Маниакальная депрессия - Анна Фрост

Маниакальная депрессия

Анна Фрост

Lovemakesuscrazy…

Это, конечно,

выдуманная история,

но она когда-то была

и когда-то может повториться…

© Анна Фрост, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

За окном всеми красками осени играл ветер, и шёл дождь. Тяжёлое небо давило, ноябрьский холод поглощал. Белые стены казались покрытыми льдом, пустота вокруг скручивала душу. Страшно болели руки. Эта боль была единственным, что помогало не сойти с ума окончательно. Помешательство пожирало изнутри, но что-то мешало ему, изо всех сил стараясь сохранить остатки моего рассудка. Чувствовалось, как успокоительное растекается по венам, и поражённое сознание затуманивается. Я был близок ко сну, но заснуть не мог. Всё, что кружилось и спутывалось в моей голове, казалось, отражалось на низком потолке. От этого так хотелось избавиться… но я не мог. И не только я.

Не так давно, в силу обстоятельств, психбольница небольшого города, в котором я живу, стала мне домом. Тут меня пытались вылечить от того, что не лечится, – от разбитого сердца. И возможно я оказался слаб, потому что не смог пережить и оставить это. Глуп, потому что не смог забыть и страдал. Возможно, я так и не исправлю всё это, хотя… кто знает… Я знаю одно: после любви только ненависть заставляет жить.

Снова погрузившись в свои мысли и воспоминания, я не расслышал шаги за дверью. Шли за мной. Несколько минут – и люди в белых халатах схватили, вывели и спустили меня вниз. Знакомая дорога. Совсем немного – и я окажусь в полутёмном помещении, в котором человек с тихим голосом будет вскрывать мои шрамы, моё сердце и мою душу. Плохое освещение, холодное металлическое сидение и большой поцарапанный стол на расстоянии, за которым в полутьме сидит психиатр.

Сидя ко мне спиной он любовался каплями дождя на оконном стекле. На какое-то время кабинет окутала тишина. Был слышен только шёпот ветра. Наконец тихий голос зазвучал:

– Здравствуйте.

Я ответил:

– Приветствую.

– Как ваше самочувствие, есть какие-то изменения?

– Можете не спрашивать это каждый раз. Ответ был, есть и будет тот же.

– Почему же?.. Всё меняется. Время лечит, а мы помогаем ему в этом…

– Я бы не сказал. Иногда и время, и ваша помощь травят.

– Не нужно сопротивляться. И станет лучше.

– Только не в моём случае.

– Не сопротивляйтесь. Это пойдёт Вам на благо. Если Вы выскажитесь наконец, тем самым дав мне возможность разобраться в Вас и устранить то, что мешает Вам нормально жить.

Я замолчал, не посчитав нужным повторить свой следующий ответ.

Это была наша третья встреча, которая, как я почувствовал, закончится совсем иначе. Дождь за окнами усилился. Потемнело.

Напряжение нарастало. Я ощущал на себе его взгляд, чувствовал, что этот человек знает, как открыть меня, будто сдерживаясь, выжидая… Спокойствие пока сохранялось… но вот-вот должно было нарушиться.

Лёгкая улыбка… Вдох… Незамысловатое движение руки…

Он снова заговорил:

– Расскажите мне о тех самых событиях. О лицах, участвовавших в них. Может быть, вспомните, что было с Вами, что подтолкнуло Вас на это. Опишете всё… Поможете себе… хотя бы немного.

Меня слегка затрясло.

– Вы ни разу не задумывались о том, что впустую тратите на меня своё время? Оно ведь не бесконечное. Я устал отвечать Вам одним и тем же. Вы делаете только хуже.

– Я понимаю Вас. Но и не понимаю одновременно. Носить в себе то, что носите в себе Вы, – опасно. И для Вас, и для окружающих. Вы – больной, и Вас не посадили на электрический стул только потому что это было доказано. Вы больной, но не безнадёжно. Пока. Поэтому не будьте безразличны к своей дальнейшей судьбе. Подумайте о своих близких… Если Вы не знали, некая Мэри Колд переживает за Вас… ваше здоровье и ваше состояние… А я ни о чём не могу ей поведать… Потому что не слышу от Вас ничего, что могло бы это позволить.

От её имени у меня внутри всё будто перевернулось. В груди кольнуло. Кольнуло так, что с силой отдало в голову. Сжало. Сжало всего меня. И подкосило.

Вновь понеслись эти мысли и воспоминания… Бешеным потоком… Они, будто ржавые иглы, впивались в моё сердце… так, что было тяжело дышать.

