Песчаные короли - Джон Уиндем

ПЕСЧАНЫЕ КОРОЛИ

Научно-фантастические романы

ИСТОРИЯ С ЛИШАЙНИКОМ

Похороны поражали своим великолепием. Небольшой хор, облаченный во все в белое с золотом, пел так проникновенно, словно это падшие ангелы о чем-то молили небо.

Когда пение стихло, в переполненной часовне воцарилась такая тишина, что, казалось, было слышно, как в тяжелом воздухе перекатываются волнами запахи тысяч цветов.

Гроб покоился на вершине пирамиды из цветов, у подножия которой неподвижные, как статуи, стояли почетные часовые в традиционном одеянии из пурпурного шелка, с золотыми шнурами поперек груди и золотыми сетками на склоненных головах. Каждый из них держал в руке позолоченную пальмовую ветвь.

Епископ бесшумно поднялся по ступеням на небольшую кафедру, положил на пюпитр библию и обвел взглядом присутствующих

“…отошла возлюбленная сестра наша Диана… остался ее незавершенный труд, который она никогда уже не доведет до конца… ирония судьбы — недосказанное слово, когда говорится про волю господню… В силе господа дать и… взять. Он отбирает свой дар — оливковое древо — еще до того, как созревают его плоды… нам надлежит лишь покориться его воле. Она была сосудом его восхищения… безраздельно отданная свой цели, смелая… стремилась изменить развитие человеческой истории… Тело рабы твоей Дианы…”

Взгляды всей паствы — сотен женщин и нескольких мужчин — обратились к гробу. Его начали бережно снимать; соскользнули и упали на дорожку несколько цветов. Гроб медленно пополз вниз. Тихо заиграл орган. И снова высокие, чистые голоса хора устремились ввысь. Мягко опустилась крышка гроба.

Послышались сдержанные всхлипывания, замелькали носовые платки. Выходя из часовни, Зефани и Ричард оставили отца одного. Зефани оглянулась и увидела его стоящим перед боковым алтарем. В толпе женщин он показался ей выше, чем был на самом деле. Его красивое лицо ничего не выражало. Он казался усталым и, должно быть, не осознавал полностью, что происходит вокруг него.

Снаружи было еще больше женщин — сотни тех, кто не смог попасть в часовню. Многие из них плакали. Цветы, принесенные ими, были разложены яркими дорожками по обе стороны двери, и каждый, кто выходил из часовни, должен был пройти между ними. Кто-то из толпы держал большой крест, сделанный из лилий, перевитых черной шелковой лентой.

Выйдя на посыпанную гравием дорожку, Зефани вытянула Ричарда из толпы и стала наблюдать, бросая взгляды во все стороны. В глазах ее стояли слезы, а на губах блуждала горькая улыбка.

— Бедная, милая Диана, — проговорила она. — Подумать только, как бы все это ее утешило.

Быстрым движением она достала платок и прижала его к глазам. Потом сказала уже несколько бодрее:

— Пойдем. Найдем отца и заберем его отсюда.

А похороны и в самом деле удались.

Газета “Ньюс Рипорт” писала:

“Женщины разных социальных слоев со всех уголков Британии съехались сюда, чтобы отдать покойной последний долг. Многие из них прибыли на рассвете и присоединились к тем, кто уже с ночи ожидал у ворот кладбища. А когда наконец появилась роскошная похоронная процессия, они, прорывая полицейское оцепление, начали бросать цветы под колеса катафалка. Во время медленного продвижения печального кортежа по щекам женщин текли слезы, и тут и там раздавались звуки, похожие на улюлюканье.

Лондон не видел проявления таких чувств женщин к своим сестрам со времени похорон Эмилии Дэвидсон”.

А внизу, опасаясь, как всегда, что читатели могут не все понять, редакция поместила две сноски:

“Улюлюканье — завывания, причитания”.

“Похороны Эмилии Уилдинг Дэвидсон состоялись 14 июля 1913 года.

Она была участницей женского движения суфражисток. Умерла от тяжелых травм, которые получила, кинувшись под копыта королевского коня во время дерби 4 июля того же года”.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Паркет в зале был начищен до блеска. Кому-то пришло в голову украсить стены темными веточками вечнозеленых растений. Кто-то другой оживил эту зелень маленькими блестками. Столы, расставленные вдоль стены, напоминали буфетную стойку, на которой громоздились подносы с сандвичами, пирожками, запеченными в тесте колбасками, кувшины с лимонным и апельсиновым напитками вперемежку с чистой посудой и цветами. Остальная часть зала создавала впечатление движущегося конвейера. В воздухе висел гул голосов.

Мисс Бенбоу, учительница математики, рассеянно слушая нудную похвальбу соплячки Авроры Трегг, блуждала взглядом по залу, отмечая про себя тех, с кем ей хотелось перекинуться хотя бы несколькими словами на протяжении этого вечера. Диана, безусловно, была одной из тех, кто заслуживал ее поздравлений. И, воспользовавшись паузой в беспрерывном потоке болтовни Авроры, мисс Бенбоу бросила несколько похвальных слов соплячке, пожелала ей всего хорошего в будущем и поспешила отойти от нее.

Пересекая зал, она вдруг глянула на Диану глазами постороннего человека. Та выглядела уже не как школьница, а как симпатичная молодая женщина. Возможно, причина этого — платье. Простое платье синего цвета, совершенно неприметное, пока к нему как следует не присмотришься. Мисс Бенбоу была почти уверена, что платье не дорогое, но оно отличалось каким-то особым стилем или, может, ей так казалось? Диана обладала удивительным вкусом в выборе одежды и еще чем-то таким, что делало ее весьма заурядные вещи очень эффектными, придает вида на все двадцать. Это такой дар, рассуждала мисс Бенбоу, которым не следует пренебрегать.

Восемнадцать… да, именно восемнадцать лет было тогда Диане. Довольно высокая, прямая и стройная; ее темно-каштановые волосы отливали красноватым оттенком. Контуры лба и носа не совсем отвечали классическому образцу, однако что-то классическое в них все же было. Губы слегка подкрашены, ибо на такой вечер никто не идет без макияжа. Но от других женщин, губы которых напоминали либо розовые бутоны, либо (из-за резко очерченных контуров) открытые раны, ее опять-таки отличал безукоризненный вкус. Ее губы были красивы от природы, хотя само по себе это еще ни о чем не говорило; их прелесть проявлялась в очаровательной улыбке, которая появлялась на них не так уж часто. Если приглядеться к Диане, то первым, что надолго приковывало ваше внимание, были ее большие серые глаза. И не потому, что они были красивы, а скорее из-за того, что они взирали на все вокруг с каким-то необыкновенным спокойствием. К своему удивлению (ибо она привыкла ценить Диану за ее ум, а не за внешность), мисс Бенбоу поняла, что Диана стала той, кого принято называть красавицей.