Срочный груз из прошлого - Дмитрий Дубинин

Перехожу на бак, нащупываю люк трюма и поднимаю крышку. Тьма в трюме еще более густая, чем под стенкой, но выбирать не приходится. Я спускаюсь вниз по вертикальному ржавому трапу, закрываю за собой люк и оказываюсь в душном мраке. Сажусь на шпангоут, определяю, что под ногами булькает вода, и кладу свою деревяшку на какой-то выступ повыше… На меня нападает икота, мучительная, болезненная икота. Пытаюсь задерживать дыхание, заглатывать воздух, но это ни к чему не приводит. Судороги продолжают сводить желудок, озноб усиливается, и я уже не сомневаюсь в том, что это вовсе не последствия холода, а признаки начинающейся ломки.

Сошников воззрился на меня с плохо скрытым отвращением.

— Какого черта? — спросил он.

— Вам что-то не нравится? — стараясь быть любезным, поинтересовался я, уже догадавшись, что во всей этой афере мой патрон принимал самое непосредственное участие. — Может быть, мне стоило вмешаться и поднять на уши весь порт?

Сошников смотрел на меня с прежним выражением на физиономии.

— Забери свой меморандум, — сказал он, — и перепиши его заново. Твои догадки здесь никого не интересуют, и в первую очередь — Попова. Ему вовсе ни к чему знать твое особое мнение.

Слова «особое мнение» патрон выплюнул с той же брезгливостью, с какой Гена Брашпиль в ночь нашей попойки выплюнул таракана, невесть как оказавшегося в его стакане с портвейном.

— Василий Фомич, — настаивал я из чистого упрямства, хотя мне уже надоел этот разговор. — Пусть меня убьют, если мы у себя перегрузили тот же ящик, что был отправлен из Сургута.

— Слушай, Андрей, дорогой мой… Номер контейнера тот же?

— Тот же. Пятьсот семьдесят два четыреста тридцать один двести двенадцать.

— Оттиски на пломбе совпадают с оттисками в накладной?

— Совпадают.

— Так чего тебе еще надо?

— Сделать проверку по фактуре, пока вагоны далеко не ушли. Я же говорю, в Сургуте контейнер закрывали при мне. И пломба была немного другая и с дефектом — ее навешивал на моих глазах сам сменный начальник. И…

— Но документы-то все в порядке?

— Все. Но…

— Так какого же… — Патрон засунул пальцы за воротник рубашки и покрутил толстой и короткой своей выей. И тут его взорвало: — Убери свою филькину грамоту! И чтоб больше таких штучек не было!

Что мне оставалось делать? Тоже взорваться? Или выскочить из кабинета и хлопнуть дверью? Но я просто молча встал, скомкал бумагу и продефилировал в смежный кабинет, где Лидочка отчаянно делала вид, что занимается работой. Видеть ее совсем не хотелось, и когда она послала мне свою традиционную сладкую улыбку, я, наверное, так свирепо на нее взглянул, что надолго отбил у нее охоту флиртовать.

Вот чертов патрон! Наверняка это он сам тут и химичит. Интересно, много он на этом загребает?.. Видеодвоечку вон купил недавно, «Хитачи». Полгода ему работать надо, чтобы купить такую, и, между прочим, не кушать… А мне за такие бабки сколько машин щебня нужно налево отправить?..

Я нажал несколько кнопок на калькуляторе. Результат получился астрономический. Раздумывая о том, какими путями можно заработать на видео, я полез в карман за сигаретами. Лидочка, вообще-то, просила меня не курить в кабинете, но сегодня мне было плевать. Шаря в кармане, я вдруг наткнулся на что-то жесткое и колючее. Это оказалась пресловутая пломба с того контейнера, обмотанная проволокой. Разглядывая пломбу, я вспомнил про мастера Знобишина. Взглянул на календарь — сегодня он заступает в ночь. Ладно.

После работы («Беломорка», конечно, снова ушла на север, вагоны, наверное, тоже уже катились куда— то) я заглянул в общагу. Достал пропуск, положил его на стойку вахты, будничным тоном произнес: «В семьдесят шестую, к Знобишину», и направился к лестнице. Но не тут-то было.

— Э-эй! — послышалось с вахты. — Молодой человек! Вернитесь, его нет!

Начинается, подумал я. Вахтерша сегодня была другая, но любому ведь известно, что все они одним миром мазаны.

— Только не говорите мне, что он в порту или в магазине, — сказал я. — У него скоро начнется смена, и он должен быть здесь.

— Его вообще нет, — заявила вахтерша. — Он съехал.

Я, естественно, не поверил ни одному ее слову, забрал пропуск и уселся в вестибюле.

— Подожду, — сказал я тетке. — Мне не к спеху. Одно мне только не нравится — что-то режим здесь стал ужесточаться. Стало уже, как при коммунизме. Учтите, я тоже работаю в порту. В управлении. И завтра поинтересуюсь, что это у вас тут за самодеятельность такая.