Из меня вышел только сдавленный хрип… так похожий на её имя…

Свет в помещении задрожал. Я оторвался от действительности. До меня слабо доносились только смешивающиеся и отдаляющиеся гулкие звуки: быстрые шаги, испуганный крик психиатра… громкие переговоры врачей, шуршание бумаг…

Всё вокруг меня задвигалось…

Неизвестно, насколько меня отключило. Я потерялся во времени. Во всём. Так сильно тут меня накрыло во второй раз. Моё слабое место будто кровоточило из глубины души. Всё моё тело ныло, когда я пришёл в себя. Медленно открыв глаза, я увидел, что лежу на кушетке со связанными руками и ногами. Осмотрев весь кабинет, я понял, почему: по всему полу валялись разорванные и скомканные листы бумаги, разбитая карандашница, её содержимое и всё, что находилось на столе психиатра. Со стен осыпалась побелка, дверной косяк, дверь, подоконник и окно были заметно повреждены, как и мои пальцы, на которых весьма и весьма начали ощущаться свежие раны. Неплохо я повертелся. Очередной укол правда быстро меня успокоил. И достаточно резко.

Психиатр отвернувшись стоял недалеко от меня и, всё ещё нервничая, о чём-то думал. Скорее всего, о том, как лучше довести наш разговор до конца без больших потерь и – главное – с пользой.

Говорить было трудно, и я издал только какое-то тихое сипение. Психиатр слегка вздрогнул, повернулся ко мне, подошёл и помог сесть. Я не отвлёк его от его раздумий. Он выглядел очень серьёзным. Морщины сильнее выступили на его лице.

Глубоко вздохнув, он решительно взглянул на меня и развязал мне руки и ноги. Последнее его действие показалось мне довольно странным. Это сделало меня в какой-то степени свободным и тем самым обозначало некоторое доверие со стороны психиатра. Я быстро понял, что это своеобразная уловка… Вместе с руками и ногами психиатр сделал попытку развязать мне язык. За этим, конечно, автоматически должно было последовать открытие доступа к тому, о чём я так долго молчу… Но у меня самого вдруг возникло желание рассказать всё это. И оно возникло не из-за последних действий психиатра. Мне захотелось поделиться частью себя с воздухом, напитать его этим ядом, просто освободить душу словами, частично… за невозможностью освободить её чем-то полностью. Слова ведь не могут всего… но хотя бы как-то в силе не позволить моим воспоминаниям меня убить.

Вот как-то так неожиданно на меня повлиял этот срыв. Как осенило. Единственное: я не хотел, чтобы кто-то проникся тем, что творится у меня внутри. Это было каким-то двуликим страхом, который постоянно теснился в моей и без того забитой голове. Потребность скрывать своего демона – более необходимость, а демоны у всех разные.

Я решил, и я знал, что делать дальше. Вслед за этим всплыло другое… Такое лёгкое в оболочке мыслей… нуждающееся в исполнении…

Спустя несколько минут я так же решительно взглянул на психиатра и сипло, уверенно шепнул:

– Слушайте.

Как известно, всё то, что случается с нами в детстве, оставляет в нас глубокий след. Как семя – сначала попадает в почву, потом пускает в неё корни, растёт, даёт побеги и, наконец, плоды. То, что получится, в большем зависит от погодных условий. Так было и у меня.

Всё началось, когда мне было ещё восемнадцать. Не так давно. Тогда я впервые понял, что по-настоящему люблю… только не сумел правильно это выразить. Мы знали друг друга, можно сказать, с первого класса. Сначала она мне просто нравилась. Я любил наблюдать за ней… за всем, что она делала.

После нашего близкого знакомства между нами скользнуло нечто, что каким-то образом, как я сразу понял, связало нас, наше будущее… Пока это, конечно, была только симпатия. Дружеская симпатия.

Мы быстро нашли общий язык… Часто вместе ходили на учёбу… После учёбы – уходили домой… Постоянно о чём-то разговаривали… и нам всегда было очень интересно вдвоём. Мы не следили за временем. Только ждали следующего утра или дня, чтобы снова встретиться… хотя бы взглядом.

Особенно запомнилась та осень, наша осень, которая сегодня усиливает мою болезнь и тоску, когда мы гуляли по разноцветным листьям, собирали их, купались в них, обнимались, лёжа на холодной сырой земле, и были счастливы. Тогда я начал понимать, что чувствую к ней что-то большее, что вижу её уже не как друга. Черты её лица запали в мою душу, так глубоко, что она снилась мне каждую ночь. Просто она. Её густые, мягкие, всегда чуть взъерошенные рыжие волосы, нежный овал лица, бледная кожа, чувственные губки, точёный носик, красивые глаза… самые красивые из всех, что я видел… цвета свежей зелени… ресницы, брови, стройное тело, тонкие ручки, пальчики, ноготки… Иногда кажется, что я ощущаю её и сейчас, как тогда, только это ощущение похоже на наваждение… Наверно и потому всё так, что я давно её не видел… не касался… Она до сих пор мне снится порой, часто… Уверен, она не изменилась. Она никогда не изменится. Она всегда со мной… Моя.