Алешка - Никул Эркай

Никул Эркай

Алешка

Перевод с эрзя-мордовского языка Ю.Томина

Что красивее раннего утра? Тих, не шелохнется воздух. В низине между берегами притаилась молочная речка. Туман. Журчит ручей, вытекающий из родника. Постепенно блекнут неяркие звезды. Но солнце еще не взошло. И пока что всё: люди, и птицы, и даже трава, — всё спит чутким утренним сном.

Из загородки, расположенной у реки, доносятся вздохи коров, пережевывающих жвачку. Тут же стоят два шалаша: в большом спят доярки, в маленьком — пастухи.

Алешка поднялся — заря еще не занималась. Спал он на сене под теплым овчинным тулупом. Выскочил из шалаша в одних трусах.

Поеживаясь от холода, быстро умылся из большой кадки и совсем проснулся. Натянул штаны, схватил удочки — и к реке.

По пути Алешка прошел мимо загородки, где лежали коровы. Навстречу ему, сладко позевывая, поднялся Цоп.

— Спишь, ленивец! — Алешка погладил собаку, бросил ей кусок хлеба и по высокой траве направился к реке.

Шел Алешка, как по воде плыл, намок по пояс — трава вся в росе. Ноги коченели, но он знал, что, когда подойдет к реке и забредет по колено в воду, отогреется. Вода утром, как парное молоко, теплая.

Закинул Алешка снасти, опустился на корточки и замер, забыл, что озябли ноги, сидит не шевельнется. Зачиликали в тальнике птицы, задергали дергуны в траве. Но Алешке это без надобности. Ничего не слышит: ждет клева. Пришел он сюда не для пустого баловства — рыба нужна дояркам к завтраку.

Прибрежная трава скрывает Алешку. Кусты тальника окутаны туманом, ветвей не видно. Чуть шелохнется ветерок — начинают ползти и колыхаться молочные холмы, окутавшие тальниковую поросль.

Сидит Алешка на корточках. Один во всем мире.

Вдруг чья-то рука схватила его за плечо, придавила книзу. Алешка даже на землю осел. От испуга пробежал озноб по телу.

— Не боишься один в такую рань?

Чувствует Алешка — отпустила рука. Быстро вскочил на ноги, обернулся. Перед ним стоял невысокий, плечистый человек в суконном костюме. На спине рюкзак, у ног чемодан, а на поясе кинжал. Кожаные сапоги человека были мокры — видно, долго шагал по росе. Вгляделся Алешка получше в незнакомца и улыбнулся. Узнал. Это Петр Дмитриевич, на селе просто Митрич, ветеринарный фельдшер, сосед.

— Митрич, ты? А я было напугался. Здравствуй. — И протянул руку.

— Да ты и в самом деле меня за бандита принял?

Митрич скинул рюкзак, снял с себя плащ и постелил его на берегу, поближе к воде. Сели. Алешка так обрадовался старому знакомому, что даже об удочках позабыл.

— Давай рассказывай, как здесь живете.

— А чего рассказывать, дядя Петя... Семь классов кончил, теперь пасу стадо в колхозе. А живу один, сам знаешь...

— И пасешь один?

— Нет, я в подпасках, главный — Иван Степаныч. А ты, дядя Петя, уже курсы кончил? Насовсем приехал?

— Скотина в порядке? — перебил Митрич.

— Всех коров вывели на луг. Бык больно хорош. Семь тысяч-то не зря отдали. Да, дядя Петя? Ты ведь Байкала целый год не видел. Идем к стаду, покажу. Знаешь, как он вырос!

— Почему это Байкал в общем стаде?

— А где же ему быть? — удивился Алешка.

— На ферме, — сказал Митрич. — Такую ценную скотину разве можно с общим стадом гонять? Кто эту глупость выдумал?

Алешка старался понять Митрича, но так и не понял. Почему это быка нельзя держать в общем стаде? Но Алешке было приятно, что с ним разговаривают как со взрослым, и он постеснялся задать вопрос. Тем более, что слову Митрича он верил крепко.

— Федька выдумал. Теперь он у нас за ветеринара, он и распорядился.

— Кто-кто? — удивился Митрич.

— Да Федька!.. Или уж забыл? По соседству живет.

— И как дело идет у этого Федьки?

— Как идет?.. Я знаю, что ли, как... Он больше к дохлой скотине приглядывается. Как подохнет свинья или овца — сразу тут как тут. Поглядит, посмотрит и скажет: «Кровь в голову бросилась». А потом заберет и отвезет куда-то.

— А много скотины пало?

— Много не много, да есть... В марте больно хорошая свинья сдохла...

— Смотри, смотри! — крикнул неожиданно Митрич и дернул удочку. Красноперый голавль брякнулся на берег.

Алешка схватился за вторую удочку. И у него удача: налим!

Рыба точно проснулась. Клев начался бесперебойный.

— Нет ли еще снасти? — спросил Митрич.

— Есть, — шепотом отозвался Алешка, — только удилища нет.

— Пойду срежу.

