Литературные и журнальные заметки - Виссарион Белинский
- Категория: Документальные книги / Критика
- Название: Литературные и журнальные заметки
- Автор: Виссарион Белинский
- Возрастные ограничения: Внимание (18+) книга может содержать контент только для совершеннолетних
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Виссарион Григорьевич Белинский
Литературные и журнальные заметки
Успех «Отечественных записок», ставших теперь довольно высоко в мнении публики, естественно, не мог не возбудить к ним нерасположения со стороны всех изданий, которым хотелось бы добиться успеха. Мы не будем повторять ни того, какая ожесточенная неприязнь встретила, назад тому около семи лет, только одну программу «Отечественных записок», ни того, каким оружием в первые годы существования нашего издания действовали против него старые и новые журналы, не без причины его испугавшиеся, – все это известно публике. Теперь обстоятельства переменились, но вражда к «Отечественным запискам» не кончилась: она только изменила образ своих нападений, сообразно с обстоятельствами. Зная, что «Отечественные записки» не любят полемики и снисходят до объяснений не всегда и не со всяким, наши противники уже не прибегают к суждениям для унижения «Отечественных записок», но, как будто по взаимному и безмолвно выраженному согласию, позволяют себе или приписывать «Отечественным запискам» то, чего они никогда и не думали, или давать их словам и намерениям такой смысл, какого они никогда не имели. Между множеством примеров подобных проделок указываем на две выходки двух изданий, во всех отношениях различных, но в отношении к «Отечественным запискам» соединенных нежною симпатиею: мы говорим о «Северной пчеле» и «Москвитянине».
В № 88 «Северной пчелы» нынешнего года, в фельетоне, сказано, между прочим, будто бы «Отечественные записки», вместе с «Репертуаром» и его «Театральною летописью»{1}, выходят из границ в своих нападках на г. Каратыгина (первого трагического актера на Александрийском театре). Эти нападки «Отечественных записок» не что иное, как чистое изобретение «Северной пчелы»: в «Отечественных записках» разбираются только пьесы, играемые на Александринском театре, но не игра актеров. Если же нам и случалось изредка упоминать о г. Каратыгине по поводу какой-нибудь пьесы, то не иначе, как для того, чтоб похвалить его игру. На все это мы можем представить печатные доказательства, тогда как «Северная пчела» не может представить ни одного. Еще недавно, по поводу брошюрки, заключающей в себе биографию г-жи Каратыгиной, мы сказали, что г. Каратыгин и г-жа Каратыгина не имеют себе соперников на сцене Александрийского театра, что г. Каратыгин несравненно выше всех других трагических актеров этого театра[1]. Где же наши нападки на знаменитого артиста?.. Но таковы все нападки «Северной пчелы» на «Отечественные записки»… Так, например, она беспрестанно силится уверить своих читателей, будто бы «Отечественные записки» унижают все литературные авторитеты, ничего не хотят видеть в Державине и Жуковском… Подобные выходки со стороны «Северной пчелы» нисколько не должны казаться удивительными, если вспомним, что каждый фельетон этой газеты наполнен уверениями, что он, фельетон, за правду готов умереть… Даже в фельетоне того же 88 № «Северной пчелы» мы прочли следующие замечательные строки: «Господа, помните, что «Северная пчела» не обязана хвалить кого бы то ни было, не знает ни дружбы, ни вражды и хвалит, когда хорошо, а когда будет худо, скажет с такою же откровенностью… Несчастный порок «Северной пчелы» – как за перо, все отношения и сношения забыты; да уж исправляться поздно!» Нужно ли по поводу этих строк пускаться в рассуждения, до какой степени заслуживает доверия тот, кто прежде, нежели что-нибудь скажет или расскажет, чувствует необходимость побожиться, что он всегда говорит правду?..
По примеру «Северной пчелы», «Москвитянин», между прочим, взводит на «Отечественные записки» вину неуважения к авторитетам русской литературы… Это обвинение «Москвитянина»… Но начнем с начала.
