Обитель страсти - Виктория Холт

Виктория Холт

Обитель страсти

Глава 1

— Увы, никто не гарантирован от невзгод, — говаривала моя тетушка Аделаида, — но для леди существуют лишь два пути решения ее насущных проблем. Первый — выйти замуж, второй — найти работу, соответствующую ее происхождению и воспитанию. Третьего не дано.

В сложившейся ситуации я избрала второй путь, отчасти потому, что мне так и не представился случай испытать первый, вследствие чего в данный момент тряслась в поезде, который чрезвычайно медленно и уныло тащился через поросшие лесом холмы и зеленые луга.

Я пыталась представить себе, как могли бы воспринимать мою персону попутчики, случись им обратить на меня внимание, что, впрочем, казалось маловероятным. Но в этом случае они увидели бы молодую женщину среднего роста и не первой молодости (мне было уже двадцать четыре года) в коричневом шерстяном платье с кремовым кружевным воротником и отороченными кружевом манжетами. (Кружева были кремовыми, поскольку, по мнению моей тети Аделаиды, этот цвет намного практичнее белого.) Моя черная накидка была расстегнута у горла, потому что в вагоне было довольно жарко, а коричневая бархатная шляпка, завязанная бархатными лентами того же цвета под подбородком, увенчала бы какую-нибудь грациозную особу вроде моей сестры Филлиды, но, как мне казалось, была совершенно неуместна на такой голове, как моя. Густые, медного оттенка волосы, разделенные на прямой пробор, опускались вниз по обеим сторонам моего слишком длинного лица и были собраны сзади, в результате чего у меня на затылке чуть пониже шляпки торчал весьма обременительный узел. Большие глаза при определенном освещении принимали цвет янтаря и являлись, пожалуй, наиболее привлекательными на моем лице, но были слишком дерзкими, по словам тети Аделаиды, утверждавшей, что они напрочь лишены жеманства, так украшающего любую из дочерей Евы. Нос мой был слишком коротким, а губы — слишком полными. По правде говоря, я считала, что ни одна черта моего лица не сочетается с другой, а следовательно, необходимо смириться с перипетиями, подобными нынешней, и с неизбежными переездами от одного места работы к другому. Мне предстояло совершать их до конца жизни, поскольку, не имея возможности ступить на путь номер один — успешное замужество, я была вынуждена обеспечивать себя вполне самостоятельно.

Поезд оставил позади зеленые луга Сомерсета и углубился в царство вересковых пустошей Девоншира. По словам тетушки, где-то в этих краях меня ждала незабываемая встреча с шедевром мистера Брюнеля[1] — мостом, переброшенным через реку Тамар у городка Сэлташ. Когда поезд минует его, Англия останется позади, и я окажусь в графстве Корнуолл.

В предвкушении момента пересечения этого знаменитого моста мое волнение достигло каких-то невероятных размеров. В те времена я была довольно здравомыслящей женщиной. Возможно, позднее я изменилась вследствие обитания в таком доме, как «Маунт Меллин», что уже само по себе было способно лишить душевного равновесия даже самых рассудительных людей, но тогда я не могла понять, с чего это вдруг так разволновалась.

«Это абсурдно», — говорила я себе. Пусть этот «Маунт Меллин» и в самом деле роскошный особняк, а Коннан Тре-Меллин, его владелец, так же романтичен, как собственное имя, но меня это в любом случае не касается. Буду жить тихой размеренной жизнью в комнатушке под лестницей или, быть может, где-то на чердаке, заниматься малышкой Элвин и ничем более…

«Какие, однако, странные встречаются имена!» — размышляла я, глядя в окно. Пустоши были залиты ярким солнечным светом, но вершины отдаленных холмов почему-то казались зловещими. Они напоминали испуганных людей.

Семья, в которой мне предстояло жить и работать, была корнуоллской, а у них, корнуоллцев, оказывается есть свой собственный язык. Возможно, мое имя, Марта Ли, им покажется странным. Марта! Я вздрагивала всякий раз, когда его слышала. Тетя Аделаида именно так меня и называла, но дома, когда был жив отец, ни ему, ни Филлиде это и в голову не приходило. Для них я всегда была Марти. Мне казалось, что Марти заслуживает намного больше любви, чем ее когда-либо суждено получить Марте. Было грустно и немного страшно, так как я чувствовала, что река Тамар надолго разлучит меня с Марти. На новом месте я, скорее всего, стану мисс Ли, возможно, даже просто мисс или совсем уж пренебрежительно — Ли.

Все началось с того, что кто-то из многочисленных знакомых тети Аделаиды прослышал о «затруднительном положении» Коннана Тре-Меллина. Он нуждался в человеке, который помог бы ему решить домашние проблемы. Требовалась женщина, достаточно терпеливая, чтобы заботиться о его дочери, достаточно образованная, чтобы обучать ее и при этом достаточно благородного происхождения, чтобы ребенок не страдал от чрезмерной близости чуждого по духу человека. Это означало, что Коннан Тре-Меллин нуждается в аристократке из разорившегося рода. Тетя Аделаида решила, что я вполне соответствую его требованиям.

Когда умер наш отец, служивший викарием в одном из сельских приходов, тетя Аделаида со всей решительностью забрала нас в Лондон. Двадцатилетней Марте и восемнадцатилетней Филлиде, сообщила она нам, пора в конце концов увидеть свет. Моя младшая сестра вышла замуж к концу первого же сезона, а я прожила с тетей Аделаидой четыре года, которые так и не завершились брачной церемонией. И вот настал тот день, когда мы с ней избрали второй из двух возможных вариантов моего дальнейшего существования…

Поезд приближался к Плимуту. Вскоре мои попутчики покинули вагон, и я, оставшись одна, рассеянно наблюдала через окно традиционную вокзальную суету.

Уже раздался свисток, возвещающий отправление поезда, когда в купе вошел молодой мужчина. Он посмотрел на меня с извиняющейся улыбкой, как бы выражая надежду на то, что я не буду возражать против его присутствия. Я отвела глаза.

Когда мы покинули Плимут и уже приближались к мосту, он произнес:

— Вам нравится наш мост, не правда ли?

Это был человек, которому еще не исполнилось и тридцати, хорошо одетый, хотя костюм выдавал в нем сельского джентльмена. Темно-синий фрак, серые брюки, а такие шляпы, как у него, в Лондоне называли котелками из-за их сходства с вышеупомянутым сосудом. Эту самую шляпу он положил на сиденье рядом с собой. Не знаю, почему именно, но мне он показался несколько неопрятным. В его карих глазах мерцала ироническая усмешка, будто бы он отлично представлял себе все предостережения тетушки Аделаиды относительно нежелательности каких бы то ни было разговоров с незнакомцами.