Как хоронили Караваева (сборник) - Леонид Филатов

Леонид Филатов

Как хоронили Караваева (сборник)

Как хоронили Караваева

Директриса . Друзья мои!.. Наш коллектив понес невосполнимую утрату!.. Сегодня мы провожаем в последний путь нашего горячо любимого сотрудника – товарища Карабанова…

Мужчина с насморком . Караваева!..

Директриса . Товарища Караваева! Что можно добавить к этим горьким словам? А вот что. Мы все знали товарища Карамазова…

Мужчина с насморком . Караваева!..

Директриса . Мы все знали товарища Караваева, как скромного незаметного труженика, который неслышно делал свое тихое дело!.. Что можно добавить к этим горьким словам?.. А вот что. В лице товарища Карнаухова…

Мужчина с насморком . Караваева.

Директриса . В лице товарища Караваева мы потеряли гиганта финансовой мысли! Сотрудники нашего учреждения никогда не забудут твоего доблестного и скромного имени, товарищ Кареглазов!

Мужчина с насморком . Караваев!

Директриса . Товарищ Караваев! Что можно добавить к этим горьким словам? А вот что. Твое дело – наше общее дело. Твоя радость – наша общая радость. Твоя беда – наша общая беда. Так что даже в эту трудную минуту мы с тобой, дорогой товарищ Ковырялов!

Мужчина с насморком . Караваев!

Директриса . А ты чего лыбишься? Тут тебе не банкет.

Мужчина с насморком . Уж больно вы, Анна Николаевна, душевно говорили!..

Директриса . Музыканты на месте?

Мужчина с насморком . На месте. Ждут указаний.

Директриса . Небось, опять лабухов набрал?

Мужчина с насморком . Анна Николаевна, обижаете! Эстрадный оркестр. Квинтет. Лауреаты фестиваля в Хельсинки.

Директриса . А как у них насчет похоронной музыки?..

Мужчина с насморком . Заслушаетесь, Анна Николаевна, и помирать не захочете!.. Одно слово – Эшпай.

Директриса . Ну, гляди! Головой отвечаешь! Тут тебе не вечер отдыха. Все-таки Карачарова хороним – не кого-нибудь!..

Мужчина с насморком . Караваева.

Директриса . О том и речь!

Человек с папкой . Анна Николаевна, венки привезли. Я заказывал. Куда сгружать?

Директриса . Сколько заказал?

Человек с папкой . Пять штук, как просили. На все двести рублей.

Директриса . Молоток!

Человек с папкой . Рад стараться!

Директриса . Ленты заказал?

Человек с папкой . А как же! Чистый креп!

Директриса . Надписи проверил?

Человек с папкой . Обрыдаетесь! «Дорогому товарищу Ковригину от благодарных сослуживцев».

Мужчина с насморком . Караваеву.

Человек с папкой . Не понял.

Мужчина с насморком . Караваев он, покойник-то, а не Ковригин!

Человек с папкой . Маху дал! Анна Николаевна, маху дал!

Директриса . Вот он, показатель вашего отношения к покойным сотрудникам!

Человек с папкой . Дык ведь он покойник, Анна Николаевна! Ему теперь хоть трава не расти! Авось не обидится!

Директриса . Ах, Зубков, Зубков! А вот представь себе, ты помер. И напишут на твоей могиле не «Зубков», а «Пупков».

Человек с папкой . То есть как это?

Директриса . Ну, напишут: «Дорогому, мол, Пупкову…» А ты – Зубков! Понимаешь разницу?

Человек с папкой . Разница очень даже большая. И приятного в этом мало. Однако же, если коллектив примет такое решение, возражать не стану, поскольку буду покойник. Жена, однако, будет возражать, поскольку она работает не в нашем учреждении.

Директриса . Видишь, как тебя понесло! А своего товарища хочешь тайно похоронить? Под псевдонимом?

Человек с папкой . Анна Николаевна, что же мне с энтими венками делать, ведь какие деньги ухлопаны!..

Директриса . А ты государственные денюжки не считай, не ты их печатал. Человека похоронить как следует надо, понял? Все ж таки Коновалова хороним – не кого-нибудь!

Мужчина с насморком . Караваева.

Директриса . Вот именно!

Дама из месткома . Анна Николаевна, плиту привезли!

Директриса . Какую плиту?

Дама из месткома . Надгробную.

Директриса . Надпись сделали?

Дама из месткома . Ой, Анна Николаевна, ну вы как это все равно, прям я не знаю… Какая же может быть надпись, когда мы эту плиту в художественном салоне купили!..

Директриса . Это уж как хотите, только должна быть надпись!

Дама из месткома . Ой, Анна Николаевна, ну вы прям не знаете и говорите!.. Какая же может быть надпись, когда еще скульптуру сколоть надо!..

