Яд иллюзий - Галина Зарудная

Пролог

 Вы любили кого-нибудь так, что были готовы ради него на все?

 Вами двигало лишь дикое, эгоистичное желание удержать свою любовь любой ценой – ни за что не потерять, не упустить… Пусть при этом никто из вас не будет счастлив, пусть вы заведомо понимаете, что лишаете этого человека жизни!

 Неважно, кого вы любите.

 Это страшная любовь!

 Это зло, не имеющее границ!

 И если вы вдруг обнаружите в себе это роковое безумие – отрекитесь от него!

 Сквозь боль, сквозь муки ада – отрекитесь!

 Сгорая заживо в агонии неизлечимой страсти – отрекитесь!

 Пока проклятие и полное разрушение не настигло вас и жертву вашей любви…

Часть первая

Глава 1

 Я долго думала с чего начать.

 Что привело к такому губительному финалу?

 Может, все сложилось бы иначе, будь я повнимательнее и не так зациклена на себе?

 Как найти логическую цепочку в этом кошмарном сплетении событий?

 Знаю одно. Несколько лет назад мне казалось, что со мною все кончено. Но если бы я предвидела тогда настоящее, ни за что не впадала бы в панику, не изводилась депрессиями, а приготовилась к неизбежному…

 Но теперь не смогу жить дальше, пока не сложу мозаику воспоминаний по кусочкам, склеив общую картину.

 Поэтому решила начать все по-порядку, в том ракурсе, что наблюдала собственными глазами. А началось все именно тогда, ровно год назад, со страшного и судьбоносного известия:

 – Беда, Ань, беда случилась!

 Я замерла с ручкой над блокнотом, изумленно разглядывая капитана. Он потянулся в карман за платком, потому что пот неожиданно повалил с него градом, на рубашке проступили отчетливые мокрые пятна, не смотря на то, что в кабинете было достаточно прохладно и свежо.

 – Никогда ничего подобного не видел. Всю свою сознательную жизнь я был уверен, что в этом городе все тихо и неизменно, как на дне колодца…

 На первый взгляд то был обычный день.

 Ничто, казалось, не предвещало грядущего перелома в моей судьбе. Ветер перемен, если и присутствовал к тому времени, то ощущался слишком слабо, несущественно, нарастая постепенно, приумножая и припасая силы для стремительного рывка.

 Привычным образом я забежала тогда в местное отделение милиции к Алексею Борщеву, помогавшему мне составлять  колонку криминальной хроники для популярной местной газеты «Информ-неделя».

 Был четверг. Газета выходила по пятницам, а значит, мне еще предстояло успеть с материалом к завершению верстки. Но я не спешила, потому что криминальные новости такого незначительного масштаба подготавливались самое большее за час. Двадцать минут уходило на прием свежих сведений, приблизительно еще столько – на обсуждение их с капитаном за чашкой чая, минут десять, чтобы добраться до офиса редакции, небольше восьми минут на составление отчета и  две – на перечитку статьи редактором.

 В аккурат – до сдачи выпуска в печать.

 Один раз в неделю.

 Все остальное время я принадлежала исключительно сама себе, занимаясь литературными переводами для издательств.

 Работая в уютной домашней обстановке, мне редко приходилось куда-нибудь выходить. Только, если случалось экстренное событие или предвиделся неотложный визит.

 Экстренным событием мог оказаться поход в магазин, когда обнаруживалось, что в холодильнике царит безмятежная пустота, или последний пакет из-под кофе обреченно летел в переполненное мусором ведро.

 Неотложные визиты намечались раз или два в неделю, чтобы посетить родителей, редакцию или, как в тот день, принять известия от капитана Борщева и попутно отнести гостинец, который я давно ему обещала.

 Запах сырных пончиков сладко повеялся по коридору, когда, держа перед собою бумажный пакет, я вошла в небольшое двухэтажное здание, окруженное пышными многолетними елями. Скучающий дежурный за стеклом при виде меня улыбнулся и приветливо кивнул головой. Но едва я собралась постучать, оказавшись у знакомого кабинета, как дверь внезапно распахнулась, и в пороге возник напарник Борщева. Налетев на меня, он чуть не вышиб из рук драгоценный пакет.

 – О! А вот и пресса!

 Во взгляде лейтенанта Лихачева сквозила откровенная антипатия, словно во мне заключалась причина всех его бедствий. Как правило, он даже не утруждал себя здороваться, а тут вам целая ода из пяти слов! Наверное, уже одно это должно было показаться необыкновенно странным. Однако я пропустила замечание, притворившись, что всецело подготовлена к такому приему.

 Не получив ожидаемого ответа, молодой человек в свою очередь гримасно хмыкнул и помчался дальше с недовольной как всегда и повсеместно физией.

 – Не обращай внимания, – отозвался из глубины кабинета капитан. – Артем временами ведет себя хуже мальчишки…

 Леша Борщев сидел за одним из двух сдвинутых вплотную столов, на котором громоздился неисправимый бардак и с четко прорезавшейся складкой на лбу изучал какие-то бумаги. Вспомнив, что мы еще не поздоровались, он порывисто привстал и протянул мне свою широкую ладонь.

 – Здравствуй. Я ждал тебя. Что, новость уже облетела всю округу?

 Чтобы не выдать своего недоумения, а тем паче – неосведомленности, застигнутая врасплох этим вопросом, я присела на предложенный мне стул и поставила перед ним пакетик с гостинцами.

 – Это тебе.

 Капитан перевел на сверток удивленный взгляд и неожиданно покраснел, как подросток.

 – Ну что ты, Ань…

 В общении Леша всегда отличался простотой, без пошлых шуток и двуличны намеков, которые иногда встречаются в повадках служащих. Настоящий джентельмен и при этом – фундаментальный холостяк, в свои тридцать шесть все еще живущий с родителями.

 Крепко сложен, может, чуть полноват, но неизменно опрятный, при погонах, с аккуратной стрижкой и усами. Усы ему, правда, чертовски не шли, они придавали его облику нотку мелодраматизма, как если бы пухлощекий юноша приклеил бутафорские усы, чтобы казаться взрослее и серьезнее.

 Пока он произносил слова благодарности, я машинально доставала из сумочки блокнот и ручку.

 – Так что за новость?

 Леша оторвался от вожделенных сладостей, к которым блаженно принюхивался через сверток  и нехотя отодвинул их в сторону.

 Поразительно, как четко реагирует мимика человека на перемену настроения!

 Только что лицо капитана светилось неподдельной радостью, и вот – оно уже помрачнело, мышцы напряглись, и он как будто состарился лет на десять: щеки стали тяжелее, а губы резко поджались. Даже голос изменился. До этого Леша трубил чистым бархатным басом, а теперь его труба в горле пустила трещину и выдала неровный глухой звук: