Срочный груз из прошлого - Дмитрий Дубинин

Дмитрий Дубинин

Срочный груз из прошлого

Глава первая

Интересно, какие мысли должны приходить в голову молодому человеку, когда он видит в полуметре от своего носа две стройные женские ножки, выглядывающие из-под короткого белого халата и обтянутые золотистым капроном? Лично я, например, в последнее время отлично понимаю, что вслед за этим зрелищем меня ожидает сперва боль в сгибе локтя, а после этого — черный провал в памяти и ощущение невероятного расслабления, граничащего, наверное, с тем, что индуисты называют нирваной. Я теряю чувства пространства, времени, положения своего собственного тела, и испытываю только одно желание — чтобы это продолжалось как можно дольше.

Такое состояние ощущаю довольно долго, пока вдруг не наступает время обеда или, может быть, ужина — кто их разберет?.. Жру, как изголодавшийся тираннозавр, а когда начинаю потом соображать, что происходит явно не то, вдруг снова появляются женские ноги в капроне. И так изо дня в день. Изо дня в день… Изо дня в день… До того самого вечера, когда вдруг вместо женских ног неожиданно появляется сердитое мужское лицо. Оно мрачно. Губы на этом лице кривятся, выбрасывая в окружающее пространство непонятные звуки. Кажется, я слышу человеческую речь, но почему-то не понимаю ни одного слова. Да и как понять, если сперва я вижу дергающиеся губы, а только потом до моих ушей долетают слова. Впрочем, долетает кое-что еще: хлесткие удары по щекам. Требуется не то пять минут, не то пять часов, прежде чем осознаю, что получил несколько ударов по физиономии. Вроде бы что-то начинаю понимать.

«Вставай, симулянт», — слышу я. Пока пытаюсь сообразить, что такое «симулянт», ощущаю новую серию обжигающих пощечин. Теперь слово «симулянт» пробуждает во мне ряд ассоциаций, и я вспоминаю, что сердитое лицо принадлежит врачу по фамилии Ландберг, а я нахожусь в известном заведении, которое неофициально именуется «Сорбонной». Пока я перевариваю все это, доктор Ландберг говорит:

«Быстро подымайся. Я ввел тебе амфетамин. У тебя четыре часа времени, чтобы спрятаться. Одежду найдешь в ларе возле котельной. Там тебя ждет Вова, назовешь свое имя, и он скажет тебе, что делать».

Пока Ландберг произносит свою тираду, из которой до меня доходит лишь одно слово из трех, я кое-как сползаю с койки и нащупываю на полу шлепанцы. Каждый из них кажется мне громадным, как троллейбус, и тем не менее только с четвертой попытки мне удается запихать ноги в тапки; при этом пол в палате, возмущенный тем, что его так топчут, вдруг загибается вверх и изо всех сил ударяет меня по лбу. Из глаз вылетает сноп искр, и я еще яснее начинаю осознавать свое положение, которое мне все больше кажется, мягко говоря, нехорошим.

Ландберг берет меня за шиворот, ставит параллельно вектору силы тяжести и рычит сквозь зубы:

«Тебя месяц держали на наркотиках. К утру тебя начнет крутить, поэтому за ночь ты должен найти такое место, где тебя никто не найдет и где ты сможешь долго отсиживаться. Торопись…»

Ужас ледяной рукой хватает меня за горло. Я уже достаточно в себе, чтобы понимать, что это такое — попасть в «Сорбонну»… Стараясь держаться ровно, я, двигаясь в кильватер Ландбергу, выхожу из палаты в коридор. Пол под ногами качается, стенки коридора извиваются самым фантастическим образом, словно я иду внутри удавьего пищевода.

Ландберг что-то говорит, я делаю попытку ответить, но это удается с трудом. После каждого произнесенного мною звука череп пронизывает дикая боль, будто какой-то садист вбивает мне в темя пятидюймовый гвоздь.

Врач выводит меня в тихий полумрак улицы, показывает, куда нужно двигаться дальше, после чего неожиданно исчезает. Я натыкаюсь на здоровенный дощатый сундук неподалеку от подвальной двери, открываю его и выволакиваю оттуда какое-то мятое тряпье. С удивлением узнаю свой костюм-тройку, правда, без жилета и галстука. Тут из полумрака выходит санитар Вова из нашего отделения.

«Ты кто?» — спрашивает он меня.

Я открываю рот, чтобы ответить, но вдруг с ужасом понимаю, что з а б ы л  с в о е  и м я.

— Андрюша, — пропела Лида, — открой форточку. Душно.

Я, оторвавшись от калькулятора, вытащил из-за сейфа длинную трость и, зацепив ею крючок фрамуги, отворил окно. Сразу стало шумно. В кабинет ворвался лязг портальных кранов, стук колес и чьи-то вопли.

— Спа-асибо, — сладко проворковала Лида.