Директриса . Какую скульптуру?

Дама из месткома . Какую, какую! Ну вы прям, как эта все равно, честное слово! Обыкновенную! На этой плите спортсменка приделанная!

Директриса . Какая спортсменка?

Дама из месткома . Ой, Анна Николаевна, ну что вы как это все равно, прям я не знаю!.. Какая, какая! Гипсовая!

Директриса . Дак может нам ее не скалывать? Спортсменку-то? Может, его вниз головой врыть можно?..

Дама из месткома . Ой, Анна Николаевна, вы прям скажете, так уж скажете!.. Прям хоть стой, хоть падай! Как же это можно произведение искусства вниз головой, да еще в могилу?..

Директриса . Тоже верно. Неэтично это – как по отношению к искусству, так и по отношению к покойнику. А что, если нам эту статую в натуральном виде на могилу поставить?..

Дама из месткома . Ой, Анна Николаевна, я щас плюну и уйду, честное слово! Зачем же нам эту статую на могилу ставить, когда она в трусах и в лифчике?.. Вроде как намек получается!

Директриса . А вдруг покойник спортом увлекался? Диски метал или еще чего делал? Вот и получится благородная символика!..

Дама из месткома . Ой, Анна Николаевна, вот вы прям не знаете и говорите! В шахматы он играл, покойник-то! Кабы он диски-то метал, так, поди, и не помер!..

Директриса . Резонно! А, черт, придется скалывать эту спортсменку, а жалко! Все ж таки скульптура!.. Однако у нас тут не музей изобразительных искусств, а кладбище. Костомарова хороним – не кого-нибудь!

Мужчина с насморком . Караваева.

Директриса . Вот и я говорю!

Дама в черном . А теперь я прошу оставить меня одну!..

Директриса . Это как же вас, гражданочка, понимать?

Дама в черном . Ах, да понимайте, как хотите! Только оставьте нас наедине. Он – мой!

Директриса . Тут, гражданочка, не парк свиданий. Тут, извиняюсь, похороны.

Свобода или смерть Трагикомическая фантазия

…Толик шел бесконечными лестницами и коридорами, которым, казалось, никогда не будет конца. Точнее его вели. Не под конвоем, разумеется, – сопровождающий был в штатском, – но все равно вели, и это повергало Толика в состояние тоскливой прострации.

Изнутри «грозная» контора выглядела довольно безобидно и вполне могла бы сойти за какое-нибудь министерство или главк, если бы не этот безмолвный сопровождающий с индифферентным лицом и не эти металлические сетки в лестничных пролетах…

…Доброжелательный следователь вот уже час водил отупевшего Толика по кругу одних и тех же вопросов, от которых свербило в желудке и раскалывалась голова…

– Скажите, а кому принадлежит идея выпустить самиздатовский журнал «За проволокой»?..

– Вы обещали задавать такие вопросы, на которые я мог бы ответить односложно – «да» или «нет»!..

– Хорошо, я поставлю вопрос иначе. Инициатором этого издания был Евпатий Воронцов?

– Не знаю…

– Глупо. Вы не можете не знать. Вы же были одним из авторов журнала. Итак, Евпатий Воронцов?..

– Ну, допустим…

– Такой ответ может иметь широкое толкование. Давайте конкретнее. Да или нет?..

– Ну, да…

– Значит, Евпатий Воронцов. А кто еще входил в состав редколлегии?..

– Я же предупредил, развернутых показаний я давать не буду!..

– Вы ведь, кажется, отказник?.. Три года пытаетесь выехать за рубеж на постоянное место жительства?..

– Ну и что?..

– Ничего. Просто личное любопытство. Итак, вы не желаете назвать имена членов редколлегии?..

– Не желаю!..

– Тогда я сам назову. А вы только засвидетельствуете – ошибаюсь я или нет. Аглая Воронцова?..

– Н-нет…

– Подумайте как следует. Ложные показания могут обернуться против вас. Я же веду протокол. Итак, Аглая Воронцова?..

– Ну, предположим…

– Ваши предположения меня не интересуют. Мне нужен исчерпывающий ответ. Принимала ли Аглая Воронцова участие в создании журнала?..

– Ну, да…

– Игорь Федоренко?..

– Да…

– Лариса Федоренко?..

– Да…

Расплылось и исчезло лицо следователя… Обмякла и обесформилась комната… Стушевался заоконный пейзаж… Толик снова шел бесконечными коридорами в сопровождении анонимного паренька с незапоминающимся лицом. Он не слышал хлопанья дверей, треска пишущих машинок, не слышал даже стука собственных каблуков. Все шумы исчезли. В гулких коридорах метался только его собственный голос, искаженный до неузнаваемости, точно записанный на магнитофонную пленку и размноженный тысячью динамиков: «Да… Да… Да… Да… Да…»