Человек хотел добра - Виктор Московкин

Сам боком, боком с печки и — в дверь. Пускай, дескать, Санька выкручивается, как знает. А Саньке чего выкручиваться: ясное дело, глупый петух. Был бы умный, не стал бы хлеб с крючком клевать.

Все же Санька предусмотрительно отполз назад и спрятался за отцовские валенки, которые сушить поставил после того, как пришли с улицы.

Мать опомниться не может от горя, смотрит на петуха и причитает жалостливо:

— Да что же это, люди добрые! Какого петуха басурмане загубили! Чтоб в доме ноги Вадимовой не было! Ты тоже никуда не пойдешь. Теперь возьмусь я за вас…

И подарочек-то бабушкин: специально за петухом в Воронежскую область ездила! Голосистого выбрала. Как утречко — и поет, и поет сердечный. Необычный был петушок, редкий.

Но когда вечером ели жаркое из петуха, Санька решил, что мясо у него самое обыкновенное.

Несколько дней не показывался Вадим у Саньки. За это время в природе столько изменений произошло!.. На крышах повисли мутные сосульки. Днем они подтаивали и падали, раскалываясь на мелкие холодные кусочки. У завалинок появились полоски серой земли. Надвигалась теплая весна.

Вышел Санька как-то на улицу, а у старой березы стоит Вадим. Стоит долго, разглядывает что-то под ногами. Хотел Санька подкрасться к нему незаметно и напугать, но Вадим услышал шаги.

— А! Это ты, — не удивившись, сказал он. — Отпустили тебя гулять, да? Мать больше не сердится?.. А я вот болел немного и к тебе не ходил. Думаю, когда поправлюсь, схожу. Сегодня хотел… Не успел еще.

— И чего ты, Вадим, все врешь! — возмутился Санька. — Совсем ты и не болел. Когда болеют, тогда лежат. А ты каждый день у этой березы стоишь. Я из окна все видел. Я раз даже стучал тебе, а ты не слышал. Не болел ты вовсе. И не зашел.

Вадим покраснел. Все эти дни он бегал от Санькиной матери, едва завидев ее. Но признаться в том не было никаких сил.

— У меня такая болезнь, когда не лежат… у меня мигрень… Вот! Как у Серафима Павлыча, бухгалтера. Когда у него мигрень, он на работу не ходит. Особенная болезнь!

— Пусть особенная, — согласился Санька. — А чего ты здесь все смотришь?

— Траву. Вчера еще не было, а сегодня есть. Это прошлогодняя трава, скоро будет нынешняя. Зеленая будет.

Присели оба на корточки и стали рассматривать серые стебли прошлогодней травы.

Они сразу и не заметили, как показались детдомовцы, которые шли из школы. Сзади всех плелся мальчишка с обтрепанным портфелем, висевшим у него на веревочке через плечо.

— Конструктор! Структор! Уктор — задразнился Санька, притопывая и раскачиваясь.

Мальчишка рассеянно посмотрел на Саньку.

— Андрейка-конструктор! — снова крикнул Санька.

В ответ Андрейка погрозил кулаком. Звали его конструктором потому, что он любил делать всякие игрушки.

— А мы траву нашли, ага! — сказал ему Санька и тоже показал кулак.

— Врете, наверно, — усомнился Андрейка, деловито направляясь по глубокому снегу к березе. Остановились и другие детдомовцы. Они были дружные ребята и ходили всегда вместе.

Санька указал на траву, сказал гордо:

— Она скоро зазеленеет.

— Откуда зазеленеет! — возразил Андрейка. — Когда снег сойдет, тогда зазеленеет. Зачем говоришь, если не знаешь.

Санька приумолк, но тут вмешался Вадим.

— Вовсе не обязательно, — сказал он. — У нас в прошлом году за сараем лежал снег, а везде трава зеленая была.

— Ага! — обрадовался Санька. — Выкусил?

Андрейка потоптался на месте, затем взглянул рассеянно на своих детдомовцев и сказал:

— Зато я грузовик сделал. Не верите — могу показать. Он у меня в мастерской стоит.

— Точно, сделал, — подтвердили детдомовские ребята. — Он у нас все делает.

— А нас к вам пустят? — спросил Вадим.

— Пожалуй, что нет, не пустят, — солидно ответил Андрейка.

Санька и Вадим сразу изменились. Ничего им сейчас было не надо, только бы взглянуть на грузовик.

— Принеси посмотреть, — попросил Вадим.

— Принеси, — попросил и Санька.

— Нет, — ответил Андрейка. — Не принесу.

— Он не принесет, — подтвердили детдомовские ребята.

После этого грузовик нужно было обязательно посмотреть.

— Мы пойдем с тобой к дому, вынесешь?

— Может, вынесу, — смилостивился Андрейка.

— Может, вынесет, — пообещали его товарищи.

Тоненький луч солнца пощекотал Саньке в носу. Санька сморщился и чихнул.

