День накануне Ивана Купалы. Книга первая - Талина Март

День накануне Ивана Купалы

Книга первая

Талина Март

© Талина Март, 2016

ISBN 978-5-4483-4600-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть I

Глава I

За десяток с хвостиком, лет жизни Стасик никогда не видел свою спокойную милую маму такой рассерженной, как тогда, однажды, в середине мая. В то утро отец пытался донести до супруги мнение командиров о его летнем отпуске. И мама возмутилась так, что случился серьёзный разговор.

– Я так и знала! – сказала она с сердцем. – Мы всё говорили, думали – как с деньгами, как чего, а я знала! Я чувствовала, что всё впустую, всё!

Отец и сын не вмешивались. Молчали, напустив на себя тихую бестолковость подневольных людей.

– И главное! Опять ты! На весь флот. У тебя что – ни семьи, ни дома? Одно море?

Папа хотел возразить и открыл, было, рот, но, подумав, закрыл его.

– Мы и так всё время ждём чего-то. Ждём, когда ты вернёшься, ждём, когда зима закончится. Ждём, когда ты снова уйдёшь, чтоб вернуться, ждём лета, ждём тепла, ждём отпуска. Все ждём. А они? Раз-два и решили! Разве можно? Так поступить…

Похоже, у мамы не хватало слов. Она опустилась в кресло и, не закрывая лица, заплакала.

Стасик, увидав бусинки слёз, побежавшие из маминых глаз, почувствовал, как и у него накатило к носу.

Ему стало жалко маму, себя, отца. Жалко отцовского летнего отпуска – что он, как это иногда бывает у военных, переносится на неопределённо-отдалённый осенне-зимний период. А какие были планы! Стасик замер, борясь с желанием хлюпнуть носом. А отцу, похоже, мамины слёзы помогли собраться: он сбегал на кухню, принёс воды и, присев у кресла, стал успокаивать жену. Он бормотал ей что-то, как большой и умный, и всё пытался угостить маму водичкой, словно, если она попьет, вопрос решится сам собой.

– Что делать? Марусенька. Кто знал, что этот бродяга Иванишин ногу сломает! На ровном пирсе! Шёл-шёл, упал, очнулся – гипс. Вот кого жалеть надо. У него жена с детьми ещё когда уехала! Ты же в курсе: там аллергия, страшная, причём. И Сашке как? Выйдет из госпиталя на трёх ногах, а квартира – на пятом. Он тоже думал – последний поход перед переводом, у дочки его… ну, ты знаешь…

– Да не аллергия у неё! Астма! – взорвалась мать. – Это у меня аллергия на эту службу, на Север твой Крайний! На походы твои! Когда они закончатся?! – запричитала она, подвывая.

– Ты попей, Манечка. Попей, – твердил отец, всучив таки матери чашку.

И, коленопреклонённый, полез обниматься.

Стасик втихаря потянул забитым носом и отвернулся к окну.

Суббота – парко-хозяйственный день. Мичман Кириканич с подразделением боролся с прошедшей зимой. Бороться было с чем: на календаре – май, а снеговые кучи почти не осели. Их разбрасывали, увозили на листе фанеры – волоком, за автопарк, в глубокий ледяной провал, где снег лежал и зимой, и летом. Севера.

Сзади послышалось убеждающее:

– Точно, обещали. На всю семью! Всё нулёвое! Кормят на убой. Из наших ещё никто. Комдив через месяц, а я – как вернусь. Захотела – гуляй, захотела – читай. Горы! Красота! Природа, фуникулёр, лыжи-сани, снега валом! Слышь, сын?

Стас глянул вполоборота.

– Снег! – обречённо вскрикнула мама. – Опять снег!

Плеснула разлитая вода, чашка упала на палас, но не разбилась, а, покрутившись, остановилась у ножки столика.

– Ты что, смеёшься! Нашёл чему радоваться?! Снегу! Да грош цена их путёвке! А потом, ну, ладно – ты. Тебе сказали – ты козырнул и пошёл. Ну, ладно – я! Но мальчишка-то в чём виноват? Нельзя же так, он должен бывать на солнце! Он растёт! Это ж безобразие! Как ты понять не можешь? Снегом удивил!

Папа, сидящий на полу, поджал губы и закивал головой, всем своим видом показывая, что мама права: ребёнок растёт, а это безобразие. И он, и сын уже готовы были улыбнуться, но мать стукнула кулачком по мокрому пятну на юбке:

– У тебя всё шуточки, всё отговорочки. Мы живём на вечной мерзлоте. Мальчишка годами не видит солнца. Когда мы были на юге? Последний раз – два года тому назад. Ему было семь, а теперь десять. А он не щенок, он – ребёнок! И не только мой, кстати. Ему нужен витамин Д. А у тебя – одна служба. Вот мы побывали на море, и он всю зиму не чихнул, не кашлянул, а эта последняя зима – грипп, отит, тонзиллит два раза, у него прыщи, у него сыплются зубы.

Папа вздохнул, пытаясь сказать, но слова ему не дали.