Митрич вытащил из ножен кинжал, да такой, что Алешка только рот разинул, глядя на блестящую сталь.

— Ох ты!.. Дядя Петя, где достал?

— Охотничий. Для него специальное разрешение нужно.

— Дядя Петь, дай лучше я схожу за удилищем!

Забыл Алешка и про рыбу и про скотину. В руках у него настоящий охотничий нож. Попробовал на ноготь — бритва. Хлестнул по тальнику — повалился тальник, как трава под косой. «Вот бы мне его», — подумал Алешка.

А на реке словно рыбье стадо нагрянуло. Пока Алешка ходил за удилищем, Митрич натаскал рыбы. Не то что на уху — на три хватит. Но Алешка такому улову не удивился. Не впервой ему ухой доярок кормить. Каждое утро по стольку налавливал.

— Что больно рыба жадна? — спросил Митрич. — Сама на крючок лезет.

— Она у меня приучена, дядя Петя. Я ее подкармливаю, с самой весны корм бросаю. А в селе никто не знает — не ходят сюда. Только мне пора, там уже дойку кончают. Хватит рыбы, дядя Петя.

Собрали удочки. Алешка нанизал рыбу на кукан. И пошли. Солнце вот-вот покажется: восток загорелся — смотреть больно. Туман совсем пропал, только кое-где в низине лежал как вата.

Отогревшийся Алешка с удовольствием ступал босиком по росистой траве, не чувствуя холода.

Еще издалека донесся запах парного молока.

Байкал вышел из загородки и, наклонив голову, словно прислушивался, как струи молока звенели, падая в ведра.

— Байкал! — позвал Алешка.

Бык поднял голову и, увидев Алешку, качнулся к нему навстречу.

— Дядя Петя, встань в сторонку, как бы не рассердился на тебя. Новых людей страсть не любит.

Митрич послушался, отошел немного в сторону.

Бык подбежал к Алешке рысью, влажным широким носом ткнулся ему в грудь.

Перед мальчиком стоял дымчатый, кудряволобый, толстоногий великан. Он был короток, но грузен. Широким лбом бык подталкивал Алешку, обнюхивал его руки — видно, что-то искал. Потом отступил, замычал и передними ногами стал рыть землю.

Бык явно сердился: хлестал по бокам хвостом, угрожающе мотал здоровенной башкой. Митрич поставил чемодан на землю, скинул с плеч рюкзак.

«Надо спасать Алешку. Сомнет... — с опаской подумал он. — А как прогнать? Ведь и в руках-то нет ничего...»

Алешка, видя эти приготовления, засмеялся:

— Не бойся, дядя Петя, ничего не будет. Это он гостинца просит.

Алешка смело подошел к сердитому Байкалу и нарочно спокойно обнял его за шею. Потом вытащил из кармана ломоть подсоленного хлеба. Байкал съел гостинец, облизал розовым языком губы и высоко вздернул голову.

— Чего ж ты стоишь, бычина? — звонко спросил Алешка.— Съел и, думаешь, всё? А где благодарность? Ну-ка, прими! Прими меня!

Байкал вытянул шею и громко замычал. Затем покорно опустил свою башку до земли. Алешка не торопясь уселся между рогами на кудрявый лоб быка. Бык поднял голову и медленным шагом понес своего хозяина к шалашам. Там он снова опустил голову, дал Алешке слезть и направился к коровам. Митрич остолбенел от удивления.

— Он у меня, дядя Петя, балованный. Если я ему гостинца не дам, ничего есть не будет и на луга не пойдет. А меня он никогда не обидит, только кричать на него нельзя. Не любит,— сказал Алешка, принимаясь чистить рыбу. — А ты, дядя Петя, давай костер разводи, уху сварим. Сейчас доярки придут.

— Ай да Алешка! — засмеялся Митрич. — Я ведь и то напугался — думал, сомнет он тебя. А он у тебя вроде ручной.

Давно уже, целый год не сидел у костра Митрич. И сейчас с наслаждением вдыхал он почти забытые, горькие запахи костра. Этого не было в городе. И Митрич с какой-то детской радостью ворошил обгорающие ветки и смотрел, как покрываются языками копоти стенки ведра.

— Ты, дядя Петя, совсем домой или на побывку? — спросил Алешка.

— Какая там побывка! Отучился. Насовсем пришел. Как дома-то у меня?

— Дома? Дома хорошо... Андрейка в восьмой перешел...— насупившись, сказал Алешка.

Вопрос Митрича задел самое больное место. Да что говорить, Алешка давно завидовал своему другу Андрейке. У того есть мать... И отец — вот он, Митрич. А у Алешки... Никого нет у Алешки. Разве что Андрейка. Да Байкал еще...

Невеселые Алешкины думы прервал раздраженный голос:

— Ты опять на быка садился? Сказано было, чтоб ты этого не делал, так слушай. А ну беги фляги таскать! И удочки свои забудь, ты здесь не рыбаком поставлен. Встаешь чуть свет, а потом проморгаться не можешь. Ты за коровами смотреть поставлен, так и смотри, как положено!..