Сексуальная жизнь Катрин М - Катрин Милле

Катрин Милле

Сексуальная жизнь Катрин М.

1. Количество

Вопросы, связанные с количеством, числами и подсчетами, сильно занимали меня в раннем детстве. Воспоминания о том, что мы делали и думали в ту пору, предоставленные сами себе, остаются яркими и четкими: эти моменты одиночества суть первая возможность, данная сознанию взглянуть на самое себя, ведь события, происходящие в присутствии других, неразделимо переплетаются в один таинственный клубок с чувствами, которые они нам внушают (восхищение, страх, любовь или отвращение), и дети еще менее, чем взрослые, способны распутать его и тем более — понять. По этой причине я прекрасно помню и способна восстановить в памяти нить размышлений, которая неудержимо приводила мое детское сознание к необходимости осуществлять перед сном скрупулезные арифметические операции. Недолгое время спустя после рождения моего брата (мне тогда было три с половиной года) наша семья переехала в новую квартиру, и моя кровать была помещена напротив двери в большой ком-нате, которая стала на несколько лет моей спальней. Вечерами я таращилась на полосу света, исходившего из кухни по ту сторону коридора, где продолжали сновать туда-сюда мама и бабушка, и у меня не было никакой надежды попасть в объятия Морфея, прежде чем эти мысли не проходили вереницей у меня в голове. Одна из них заключалась в вероятности иметь нескольких мужей. Возможность самого факта не ставилась мной под сомнение, и размышления направлялись в сторону конкретных условий такого союза. Может ли женщина иметь нескольких мужей одновременно или исключительно по очереди? И если одновременное проживание с несколькими мужьями по каким-либо причинам невозможно, какой именно отрезок времени она должна оставаться с одним и тем же мужем для того, чтобы получить возможность наконец его поменять? И сколько конкретно мужей, «в пределах разумного», может иметь женщина: «несколько», то есть пять или шесть, или гораздо больше, а может быть, даже и сколько угодно? И как я справлюсь с этой проблемой, когда вырасту?

Шли годы, и подсчет мужей сменился калькуляцией детей. Возможно, объяснение заключается в том, что в определенный момент я начала испытывать на себе чары конкретных мужских персонажей (в хронологическом порядке: известный актер, двоюродный брат и т. п.) и, таким образом, получила возможность направлять силы моего воображения к более контрастно очерченным образам, позволяющим с большей легкостью представлять себя саму в качестве замужней женщины и, следовательно, матери. Смена объектов не повлияла на существо вопросов: сколько можно иметь детей «в пределах разумного»? Шесть? Или больше? Какая должна быть разница в возрасте? Добавьте сюда проблему полового распределения. Эти реминисценции неизбежно вызывают в памяти другие навязчивые размышления, которым я предавалась параллельно с мысленным обустройством моей будущей семейной жизни. В то время мои отношения с Богом приняли весьма определенные формы, накладывающие на меня некоторые обязательства: каждый вечер необходимо было следить за его правильным питанием, подсчитывать количество тарелок и стаканов, которые я мысленно отправляла ему наверх, и заботиться о поддержании подходящего ритма смены блюд. Я была очень набожна, и нельзя совершенно исключить вероятность того, что склонность к счету была вызвана некоторым замешательством, образовавшимся в моей голове из-за непонимания точной природы связей между Богом и его Сыном. Бог был громоподобный глас, призывавший людей к порядку и никогда не являвший лика своего. Однако мне также сообщили, что Бог был одновременно пупсиком из розового гипса, которого я собственноручно сажала в игрушечные ясли под Рождество, и несчастным страдальцем, пригвожденным к кресту, перед которым я обычно совершала молитвы, но при этом и тот и другой являлись его Сыном, а к тому же еще каким-то непонятным привидением, называемым Святым Духом. К этому необходимо добавить, что я совершенно точно знала, что Иосиф — это муж Девы, и Иисус, будучи Богом и Сыном Божьим, называл его «Отец». Это построение венчалось информацией о том, что Дева Мария была, несомненно, матерью Иисуса, но почему-то при этом называлась его дочерью.

Вскоре для меня настала пора учить катехизис, и в один прекрасный день я попросила священника выслушать суть моих серьезных замешательств, которые заключались в том, что я желала стать монашкой, вступить в брак с Господом и отправиться в Африку, кишащую несметными и несчастными племенами, погрязшими в нищете, но одновременно с этим я хотела иметь земного мужа и детей. Священник мне подвернулся весьма лаконичный и ничтоже сумняшеся прервал меня на полуслове, посчитав мои заботы по меньшей мере преждевременными.