– Да, всего одна пломба, но ему только десять. А что будет через два года?

– Дык, – вклинился отец, – через…

– Да, через два года нас должны перевести, но здоровье его закладывается сейчас, а он белый, как полярная сова.

Мужчины потупились и даже приуныли, осознав трагизм дальнейшей Стасиковой судьбы. Хотя жёлтые глаза папы по-прежнему были разбойничье-весёлые, и Стас старался не глядеть в них, чтобы не фыркнуть.

«Ребёнок должен видеть солнце. А что здесь – лета не бывает, что ли? Пустяки, что Заполярье, зима только десять месяцев».

Помолчали. Но мама была не из тех, кто сдаётся без боя. Она подумала, сведя бровки, и, глядя в одну точку, сказала то, что от неё никак не ожидали:

– Поскольку Стаськину путёвку в лагерь мы сдали, поскольку к бабушке в Нерехту его нельзя – у бабушки сердце, – то мы сделаем вот что: мы дадим… Нет. Мы вызовем на разговор тётю Валю. Она говорила, к ней присылают знакомые детей. Надо поговорить с тётей Валей. И если она согласится взять Стаса к себе хоть на неделю, то мы должны отправить его к ней, на юг. К нормальному тёплому морю, на фрукты, молоко и солнце.

Мама говорила, а ладошка её сама по себе заглаживала складку юбки на колене, там, где было мокрое пятно; закладывала и заглаживала.

– Маняшенька! – возопил отец, – умничка! Я знал, что ты всё придумаешь! Я и Стасу говорил: мама у нас – голова, она найдет выход, скажи, сын?

Папа всё стоял на коленях перед мамой, но, протягивая руку к Стасу, подмигивал ему, призывая в свидетели. Стаська не помнил никаких таких слов, зато вспомнил, что отцу на футболе здорово залепили по коленке. И он решил помочь ему подняться, но вначале папа поцеловал маму, мама поцеловала папу, а потом родители с обеих сторон звонко чмокнули Стаса.

Нарадовавшись, что всё так славно решилось, дружная семейка уже хотела идти завтракать, как мама вспомнила о чашке.

– Если разбитая посуда – к счастью, то неразбитая к чему?

– Делов-то! – низким голосом завёл отец. – А ну-ка, Стась! Дербалызни её, упрямую – всё одно последняя из сервиза.

Мама хотела сказать, что есть ещё блюдечки, но промолчала. На счастье – так на счастье.

Стасик наклонился и, подобрав чашку, обнаружил, что она, до этого целёхонькая, развалилась в кулаке. В изумлении он раскрыл ладонь и показал родителям два почти одинаковых осколка.

– Гигант! Жаботинский! Лёгким движением руки! А ты, Мася, говоришь, что он у нас дохленький, – гудел отец тем же голосом. – Сына, я тобой горжусь!

Глава II

Зря мама так переживала. Стас прекрасно отдохнул здесь, в Заполярье, прошлым летом. Целыми днями гонял с ребятами. Даже в походы ходили, пожили «дикарями» будьте-нате. Пусть рядом с городком и только до вечера, но всё равно здорово!

В этом году Барсуковы-родители своих мальчишек – Петю и Пашу – отправляли в лагерь отдыха на всё лето. Туда же мог ехать и Стас, но отец до последнего был уверен, что летом пойдёт в отпуск. И тогда они с сыном проведут его вместе: погостят у родных, а потом – на юг. Поэтому от путёвки отказались. Но отец – человек военный. Сказало командование, что отпуск придётся отложить, значит, придётся отложить. У матери положение не лучше – отпуск летом бывает только раз в три года, да и то с оговорками: «В этом году идут Лизочка и Нина, прошлым летом были Елена Владимировна с Женей, а вот следующим – отпустят меня с Ликой».

Мать работала инженером-картографом в пароходстве, где летом, в навигацию, каждый человек был на счету. В эту горячую пору рабочий день иногда продолжался до десяти вечера. Зимой же – другое дело, гуляй – не хочу. Потому что зимой порт замерзает, и в море выходят только военные; а у них карты свои, секретные.

Два года тому назад случилось историческое событие: у отца и матери отпуска совпали. И они отдыхали всей семьёй. Были вначале у бабушки, а потом на юге, у сказочно тёплого моря. Мать близнецов Барсуковых, боевая и всё знающая, дала им адресок: «Вот такая хозяйка! Вот в таком местечке!» Они отбили телеграмму и – вначале самолётом, потом автобусом – волшебно-быстрым образом оказались во дворе у этой самой хозяйки в этом самом местечке.

Хозяйку звали тётя Валя. Она была подвижной, решительной и, блюдя право на отдых своих жильцов, горячо боролась с пристрастием мужа – сапожника-выпивохи. Тут же, по знакомству, не давая оглядеться, тётя Валя стала утверждать, что эта приземистая, с тремя вдавленными в стены окошками, хатёнка есть лучшее жильё для северян, раз они решили отдохнуть в эту пору на юге.