Всем известно, что с нынешнего, 1845 года «Москвитянин» решился возродиться, – обстоятельство, которое заставило нас не без любопытства ожидать первой книжки этого журнала, в который мы так давно уже не заглядывали{2}. В феврале появилась в Петербурге январская книжка «Москвитянина». Глядим: все то же, что и было: та же толстая бумага, то же множество опечаток, то же отсутствие орфографии[2], те же стихи г. Михаила Дмитриева, та же проза г. Иванчина-Писарева, но обертка другая…{3} Наудачу принялись мы за чтение критической статьи «Обозрение современного состояния литературы», под которой выставлена литера К. (на обертке означено, что это статья г. И. Киреевского). Нет: это не то, что было! Несмотря на ложное основание и произвольные выводы в этой статье, – в ней высказано много дельного, верного, умного о современном состоянии Европы, и высказано с знанием дела, талантом и тем чувством достоинства, которые всегда заинтересовывают читателя в пользу автора и которых мы никогда не встречали в сочинениях наших так называемых славянофилов. Хотя мы тут не нашли ничего нового, но – повторяем – не новое было высказано с таким мастерством, какое очень редко встречается в оригинальных статьях русских писателей. Эта статья тем сильнейшее произвела на нас впечатление, что все другие оригинальные статьи в книжке отличались качествами совершенно противоположными. – Наконец, прочли мы во второй книжке «Москвитянина» продолжение этой статьи: те же недостатки и те же достоинства. Дело идет пока все о Европе; о русской литературе еще ни слова. С нетерпением ждали мы третьей книжки, где должна быть третья статья, посвященная уже обозрению современной русской литературы. Нам приятно было думать, что, во-первых, услышим суждение о нас самих от человека совершенно другого образа мыслей, другого убеждения, который умеет защищать то и другое с беспристрастием и достоинством, следовательно, сумеет отдать должную справедливость даже людям, которых убеждения противоположны его собственным и которых убеждения он опровергает. Сверх того, мы надеялись узнать наконец, в чем состоит эта доктрина славянофильства, которая до сих пор все только обещала высказаться, а между тем пряталась за какими-то намеками и бранчивыми фразами, и которой сущность, казалось, состояла только в том, чтоб не признавать ни ума, ни сердца, ни знания, ни таланта у людей, не обольщающихся честью быть славянофилами. Вот наконец, думали мы, явился в этой литературной котерии человек, который если и не разубедит нас в наших убеждениях и не заставит нас принять его убеждения, – все же по крайней мере заставит нас уважать учение, которого он и поборник и представитель, – заставит нас уважать это учение манерою, которою он защищает его, и даже тем самым, что он сам принадлежит ему и душою и телом. Мы веруем в великую истину, что достоинство всякой доктрины больше всего познается по достоинству лиц, которые ей следуют. И вот наконец мартовская книжка благополучно достигла берегов Невы в последних числах апреля, и мы прочли эту третью статью, ожидаемую нами так долго и с таким нетерпением.
Прочитав ее, мы очень неприятно были поражены… ее больше чем легкостию, ее – извините – пустотою. От этого две первые статьи, служащие введением к ней, показались нам похожими на тот великолепный греческий портик, заслоняющий ветхую крестьянскую избу, который изображен на виньетке «Тарантаса» графа Соллогуба (стр. 35){4}. Статья состоит из суждения о современных русских журналах. Сказав свое мнение о «Библиотеке для чтения», автор вдруг переходит к «Маяку» и «Отечественным запискам» и начинает судить об этих изданиях, сравнивая их одно с другим. В «Маяке» он видит преувеличенную крайность восточного, а в «Отечественных записках» западного направления и уверяет, будто тому нет нужды читать «Отечественные записки», кто читает «Маяк», и наоборот, потому-де, что, «не читая одного журнала(,) можно знать его мнения из другого, понимая только все слова его в обратном значении». В этих словах, лишенных всякой вероятности, явно видно неудавшееся усилие сказать остроту: в самом деле, трудно в одно и то же время насильно сохранять спокойствие, которого нет внутри, и весело шутить… В таком принужденном положении не удаются остроты… Кто же поверит, чтоб автор статьи сам верил собственным словам?.. Мы «Маяка» не читаем и едва знаем о его существовании;{5} нам нельзя даже и противоположно сталкиваться с ним в суждениях, потому что мы никогда не говорим о том, о чем он говорит. Характер нашего журнала чисто литературный, а не теологический{6}. Общего между «Маяком» и «Отечественными записками» ничего нет, и сводить эти два журнала невозможно ни под какими точками зрения. Другое дело сличить «Маяк» с «Москвитянином»: кто б отважился на такой труд, тот мог бы сделать выводы по крайней мере забавные. Вместе с «Москвитянином» отдавая полную справедливость остроумию «Библиотеки для чтения», мы думаем, что она могла бы превосходно выполнить эту задачу… Что касается до нас, нам по этому предмету известно только, что «Маяк», ничем не разнясь от «Москвитянина» ни в духе, ни в направлении, превосходит его в последовательности и верности своим собственным началам. Это доказывается тем, что, как слышно, по его добродушному убеждению, Карамзин, Жуковский, Батюшков и, особенно, Пушкин испортили русский язык и ввели в русскую литературу вместо поэзии мишуру, но что честь спасения русского языка и русской поэзии принадлежит сотрудникам «Маяка»{7}, которых имен мы теперь не можем припомнить, а наводить о них справки считаем трудом бесполезным. По поводу же «Маяка» так же не может быть вопроса об «Отечественных записках», как по поводу «Отечественных записок» не может быть вопроса о «Маяке». Для изучения Европы кто же ездит в Китай, и наоборот?.. Впрочем, все это очень хорошо знает сам автор статьи «Москвитянина», и нам, право, грустно видеть, что он поставил себя в необходимость делать вид, будто этого не знает и будто говорит искренно. Сам он уверяет в своей статье, что «Маяк» нападает на «Отечественные записки», но что «Отечественные записки» мало заботятся о «Маяке», как журнале, и даже редко говорят о нем. Но в то же время прибавляет, будто «Отечественные записки» постоянно имеют в виду направление «Маяка» и крайности его направления стараются противопоставить крайность другого направления. Чему же верить? И верит ли сам автор собственным словам своим?..