— Интересуйтесь, — пожала плечами тетка.

Терпения у меня хватило минут на двадцать. Как назло, никто не проходил мимо, и я лениво поднялся с места.

— Пойду покурю, — как бы невзначай сказал я, доставая сигареты.

Выйдя из здания, я огляделся. Поблизости не было никого, только на скамейке сидела молодая женщина, а вокруг нее носился чумазый пацан, видимо, ее сынишка. Пришлось класть сигареты обратно в карман. Я подошел, поздоровался и сел рядом.

— Извините, — сказал я, — вы здесь живете?

Женщина кивнула и с ненавистью посмотрела в сторону общаги. Видать, такая жизнь ей давно уже осточертела.

— Может, вы знаете… Хотя не думаю… Студента такого, Знобишина Евгения?

— Студента? Это практиканта, что ли?

— Ну да. Он мастером работает.

— Знобишина не знаю… А вот две девчонки приезжали, студентки, как их… Лена и Клава. Они рядом с моей комнатой жили.

— Что значит «жили»?

— Они уехали. Вчера.

Дела, думаю. Я поблагодарил и стал чесать шевелюру. Похоже было, что вахтерша не соврала. Я поплелся обратно в порт, чтобы выяснить все на месте. Дождавшись сменного помощника, к которому перебросили в качестве мастера неизвестного мне типа, я так и поинтересовался, куда это пропал Женя Знобишин.

— А, — протянул Павлюченко, — неужто не слышал? Пока ты разъезжал, всех студентов быстренько рассчитали и отправили обратно.

— Черт знает что! А что они в институте-то скажут?

— Могут не беспокоиться. Я сам слышал, как Папа говорил, что это согласовано с институтом. Может даже их просто отозвали. Мало ли что? Жаль только, что Женька тоже укатил — работу подсекал здорово, да и выпить не дурак был…

В общем, называйте как хотите, но я успокоился и решил в эту историю больше не лезть. У меня и без всяких таинственных контейнеров забот было выше крыши — работа, Танька, дома там дела всякие, плюс еще пару тонн цемента надо было пристроить, да и дядя Геворг свежих записей для заказчиков подкинул — пришлось еще один магнитофон доставать.

Беда в том, что после всех этих перипетий патрона моего словно подменили. Какой-то нервный он стал, дикий. К нам с Лидой придирался по поводу и без повода, по телефону начал разговаривать чересчур громко и по— хамски… Раз даже пришел на работу небритый, а что касается своей дурацкой привычки засовывать пальцы за воротник при душевной неустойчивости — то он готов был запихать туда руку по локоть. Нервный начальник — горе для подчиненных… Однажды, когда я выполнял один сложный расчет, Сошников вырос перед моим столом и потребовал пересчитать вчерашнюю сводку. Я, как всегда, кивнул и продолжил работать. В таких случаях минуты через три-четыре я сам подходил к начальнику, брал у него нужные бумаги и исправлял ошибки, буде таковые найдутся. Сегодня же патрон ни с того ни с сего пробормотал какое-то проклятие и прошипел:

— Я сказал: срочно.

Это было что-то новенькое. Я понимал, что у Сошникова продолжается депрессия, ни слова не говоря взял бумаги, которые тот держал в руке, и начал проверять результаты. Проверил раз, другой. Третий. Все правильно, чего он мне голову морочит…

— Василий Фомич, здесь нет ошибок…

И тут началось… Не стану приводить дословно наш диалог, скажу лишь, что происходил он на весьма повышенных тонах, и такие, прямо скажем, непоэтичные слова, как «тариф», «грузополучатель» и «ведомость», могли бы в нашем исполнении вдохновить какого-нибудь поэта на создание батального произведения.

Это оказалось первой ласточкой. Патрон, похоже, забыл, что «безмозглой дурой» раньше у него была Лидочка (в глаза ей такое, правда, он не говорил), теперь же «самонадеянным балбесом» стал я. Главное — было бы из-за чего! Все эти препирательства провоцировал сам Сошников, причем по самым смехотворным поводам.

Я смекнул, что эти его придирки — не что иное, как операция под кодовым названием «выживание». Видимо, нашему начальству я стал гвоздем в заднице, как и те студенты, которых уже отправили домой. Похоже, афера с контейнером была еще более сомнительной, чем я раньше предполагал, если портовские боссы решили избавиться от всех, кто так или иначе соприкасался со злополучным грузом.

Если бы патрон не начал выживать меня из отдела, я скоро бы забыл об этой командировке в Сургут — меня мало волновали чужие махинации, дай Бог не погореть на своих собственных. Теперь же я понял, что дела так не оставлю, на что прозрачно и намекнул патрону в пятницу, после того, как выторговал у него три дня за свой счет. Надо было видеть его реакцию!