Я никогда серьезно не размышляла над собственной сексуальностью до того момента, как родилась идея написать эту книгу. Это не мешало мне в полной мере отдавать себе отчет в том, что у меня было множество сексуальных контактов в раннем возрасте: нечасто встречающаяся ситуация, особенно для девушек, и очень редкий случай для той социальной среды, к которой принадлежала моя семья. Я не могу сказать, что потеряла девственность в исключительно раннем возрасте — мне было восемнадцать лет, — тем не менее следует отметить, что мой первый сеанс группового секса последовал не позже чем через несколько недель после дефлорации. Инициатива такого времяпровождения принадлежала не мне, что совершенно естественно, и к этому было бы нечего больше добавить, если бы не факт, объяснения которому я не нахожу и по сей день: именно я совершенно сознательно поторопила события и ускорила процесс. Мое отношение к групповому сексу можно резюмировать следующим образом: мне всегда казалось, что исключительно игре слепого случая я обязана встречам с мужчинами, которым доставляло удовольствие заниматься сексом в группе или смотреть на то, как их партнерша занимается сексом с другими мужчинами, а так как я по природе своей любопытна, никогда не отказываюсь экспериментировать и не усматриваю в занятиях групповым сексом никакой неловкости или препятствия морального толка, то я без труда принимала их правила игры. Ио мне и в голову не приходило возводить на таком фундаменте теоретические построения, и я была далека от мысли вести активную пропаганду.

Нас было пятеро — две девушки и трое юношей, — и мы спокойно заканчивали трапезу в саду на холме, у подножия которого располагался город Лион. Цель моего визита в этот город состояла в том, чтобы навестить молодого человека, с которым я свела знакомство во время кратковременного пребывания в Лондоне, незадолго до описываемых событий, и я воспользовалась услугами возлюбленного одной из моих подруг по имени Андре — уроженца Лиона, — доставившего меня из Парижа на машине. По дороге я захотела пописать и попросила моего любезного водителя сделать остановку. Андре воспользовался этим обстоятельством, чтобы подробно рассмотреть весь процесс и поласкать меня, пока я сидела на корточках. Ситуация не была лишена некоторой приятности, но, несмотря на это, меня не покидало навязчивое чувство легкой стыдливости, и вполне возможно, что именно в этот момент мне в голову впервые пришла блестящая мысль о том, как наилучшим образом справиться с неловкостью: я потянулась губами к ширинке и взяла член в рот. По прибытии в Лион я приняла решение не расставаться с Андре, и мы остановились в доме его друзей — молодого человека, которого звали Ринго, и его сожительницы, хозяйки упомянутого дома и не первой молодости женщины, которой в те дни не было в городе. Отсутствием последней молодежь решила воспользоваться, чтобы устроить вечеринку с участием еще одного юноши, явившегося со своей высокой подругой, коротко стриженные густые волосы которой придавали ей несколько мужеподобный облик.

На дворе стоял то ли июнь, то ли июль, было жарко, и кто-то — не помню кто — предложил всем участникам полностью разоблачиться и окунуться в бассейн. Андре немедленно откликнулся заявлением о том, что его подругу долго уламывать не придется. Эта декларация донеслась до меня весьма смутно — я стягивала через голову футболку. Я не могу сказать, когда именно и по какому случаю я перестала носить нижнее белье (прекрасно помню, однако, как мать, уже в возрасте тринадцати или четырнадцати лет, заставляла меня надевать утягивающие трусы и поддерживающие бюстгальтеры под предлогом, что «женщина должна следить за собой»), но в ту пору на мне его уже не было, и в мгновение ока я оказалась абсолютно обнаженной. Вторая девушка также начала раздеваться, но бассейн в тот день остался пуст. Сад был у всех на виду, и, возможно, именно это явилось причиной смены декораций моих воспоминаний: следующая картина, проплывающая у меня сегодня перед глазами, — это ярко освещенные стены комнаты, которыми было ограничено мое поле зрения, сжатое чугунными решетками высокой кровати. В углу на диване угадывалось тело второй девушки. Андре трахал меня первый, в свойственной ему манере — долго и неторопливо. Затем он-неожиданно прервался и, к моему вящему и с каждой секундой растущему беспокойству, покинул кровать и направился, не распрямляясь, к девушке на диване. Ринго поспешил ему на смену, в то время как третий юноша, более робкий, чем остальные, лежал рядом, опершись на локоть, и водил свободной рукой мне по плечам и груди. Тело Ринго сильно отличалось от тела Андре и нравилось мне значительно больше. Он был крупнее, очень чувствительный и нервный, к тому же Ринго принадлежал к тому типу мужчин, которые активно работают тазом и вколачивают член опираясь па руки и не наваливаясь. Но Андре в моих глазах представлялся более зрелым (он в действительности был старше Ринго и успел послужить в Алжире), его тело было немного дряблым, он уже начинал лысеть, и мне доставляло большое удовольствие засыпать рядом с ним, свернувшись калачиком и уперев ягодицы ему в живот, нашептывая при этом, что у меня как раз подходящие для такого положения пропорции. Ринго выдернул из меня свой инструмент, и робкий молодой человек, ласкавший мне до этого грудь, занял было его место, но в этот момент долго сдерживаемое желание отправиться в туалет стало непереносимым, и мне пришлось встать. Молодой человек, расстроенный и разочарованный, остался на кровати. Когда я вернулась, он был со второй девушкой на диване. Я уже не помню, кто — Ринго или Андре — потрудился сообщить мне, что бедному юноше не терпелось довести до конца то, что он начал со мной.