюду торопится; даже когда говорит — строчит словами, как из автомата. Спросит учительница что-нибудь, Колька моментально вскидывает руку — иногда правильно ответит, а чаще в спешке такое понесет, хоть уши затыкай.

И вообще он весь такой торопливый. У Егора, например, даже веснушки на лице расположены как-то обдуманно: со всех сторон одинаково. А в Кольку будто бросили горсть. Ему бы постоять, подождать, пока ровным слоем лягут, а он заторопился, побежал; потому у него веснушки и рассыпаны как попало: на лице немного, на правом ухе немного, а левое и вся шея сзади сплошь забрызганы.

— А я думаю, им ходить в школу незачем — они дома занимаются, — ответил Торопыга на вопрос своего приятеля.

— Вот это живут! — завистливо повторил Егор Балашов.

— Мамка вчера говорит: «Спи, Колюха, на печке, прогреешься и кашлять перестанешь». Ну, спал! А толку что? Утром по росе босиком побегал — снова кашляю.

— Какой уж толк, — поддакнул Егор. — А в Африке, пожалуй, и печек не надо.

Помолчали, подумали о том, как легко жить людям в Африке.

— Ты вот что, — сказал потом Торопыга. — Иди сейчас к моей мамке и скажи, чтобы она меня в больницу отвезла. Пусть меня от школы на недельку освободят.

— На недельку от школы… это хорошо, — вздохнул Егор Балашов. — Только почему я должен идти? Сам скажи.

— Мне самому неудобно.

— Тебе неудобно, а мне удобно? — не понял Егор.

— Конечно! Тебе оттого удобно, что ты добра хочешь человеку. Когда добро — всегда удобно.

— Это ты себе добра хочешь, — возразил Егор. — Вот тебе и удобно.

Так или не так, а все же, как пришли в деревню, Егор сразу к матери Кольки Пахомова, сказал ей да еще приврал: учительница, мол, показать врачу велела.

На следующий день Торопыга уехал в больницу. Вернулся к вечеру веселый-развеселый…

— Не велели в школу ходить, — пояснил он, — потому что коклюш, заразить других, можно. Теперь погуляем…

В деревне двенадцать домов. Из дома в дом несется страшная новость: у Торопыги коклюш, заразить может.

Ребята «попа» по дороге гоняли. Хотел сыграть и Колька, а они перепугались и от него, как от чумного, врассыпную бросились, биты где попало оставили. Обрадовался Торопыга и понесся за ними.

Всех разогнал по домам. Только трехлетняя Нюрка Бурнашова шлепнулась у завалинки — не сумела до крыльца добежать. Колька перед ней на карачках, как козел, запрыгал, головой затряс. Нюрка ревет — и он ревет, только понарошку. Еле-еле спасла ее от коклюша бабка Авдотья, поспешившая на выручку с длинной хворостиной.

Оглянулся Колька Пахомов — чиста улица, словно веником можжуховым всех повымело. Подошел он тогда к дому, где живет его неразлучный друг Егор Балашов.

— Выходи гулять!

Приоткрыл Егор дверь и говорит:

— Понимаешь, давай лучше через щелочку переговариваться. Мамка ругаться будет, если я к тебе выйду.

Стали они через щелочку дверную беседовать. Но вскоре оказалось, что говорить-то через щелочку совсем не о чем. Ушел Торопыга от своего дружка очень недовольный.

Наутро Колька Пахомов сел на завалинку, лицо невеселое. Все мальчишки в школу ушли — скучно. Поднял камешек, покидал его на ладошке, порисовал что-то ногами на песке — и заняться больше нечем. Остается одно — по сторонам глазеть.

По улице прошел кузнец Федор Вологдин. Колька увязался было за ним. Но у Федора что-то не ладилось с молотилкой, которую вчера притащили к кузнице для починки.

— Отвяжись ты, парень, — сказал он, — не до тебя!

Совсем не с кем Кольке Пахомову словом перемолвиться. Даже Нюрки Бурнашовой не видно — не перед кем козлом попрыгать. Подошел к дому, где Нюрка живет, кинул в окошко щепочкой. Нюрка к стеклу прилипла, смотрит на него, как на страшное чудище, вот-вот разревется. Махнул он с отчаяния рукой, побрел восвояси.

В полдень мальчишки из школы пришли. Торопыга еще издалека их приметил, помчался навстречу:

— Ребята, постойте, чего скажу!..