— Будь здоров, Саня! — раздался из кухни веселый голос матери.

Санька знал, что ответить на это.

— «Будь здоров» — не ваше дело, это дело здравотдела, — скороговоркой проговорил он, засмеялся и перевернулся на другой бок.

— Сань! — донесся голос матери. — Вставай, Саня, быстренько беги до тетки Марьи. Скажешь, задержусь я немного. Так пусть она без меня идет на скотный. Ключи от кормокухни в левом пролете на правой полке.

Санька молчал. Вставать нисколько не хотелось, хотя на улице ласково светило солнце. «Отчего так? — подумал Санька. — Зимой еще темно, а спать уже не хочется. Сейчас светло, а спать хочется».

— Саня-а! — уже рассерженно крикнула мать. — Слышишь, что я сказала? Не храпи, все равно, не спишь.

Ой, до чего не хочется идти к тетке Марье! Как тепло под одеялом и так холодно в дому.

— Я не могу, мам! — жалобно простонал Санька. — Я заболел, мам…

Мать прибежала из кухни, положила руку на Санькин лоб.

— Что болит, сынок? — встревоженно спросила она.

— Все, — сказал Санька. — У меня мигрень…

— Что? — удивилась мать.

— Ну да, — быстро стал объяснять Санька, — У меня особая болезнь, как у Серафима Павлыча, бухгалтера. Он, когда мигренью болеет, на работу не ходит. И я не могу идти к тетке Марье…

Мать всплеснула руками.

— Вон что! Потерпи, сейчас я принесу лекарство.

Санька незаметно ухмыльнулся, а мать ушла. Вернулась она быстро. В руках, кроме можжухового веника, ничего больше не было.

— Ой, ой! — закричал Санька, мигом выпрыгивая из-под одеяла. — Пойду к тетке Марье. Только не надо!

— То-то, — удовлетворенно сказала мать. — Не забудь, где ключ лежит.

В следующую минуту он уже бежал по улице. Тропка после вчерашней оттепели обледенела и стала скользкой. Санька прокатился раз — понравилось, прокатился второй — здорово! Теперь уж было не до тетки Марьи. Санька катался и катался.

Вот он разбежался изо всех сил и… упал. Когда поднялся, вспомнил, куда послан. «Тетка Марья, — громко запел он, — ключи от кормокухни лежат…» А в каком же пролете и на какой полке лежит ключ? Внутри у Саньки похолодело: забыл! «Допустим так, — стал он вспоминать. — Это лево, это право. Где-то здесь должен лежать ключ. Ну конечно! Лежит в левом пролете на правой полке».

Санька уже хотел бежать, но вдруг засомневался: а не наоборот?

Он подумал, подумал и побрел домой.

Мать встретила его ласково.

— Какой ты у меня умница! — сказала она. — Садись скорее за стол. Заждались блины-то.

— Мам, — сказал Санька, — ключ где лежит, как ты мне сказала?

— Ох, горе ты мое! — простонала мать. — Дождалась помощничка! Да что же это такое, люди добрые!

— Я забыл, мама! Может, я бы и не забыл, а как упал — забыл… Ты скажи, я теперь быстро…

— Нет уж, поздно! Я и сама теперь освободилась.

Она ушла, а Санька сел завтракать. Поел и вспомнил: ключи лежат в левом пролете на правой полке.

Что за прелесть получился грузовик у Андрейки-конструктора! С широким кузовом, круглой кабиной, колеса выпилены из кругляша и отшлифованы стеклышком. Заведешь резинку — и он с грохотом катится по полу. Санька и Вадим, как увидели грузовик, вздохнули в восхищении, глаз оторвать не могут. Вадим попытался выменять его на что-нибудь, лыжи предлагал, но Андрейка отказался, сказал, что грузовик скоро повезут в город на выставку.

В мастерской, куда ребят пустили без труда, детдомовцы выпиливали дощечки, остругивали их рубанком, а двое самых взрослых сколачивали из этих дощечек птичьи домики.

Вадим тоже стал выпиливать. Санька поддерживал дощечку и завидовал. Он раз попробовал, но пила вдруг так запрыгала в руках, что пришлось ее положить на место.

Когда наработались досыта, детдомовцы повели их в пионерскую комнату, где висело красное знамя, а на столах разложены были красивые журналы и настольные игры. За одним из столов два детдомовца играли в шахматы. Санька стал «болеть» за того, кто играл черными фигурами, потому что ему сразу стало ясно, что черные выигрывают. Вадим встал по ту сторону стола, ему показалось, что должны победить белые.

Белым приходилось туго, и Санька торжествовал, ехидно поглядывая на Вадима. Но тот не обращал на него никакого внимания, затаив дыхание, следил за игрой. Когда на доске остались только два короля, и черный конь, стало понятно, что ничья. Санька посожалел, но расстраиваться не стал: ничья, значит, никому не обидно.