Невидимая жизнь - Александра Кириллова

Александра Кириллова

Невидимая жизнь

Все права на электронную версию книги и её распространение принадлежат Интернет-издательству Сканбук и автору – Александре Кирилловой. Никто не имеет право каким-либо образом распространять или копировать этот файл или его содержимое без разрешения правообладателя и автора.

Ты спросил, можно ли измерить глубину чувств. Я думаю, можно.

Каждый из нас способен анализировать себя. Но не всегда мы готовы принять выводы этого анализа.

Я уже не сопротивляюсь. Я поняла. Я знаю.

И все эти знаки, сны и совпадения уже не нужны. И без них все ясно.

Они свидетельства или предупреждения – хотя какая разница. Быть может, это от нас отлетают искры в пространство, настолько ярко мы горим.

Со мной такого никогда не было. И было ли такое с кем-либо, сомневаюсь. Я о таком даже в книгах не читала.

Ты говоришь, это дар.

Безусловно.

Но надо понимать, что любой дар – это бремя.

И самый главный вопрос, коль уж в этом всем есть какое-то высшее участие, то зачем нам все это дано? Как этим распорядиться?

Я не верю, что все это заслуживает только тихого тления и умирания внутри нас.

Мы – носители уникального сокровища. Быть может, оно само со временем откроет нам путь всех свершений. Мы пока, как древние люди, нашедшие огонь, смотрим на него с восхищением и страхом. Этот огонь – наша любовь.

Но как же больно она обжигает.

Иногда мне кажется, что эта боль способна остановить мое сердце, настолько она ощутима.

У меня бывают приступы паники и отчаяния, пусть и минутные, но такие страшные, что мне кажется, я могу убить себя. И это только от одного желания обнять тебя и невозможности это сделать.

Но я справлюсь. Мой разум вытащит меня, я уверена.

Вся эта игра и борьба с самим собой – с достойным противником, она, безусловно, увлекательна, но и безнадежно жестока, потому что в этой игре нет правил.

Будущее. Признаюсь честно, я смотрю туда с опаской. Я ничего не предрекаю и не загадываю.

Есть ли у нас с тобой будущее? Возможно.

Еще месяц назад я бы однозначно ответила нет.

Твои желания я не могу направлять и не вправе брать с тебя обязательств. Я же сама не даю никаких обещаний.

Но мое желание видеть тебя счастливым неизменно.

Я хочу, чтоб у тебя была семья и дети, потому что ты как никто другой заслуживаешь этого. И если я не могу дать тебе это, значит, ты должен найти это с кем-то другим.

Какое же тогда может быть наше будущее? Дружба, любовь, семья? Забвение?

Все возможно.

Эта жизнь заслуживает того, чтобы ее прожить.

"Это случилось в полдень. Так сказал врач по телефону. Вчера в полдень. А я в это время, кажется, чем-то была занята, смотрела с детьми кино, и мы смеялись. А ведь я должна была что-то почувствовать, понять, что в это мгновение происходит ужасное… В это мгновение умирал мой отец".

Мысли текли, текли, как струйка воды из плохо закрытого крана, и Маше казалось, что они могут проделать дырку в ее голове.

Сегодня было намного тяжелее, чем вчера. Вчера был шок, непонимание и растерянность. Потом звонки, звонки. Кто звонил? Может, это она кому-то звонила. А, да. Действительно звонила, своей сестре, сообщить новость. Они говорили долго, то есть они не говорили, а долго молчали, не решаясь определить, кто из них будет звонить маме.

Мама не плакала, сестра тоже. Плакала Маша, тихо и долго, плакала за всех, как моросящий дождь. А сегодня плакать ей не моглось, но было очень тяжело. Утром она, едва открыв глаза, еще не проснувшись окончательно, почувствовала эту страшную пустоту. "Что-то случилось? Что? Что?" – Мозг никак не мог прийти в себя после болезненного глубокого сна. Но душа не спала, и она продолжала ныть, как воспаленная рана. – Что-то ведь случилось… Папа…"

Сегодня весь дом, как Атлантида, погрузился под воду, и дождь за окном только дополнял эту трагическую картину. Краски поблекли, звуки стали тише. Откуда-то звучала музыка, но ее голос был глухим и походил на слуховую галлюцинацию. Это работал телевизор в детской.

Дети тоже стали тихими и кроткими. Они боялись поднять глаза на мать, словно чувствовали себя виноватыми. Обычно такая суетливая и хаотично перемещающаяся по квартире, она, как тяжело больной человек, передвигалась сегодня медленно и страшными невидящими, пугавшими ребятишек глазами, словно молящаяся, смотрела куда-то в потолок. Она, в таком состоянии, для них была самым тяжелым испытанием. О смерти деда, они, похоже, уже забыли, хотя вчера тоже немного плакали.