Стараясь не глядеть на нее, я уселся за стол и уставился в окошко калькулятора, где машинка высветила совершенно несуразное число. Наверняка сбой. Я нажал сброс и снова принялся за расчеты, зная, что Лидочка сейчас поглядывает в мою сторону и приторно улыбается. Улыбайся, улыбайся. Теперь, когда угроза сокращения благополучно миновала, можешь улыбаться. Я-то помню, как ты шипела, когда стоял вопрос — тебе или мне оставаться здесь. А теперь все «Андрюша», да «Андрюша», и улыбнешься лишний раз, и ручкой сделаешь, и попкой вильнешь при случае… Можешь не стараться. Не таких видали…

Рявкнул динамик громкой связи, и я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Мою фамилию динамик никогда раньше не выкрикивал, обычно начальник обращался к моему патрону: «Василий Фомич, поднимитесь, пожалуйста…» Но Василий Фомич Сошников, начальник коммерческого отдела, уже минут пятнадцать сидел там, на втором этаже, на диспетчерском совещании.

— Слушаю вас, — я нажал и отпустил кнопку селектора.

— Поднимитесь ко мне. — В баритоне Папы мне почудилась легкая озабоченность.

Выключив калькулятор, я поймал себя на мысли, что Папе неожиданно понадобилась моя помощь. Видимо, случилось что-то такое, в чем даже мой патрон не в состоянии разобраться… Хотя нет, конечно, вздор. Скорее всего, отдел допустил некий промах, наверное, опять Сошников что-то схимичил, а стрелки решил перевести на меня… Ну конечно, в том месяце стрелочницей была Лидочка, теперь, стало быть, моя очередь.

Подходя к двери, я все-таки не удержался, посмотрел на Лиду. Она, разумеется, улыбалась. Причем сочувственно и вполне доброжелательно. Кажется, даже искренне. Я почувствовал, что мои губы тоже разъезжаются в идиотской улыбке, и поспешно отвернулся. Лидочка хихикнула.

Я потопал по лестнице и, пока поднимался, решил, что беспокоиться особо не о чем. Сошников мне доверял и, думаю, не стал бы крепко подставлять. Тем более, если вспомнить, как он требовал, чтобы у него ни в коем случае не сокращали инженера. Я знал, что патрон имел в виду меня, а никак не Лидочку, и Лидочка это знала… Не такая уж, кстати, дура эта Лидочка. Институт все же закончила, пусть заочно, но закончила. И на причале торчала недолго — года полтора. Сошников кого попало в отдел к себе не берет, это всем известно… А с Лидочкой неплохо было бы побеседовать в неофициальной обстановке, не в кабинете, конечно, а где-нибудь еще… Кто ее разберет, глазки вроде строит, авансы кидает, думаю, не обломится… Однако, вот и кабинет с надписью «Приемная».

Я миновал секретаршу, открыл дверь в кабинет начальника порта и вошел. Поздоровался и быстро оценил обстановку.

На своем месте восседал сам Папа, на стульях вдоль приставного стола расположились мой патрон, начальник района Молодцов, и начальник ночной смены Павлюченко в своей знаменитой кожанке, которую в прошлом году защемило грейфером. Как раз тогда Павлюченко и перевели временно в мастера, а меня поставили сменным, после чего я и попал на глаза Сошникову… Василий Фомич сидел сейчас с таким видом, будто проглотил живую крысу. С патрона, похоже, снимали стружку, а с меня, наверное, сейчас будут драть три шкуры…

— Садитесь. — Папа показал пальцем на стул. Я сел рядом со сменным, напротив Молодцова и Сошникова.

— Я вас вот зачем вызвал, Андрей… А-аа… Николаевич. — (Если Папа вспомнил имя-отчество, значит все обстоит не так уж плохо). — Вам тоже никто не сказал, что сегодня ночью мастер Знобишин составил эту бумагу?

Папа показал коммерческий акт общей формы.

— Нет, Аркадий Палыч, — ответил я, соображая, чем же это дело может пахнуть.

— Ладно… И все же, Сошников. — Папа строго взглянул на моего патрона. — Почему вы уговаривали Знобишина забыть об этом акте?

Патрон поднялся и начал обреченно говорить:

— Утром возле кабинета меня встретил этот самый Знобишин и рассказал совершенно непонятную историю. Будто бы ночью после обеда во время погрузки контейнеров он обнаружил сорванную пломбу. Поднял шум, позвал капитана…

— Капитана? Грузили в судно?

— Нет. Из судна в вагоны…

— А почему капитана? Он что — сам сдавал и принимал груз? А представители МПС где были?.. Павлюченко?

Павлюченко встал.

— Н-на причале, там же, — неуверенно произнес он.

— Точно?

— За выгрузкой наблюдал Знобишин, — ответил сменный. — Говорит, что все были на месте.