Стальные пещеры - Айзек Азимов

— Бейли, — ответил он. — Илайдж Бейли. Я только-только поселился в этом секторе.

Он взял рюмку и вежливо улыбнулся. Ему понравился ее веселый нрав и приветливость, так что он решил держаться к ней поближе. Он никого здесь не знал, а когда не можешь принять участие в общем веселье, тобой поневоле одолевает чувство одиночества. Быть может, потом алкоголь сделает свое дело и станет веселее.

А пока он не отходил от чаши с пуншем и смотрел по сторонам, задумчиво потягивая напиток.

— Я помогала готовить пунш. — Голос девушки вывел его из задумчивости. — Так что рекомендую попробовать еще. Хотите?

Оказалось, что его маленькая рюмка пуста. Он улыбнулся и сказал:

— Да.

Овальное лицо девушки можно было бы назвать красивым, если бы ни чуть-чуть великоватый нос. На ней было скромное платье. Ее светло-каштановые волосы колечками падали на лоб.

Она выпила с ним следующую рюмку, и ему стало лучше.

— Джесси… — Он с удовольствием, будто смакуя, произнес ее имя. — Хорошее имя. Вы не против, если я буду обращаться к вам по имени?

— Конечно, нет. Пожалуйста. А вы знаете мое полное имя?

— Джессика?

— Ни за что не догадаетесь.

— Больше я ничего не могу придумать.

Она рассмеялась и сказала лукаво:

— Мое полное имя — Джезебел.

Вот тут-то он по-настоящему заинтересовался ею. Он поставил свою рюмку и сдержанно сказал:

— Не может быть.

— Честное слово. Я не шучу. Джезебел. Во всех моих бумагах стоит именно это имя. Моим родителям нравилось, что оно такое звучное.

Она явно гордилась своим именем, хотя едва ли во всем мире найдется менее подходящая Джезебел.

— Вы знаете, а меня зовут Илайдж, — серьезно сказал он. — То есть это мое полное имя.

Это не произвело на нее впечатления.

— Илайдж, по библии — Илия, был злейшим врагом Джезебел-Иезавели, — сказал он.

— Правда?

— Конечно.

— Вот как? А я и не знала. До чего интересно!.. Но ведь это же не значит, что в жизни вы тоже должны стать моим врагом.

Это было исключено с самого начала. Сперва благодаря именно такому совпадению она перестала быть для него просто милой разливальщицей пунша. А потом оказалось, что она и жизнерадостна, и добра, и, наконец, даже миловидна. Особенно ему пришелся по душе ее веселый нрав. Его собственный скептицизм нуждался в противоядии.

А Джесси, по-видимому, ничего не имела против его серьезного, вытянутого лица.

— О боже, — говорила она, — а вдруг ты и в самом деле ужасно нудный? Нет, не может быть. И вообще если бы ты вечно улыбался, как заводной, вроде меня, на двоих этого было бы слишком много. Оставайся самим собой, Илайдж, и не давай мне слишком отрываться от земли.

Она же помогала Илайджу Бейли держаться на поверхности. Он подал заявление на небольшую квартиру для новобрачных и получил разрешение въехать в нее после женитьбы. Он показал ей ордер и сказал:

— Хочешь устроить так, чтобы я выехал из общежития, Джесси? Мне там не нравится.

Это было далеко не самое романтическое предложение в мире, но Джесси оно пришлось по душе.

Бейли припоминает только один случай, когда присущая Джесси веселость начисто изменила ей, и это тоже было связано с ее именем. Это произошло на первом году их совместной жизни, еще до рождения ребенка. «Быть может, — вспоминал Бейли, — она стала такой раздражительной, потому что ждала Бентли?»

У нее портилось настроение оттого, что Бейли постоянно задерживался на работе.

— Мне не удобно каждый вечер ходить одной в столовую, — сказала однажды она ему.

Бейли устал и был не в духе.

— С чего бы это? — сказал он. — Там ведь немало интересных холостяков.

Тут уж она вскипела:

— Уж не думаешь ли ты, что я не способна нравиться мужчинам, Илайдж Бейли?

Возможно, это случилось только потому, что он устал; возможно, потому, что его соученик Джулиус Эндерби обошел его еще на одну ступеньку по служебной лестнице. А может быть, ему просто надоело смотреть, как она подделывается под свое имя, хотя у нее нет ни малейшего сходства с Иезавелью.

Во всяком случае, он едко заметил:

— Конечно, способна, но вряд ли станешь это делать. И вообще забудь-ка ты свое имя и оставайся сама собой.

— Это уж мое дело.

— Это ни к чему не приведет. И если хочешь знать, она вовсе не была такой, как ты думаешь. Библейская Джезебел старалась быть верной и хорошей женой и вообще не позволяла себе лишнего.

Джесси сердито посмотрела на него:

— Ничего подобного. О ней говорят «нарумяненная Джезебел». Я знаю, что это значит.

— Тебе это только кажется. Вот послушай. Когда муж Иезавели, царь Ахав, умер, царем стал ее сын. Один из его военачальников восстал против него, убил его и отправился в Израиль, где жила старая царица. Она узнала об этом и поняла, что он хочет убить и ее тоже. В своей гордыне и отваге она нарумянила лицо и оделась в свои лучшие одежды, чтобы встретить его как подобает надменной и непокорной царице. Он приказал выбросить ее из окна дворца, и она погибла; по-моему, она умерла достойно. Именно это и имеют ввиду люди, когда говорят «нарумяненная Джезебел», — знают ее историю или нет.

На следующий вечер Джесси негромко сказала:

— Я читала библию, Илайдж.

— Что? — Бейли даже не сразу понял, о чем идет речь.

— Те места, где говорится о Джезебел.

— О Джесси! Извини, если я тебя обидел. Я поступил, как мальчишка.

— Нет, нет. — Она не дала ему обнять себя и со строгим видом села на кушетку поодаль от него. — Я теперь знаю всю правду и не желаю, чтобы меня дурачили. Поэтому я прочитала о ней. Все-таки она была испорченной женщиной, Илайдж.

— Понимаешь, эти главы написаны ее недругами. Мы не знаем ее версии.

— Она убила всех пророков господа, какие попались ей в руки.

— Ей это приписывают. — Бейли полез в карман за жевательной резинкой. (Несколько лет спустя он оставил эту привычку, потому что Джесси сказала, что с его длинным лицом и грустными карими глазами он напоминает старую корову, жующую неприятную жвачку, которую она не может проглотить, но и не хочет выплюнуть.) — А если хочешь знать ее версию, то я могу кое-что тебе рассказать. Она уважала религию своих предков, которые жили на этой земле еще задолго до прихода иудеев. У иудеев был свой бог, больше того — это был особый, единственный бог. Они хотели, чтобы ему поклонялись все без исключения.

Джезебел была консервативной по натуре и придерживалась старой веры. В конце концов, если новая вера отличалась более высокой моралью, старая приносила ей большее эмоциональное удовлетворение. Тот факт, что она истребила пророков, лишь подтверждает, что она была детищем своего времени. В те дни именно таким способом и обращали в свою веру. Если ты читала «Книгу царств», то должна помнить, что Илия — по нашему Илайдж (на этот раз мой тезка) — состязался с восьмьюстами пятьюдесятью пророками Ваала в том, кто сумеет вызвать небесный огонь. Илайдж победил и тут же приказал толпе убить восемьсот пятьдесят ваалитов. Что и было сделано.