Машины близнецы с дедом пусть и не много, но очень хорошо общались, любили его и с удовольствием ездили в гости к бабушке и дедушке. О том, что дедушка долго болел, им не говорили. Да и не могли они в полной мере осознать этих проблем и забот в свои шесть лет. Но когда им сказали, что дедушка умер, умер совсем, и его больше нет и никогда не будет, малыши страшно испугались, возмутились, разозлились и, в конце концов, увидев слезы матери, расплакались.

Когда вечером Маша укладывала детей спать, точнее просто сидела на углу кровати и беззвучно покачивалась вперед и назад, ожидая, пока дети уснут, она вспоминала о том, чему успел научить ее отец своих внуков, что успел он передать новому поколению, продолжателям его рода. Продолжатели рода возились, как жуки, по своим кроватям, перекапывая подушки и одеяла, и никак не могли уснуть без традиционной сказки из большой старой книги с очень красивыми, немного выцветшими картинками.

А Маша сидела и вспоминала, как она с детьми и с отцом ходила в цирк, и как дед ворчал и не хотел идти, но потом восторженно хлопал в ладоши, особенно акробатам и фокуснику. Было тепло и радостно, много ярких красок вокруг, громко звучала музыка, потом суета, улыбки, сувениры и общее состояние эйфории.

Припомнилось Маше и то, как она тушила пожар в родительской квартире, результат неудачного отцовского эксперимента, и прятала как соучастник его следы от матери. Тогда отец показывал внукам, как поднимается над огнем бумажная спираль. Спираль, конечно же, загорелась, обожгла державшую ее руку и, отброшенная неловким движением, подожгла полотенце. Было всем немного страшно, но очень весело. А когда пришла бабушка, у всех экспериментаторов возбужденно горели глаза, дед показывал внукам какие-то шпионские знаки и хихикал.

Сегодня воспоминания стали очень болезненными. Менялась палитра боли, накатывали отчаяние и злость. Найденный вчера альбом со старыми фотографиями был сегодня закинут на верхнюю полку книжного шкафа, он точно обжигал руки, так хотелось избавиться от него поскорее.

Муж вернулся с работы к обеду, он понимал, его помощь необходима. Маша видела, что он старается, но его участие было ей безразлично, потому что легче не становилось.

Муж варил на кухне детям сосиски, сегодня ни для кого и никаких ограничений по меню не было. Маша же, как сухой лист на глади воды, безучастно болталась по квартире, в конце концов ее прибило к окну в гостиной. Она отодвинула рукой тюль и прислонилась виском к холодной стене. Она смотрела в пустоту, на стекло, а не через него, на серые разводы, и глаза ее моргали медленно-медленно, точно она вот-вот закроет их под тяжестью глубокого сна. Тюль с веселыми розовыми ромашками спадал, как фата, с ее плеча. Ромашки не могли принять новое настроение дома и оставались все такими же радостными и яркими. На столе со вчерашнего дня осталась несобранной детская игра, грязные чашки и еще какие-то вещи, брошенные, словно при эвакуации, ставшие невидимыми для хозяйки, потерявшие смысл.

Маша стояла у окна, бездвижная, бесслезная и как будто бездыханная. Она думала о смерти.

"Как это происходит? Как люди умирают? Наверное, это всегда больно, даже если ты в коме или спишь. Ему, наверное, тоже было больно. А потом – пустота. Ничего нет, ни мыслей, ни снов. Как это страшно, Господи, как это страшно… Бедный, бедный папочка, еще совсем не старик. Что такое шестьдесят лет? В нем всегда было столько жизни! Куда теперь это все ушло?

А сколько потеряно всего того, что не свершилось!

Он не увидит, как вырастут его внуки, а Аниных детей он так и не дождался. Он не достроил свою любимую дачу, деревья, посаженные им в саду, в этом году цвели первый раз, но он уже не мог ухаживать за ними, потому что заболел.

Ничего уже нельзя изменить, нет никакого, даже самого трудного пути к спасению. Это невозможно понять. Я не хочу это понять".

Маша сжала голову руками, точно хотела остановить поток своих мыслей, они больно резали изнутри, как маленькие бритвы, совсем бесцельно, просто вонзались без остановки снова и снова. Ответов все равно не было.

Раздался телефонный звонок. "Кто-то с соболезнованиями", – подумала Маша, не отводя взгляда от мутного стекла. Ее ресницы опять медленно опустились и так же медленно поднялись. Снять трубку не было никаких сил.

Звонок затих. Через какое-то мгновение раздался голос мужа: