Стальные пещеры - Айзек Азимов

Айзек Азимов

Стальные пещеры

1. Разговор с комиссаром полиции

Едва Илайдж Бейли уселся за стол, как почувствовал на себе пристальный взгляд Р. Сэмми. Строгое вытянутое лицо Бейли застыло.

— В чем дело?

— Вы нужны боссу, Илайдж. Немедленно. Велел вам явиться, как только придете.

— Хорошо.

Р. Сэмми не двинулся с места.

— Я сказал, хорошо. Убирайся!

Р. Сэмми круто повернулся и пошел выполнять другие поручения.

«Будто человек не может делать все это!» — возмутился про себя Бейли.

Он стал не торопясь изучать содержимое своего кисета и прикинул, что если будет выкуривать по две трубки в день, то ему удастся дотянуть до выдачи новой порции.

Затем он вышел из-за перегородки — он уже два года имел право на отгороженный угол — и через общую комнату направился к выходу. Его окликнул оператор ртутного запоминающего устройства Симпсон.

— Вас ждет босс, Илайдж.

— Знаю. Р. Сэмми уже приходил.

Испещренная кодом лента струилась из миниатюрного прибора. Он находил и анализировал данные своей памяти в поисках сведений, хранящихся в крохотных ячейках мерцающей внутри ртути.

— Я дал бы Р. Сэмми коленкой под зад, если бы не боялся сломать себе ногу, — сказал Симпсон. — На днях приходил Винс Бэррет.

— Ну и как?

— Хотел бы вернуться на старое место. Говорит, готов на любую работу у нас в управлении. Бедняга в отчаянии, но я ничем не мог его порадовать. Его место занял Р. Сэмми, и все тут. Парнишка нанялся на дрожжевую ферму. А ведь способный был малый и всем нравился.

Бейли пожал плечами и сказал строже, чем хотел на самом деле:

— Нам всем предстоит пройти через это.

Босс по своему положению имеет отдельный кабинет. На матовом дверном стекле вытравлена красивая надпись: «ДЖУЛИУС ЭНДЕРБИ. Комиссар полиции города Нью-Йорка».

Бейли вошел в кабинет:

— Вы звали меня, комиссар?

Эндерби посмотрел на него. Он носил старомодные очки, так как его глаза не переносили контактных линз. Только привыкнув к очкам, можно было разглядеть черты его заурядного, невыразительного лица. По твердому убеждению Бейли, комиссар отвергал контактные линзы только затем, чтобы выделяться среди других, а вовсе не из-за своих чувствительных глаз.

Комиссар был явно чем-то встревожен. Он поправил манжеты рубашки, откинулся на спинку кресла и сказал как-то уж слишком тепло:

— Садитесь, Илайдж. Присядьте, пожалуйста.

Бейли сел и ждал в напряженной позе.

— Как Джесси? Как сын?

— Хорошо, — ответил Бейли невыразительно. — Вполне нормально. А ваши как?

— Хорошо, — отозвался Эндерби. — Тоже нормально.

Начало было неудачным.

«Какое-то у него сегодня странное лицо», — подумал Бейли, а вслух сказал:

— Комиссар, я могу просить не посылать за мной Р. Сэмми?

— Вы знаете мое мнение на этот счет, Илайдж. Но раз он есть, должен же я как-то его использовать.

— С ним неприятно иметь дело, комиссар. Пришел сегодня, передал вашу просьбу и стоит как истукан. Так и будет стоять, пока не отошлешь.

— О, это моя вина, Илайдж. Я велел ему позвать вас, но забыл точно указать, что делать дальше.

Бейли вздохнул. Мелкие морщинки у его темно-карих глаз стали более отчетливыми.

— Ну ладно. Так вы хотели меня видеть?

— Да, Илайдж, — сказал комиссар, — и по весьма важному делу.

Он встал, подошел к стене позади стола, нажал какую-то кнопку — и тотчас же часть стены стала прозрачной. Бейли зажмурился от неожиданно хлынувшего потока сероватого света.

Комиссар улыбнулся:

— Это сделано по моему заказу в прошлом году. Я вам, кажется, еще не показывал. Подойдите поближе, Илайдж. В старые времена во всех комнатах были подобные штуки. Их называли окнами. Вы слышали об этом?

Бейли прекрасно об этом знал, так как читал не один исторический роман.

— Разумеется, — сказал он.

— Подойдите сюда.

Бейли слегка поежился, но все-таки подошел. Было даже что-то неприличное в том, что уединенность комнаты выставлялась напоказ внешнему миру. Комиссар временами доводил до крайности свое увлечение медиевистикой.

«Эти очки, например», — подумал Бейли.

Так вот в чем дело! Вот почему у него такое странное лицо!

— Простите за любопытность, комиссар, — сказал Бейли, — но у вас, кажется, новая оправа?

Комиссар взглянул на него с удивлением, снял очки, посмотрел на них, потом снова на Бейли. Сейчас его круглое лицо казалось еще более круглым, а подбородок — более заметным. И взгляд у него стал беспомощным, потому что все расплывалось перед его глазами.

— Да, новая, — подтвердил он. Он снова надел очки и добавил с злостью:

— Старые я разбил три дня назад. Дел было по горло, так что новые получил только сегодня утром. Илайдж, эти три дня были сущим адом.

— Из-за очков?

— Да. И по другим причинам. Но об этом потом.

Он повернулся к окну. Бейли последовал его примеру и был слегка поражен, обнаружив, что снаружи идет дождь. С минуту он молча наблюдал, как сверху лились потоки воды, в то время как комиссар горделиво взирал на это явление природы, будто в этом была его личная заслуга.

— За этот месяц я третий раз смотрю, как идет дождь. Интересное зрелище, верно?

Бейли был вынужден согласиться, что зрелище действительно интересное. В свои сорок два года он почти не видел дождя и вообще никакого другого явления природы.

— По-моему, неразумно, что вода вот так, без всякой пользы, поливает город, — заметил он. — Ее место в резервуарах.

— Илайдж, — ответил ему комиссар, — вы модернист. Вот в чем беда. В медиевальные века люди жили на открытом воздухе, и не только на фермах. Даже в городах. Даже в Нью-Йорке. Когда шел дождь, им это не казалось неразумным. Они радовались этому, потому что жили близко к природе. Это и здоровее, и лучше. Все наши беды от того, что мы оторваны от природы. Почитайте-ка на досуге об угольном веке.

Бейли довелось читать и об этом. Он слышал, как многие сетовали по поводу изобретения атомного реактора. Он и сам был не прочь поныть, когда что-нибудь не ладилось или когда одолевала усталость. Человек всегда чем-то недоволен. В угольном веке люди жаловались на паровую машину. А герой одной из пьес Шекспира возмущался тем, что кто-то изобрел порох. Лет через тысячу кому-нибудь не понравится создание позитронного мозга. К черту все!

— Слушайте, Джулиус… — сказал он мрачно. (На работе он предпочитал держаться с комиссаром официально, даже если тот то и дело звал его по-приятельски Илайджем. Сейчас что-то подсказало ему поступить иначе.) — Слушайте, Джулиус, вы говорите здесь о чем угодно, только не о том, зачем вы меня звали. Меня это беспокоит. В чем все-таки дело?