Хотел он им объяснить, что никакого у него коклюша и в помине не бывало — нарочно перед врачом кашлял без передыху: в школу не хотелось. А они опять врассыпную. Даже его лучший друг Егор Балашов завернул за овинники и пулей понесся домой: через щелочку, дескать, переговариваться будем.

От жалости к себе и одиночества сник Колька Пахомов, съежился. Потом решительно зашагал к дому Егора Балашова.

— Пусти ненадолго. Видишь, с тоски помираю. А все из-за кого? Из-за тебя: ты уговорил мамку отвезти меня в больницу.

Высунулся Егор в дверную щелку, помотал головой: мол, не могу, сам себе хотел добра, сам и расплачивайся.

Погрозил ему Торопыга кулаком и пошел мать просить, чтобы она завтра в школу его отпустила.

Второй отряд

Во дворе был тимуровский отряд, который делал очень много хорошего.

В этом же дворе жили Костя и Митя. Они гоняли собак и сшибали воробьев из рогаток.

Потому их и в отряд не взяли…

А Косте и Мите в отряд очень хотелось.

Но, если не берут, что тогда делать?

И решили они организовать второй тимуровский отряд. А так как все ребята были в первом, во второй вошли только Костя и Митя.

Стали они думать: что бы им такое хорошее сделать? Хотели клумбу посреди двора разбить, а она уже разбита и цветы высажены. Решили деревья посадить, а они тоже посажены. Плохо, когда во дворе сразу два отряда.

Тогда придумали Костя и Митя следить за порядком на улице. Навязали они красные повязки на рукава и пошли к трамвайной остановке. А в это время гражданин переходил улицу в неположенном месте.

— Стой! Назад! — закричали Костя и Митя и стали подталкивать гражданина к тротуару.

Гражданин сначала возмутился, но потом увидел красные повязки на рукавах у ребят и послушался. Шел он по тротуару и все покачивал головой, размышлял. Встретился ему приятель. Гражданин рассказал приятелю, что с ним сейчас произошло. Правда, говорил он не так, как было.

— Самым форменным образом нарушаю порядок, — рассказывал гражданин. — Вдруг ко мне подходят два мальчика. Гражданин, сказали они, извините, пожалуйста, но здесь переходить улицу не разрешается… Я послушался их и вот иду по тротуару.

— Хорошие мальчики, — похвалил приятель. — Это, наверно, тимуровцы.

Если бы Костя и Митя слышали этот разговор, они обрадовались бы и кое-чему научились. Но они не слышали, а продолжали следить за порядком.

К остановке подошел трамвай. С первой площадки вышла очень старенькая бабушка. Только вышла — обронила трамвайный билет. Костя и Митя сразу заметили такой непорядок.

— Подними, бабушка, билет, — приказали они. — Сорить на остановке нельзя.

— Что вы сказали, сынки? — переспросила бабушка.

— Билет подними. Не слышишь, что ли?

Бабушка с трудом наклонилась и долго шарила по земле дрожащей рукой — искала оброненный билет. А Костя и Митя стояли и смотрели на нее…

И все, кто был на остановке, тоже стояли и смотрели на Костю и Митю, на их красные повязки. А одна девушка быстро наклонилась, подняла билет и отдала бабушке.

— И кто им позволил надеть красные повязки! — сказала она.

— Нам никто не позволял. Мы сами, — ответили Костя и Митя.

Трамвай звякнул и ушел. Стали расходиться и вышедшие на остановке пассажиры. И никто больше ничего не сказал Косте и Мите.

Как Васька баклуши бил

Гриша и Васька — друзья. Живут они, правда, в разных деревнях, зато учатся вместе, за одной партой сидят. Как только распускают на каникулы, ребята договариваются, что летом будут делать. Бегают они на чистую Согожу рыбу ловить, ходят в лес грибы и ягоды собирать. Так привыкли друг к другу — водой не разольешь.

А вот последнее время дружба стала расклеиваться. Прошлой весной они в шестой класс перешли. Перешли и все лето почти не виделись.

Раз Васька встретил своего приятеля, позвал купаться, а тот сказал: — Не могу сейчас. К комбайну надо.

— Ну и иди, — обиделся Васька.

За лето он еще раз приходил к Грише, но того дома не оказалось. Потом, говорят, Гриша был у него. Васька этого не знает, он тогда на сеновале спал, его не разбудили.