Мириад островов. Строптивицы - Татьяна Мудрая

Тациана Мудрая

Мириад островов. Строптивицы 

Обручение строптивых

«Вот выросла в демократической стране, — подумал Фрейр-Юлиан, — а как назначили королевским наследником, да по сути уж и молодым королём на фоне короля-отца, по совместительству монаха, так уже приноровилась на троне восседать».

Трон, по правде говоря, не являл собой ничего традиционно-напыщенного: массивное кресло из махагона с упругими подлокотниками и подголовником, сплошь обтянутое бумажным бархатом золотистого цвета. Только в бархате и просматривалась кое-какая царственность — остальное вполне объяснялось шапочным знакомством Верта с принципами рутенской эргономики. Стол, за который было заткнуто почётное седалище, был и вообще простецкий: дубовая доска на двух колоннах из ящиков, сплошь заваленная бумагой и кое-как очиненными писчими тростями, заляпанная чернилами и тушью.

«Да, и в следующем указе объявлю морянский язык вторым государственным. В нём категория рода очень расплывчатая и в прошедшее время факт не залезает. Выучу для собственного пользования — лингвистические таланты у меня всегда были на высоте — и буду уже им людей напрягать. А то ведь с моим русско-иноземным и оконфузиться недолго».

Разумеется, все подданные были оповещены, что наследник воспитывался в далёком и властном Рутене, именно в Москвороссии, в порядке обмена почётными заложниками. Вместо него старший король Кьяртан окормлял чужую детку. И, как в сказке принято, объявился тот Юлиан, в просторечии Юлька, как раз в момент, когда заговорщики готовы были покуситься на заложную рутеночку Фрейю, на её мужа, тогдашнего высокопрестольного наследника, и даже самого короля Кьярта. Сам пришёл и побратима с собой привёл, родного Фрейина братца.

Однако причина первоначального обмена детьми отнюдь не обнародовалась. Считалось, что старшая королева Зигрид рожает младенцев разнополыми парами: мальчика и девочку. А того, что в самый первый раз один из королят нарушил ещё не возникшую традицию, будучи женского пола лишь по внешности, как-то подзабылось. Оттого не весьма хитромудрые вертдомцы нисколько не удивились, отослав в иноземье принцессу, а получив обратно почти что настоящего принца. Морянская, ба-инсанская кровь погуляла, однако, мельком думали они, недаром какой-то сандроморрис упомянут в сопроводительной грамоте. Вездесущая — в наших владыках она тоже имеется. А у морян, как известно, по жизни сплошная неразбериха с полом и рождением ребёнков…

Собственно, никто на Юльку всерьёз не рассчитывал. Но тут как-то всё сразу закрутилось и понеслось вскачь, словно те четыре коня Апокалипсиса, сидя на ком они собрались выручать малышку Фре, которую уже было собрались казнить за высосанное из большого пальца любодеяние. Они — это во-первых, её разведённый принц-обручник, действительный отец младенца Фрейр-вертдомец, во-вторых, коренной рутенец Юлиан, родной Фрейин брат, в-третьих, сама Юлиана-перевёртыш и, наконец, в-четвертых — Торригаль, магический хранитель королевской плоти. Фрейя прямо на эшафоте скоропостижно влюбилась в братнина побратима — благодаря то ли рутенским гормональным препаратам, то ли несказанной вертдомской магии он, то есть бывшая Юлиана, резко возвратился к своей настоящей половой ориентации. Чтобы по всем старинным правилам и немедля снять девочку с помоста, их с Юлькой тотчас окрутили, благо выглядела та уже вполне мужчиной, хоть и недомерком. Принц Фрейр, что так же резко положил дружеский глаз на юного рутенца, вгорячах и от избытка чувств уступил права на трон новому супругу жены: натурально, вместе с нею самой, так что логика в этом была железная и понятная народным массам.

А до кучи старший король, отправив свою королеву назад в монастырь Монмустье, откуда она вышла, скоропостижно постригся сам. Сильно поговаривали, что заваруха у престола получилась из-за интриг самой Зигрид и через посредство одного из её любовников, некоего Эрмина ван Торминаль. Но «мужицкую королеву» все крепко и по заслугам любили, все так же точно понимали, что на неверный шаг её толкнуло ложное положение, а не природная злохарактерность. Поэтому досужие разговоры не переходили в сплетню, оставаясь в рамках.

«Зато теперь меня буквально силком впихнули в это креслице, — недовольно размышлял юный король. — С тем утешением, что действительно серьёзные дела будут проходить не через меня, а через совет властных «королевских женщин», против которого и бунтовала Зигрид. То бишь через мать Кьяртана и мою бабку Мари Марион Эстрелью, бабку самого Кьярта по отцу Библис-Безымянную и жену Тора Стеллу, полностью Стелламарис ван Торстенгаль. При отсутствии одной из персон в качестве варианта выступает четвёртая властная дама — дочь Библис по имени Бельгарда, аббатиса Монмустьерская. Тоже ведь спасибо за всё хорошее. Пока распутаешь, кто кому из них кем приходится, полцарствования пройдёт».

Его грустные мысли развеял гвардеец, он же стражник, он же придверный лакей, что достался по наследству от отца:

— В соответствии с указаниями вашего молодого величества Фрейр-Юлиана, их светлости Арминаль де Шарменуаз и Сентемир де Октомбер доставлены и ждут в кордегардии, — доложил он.

«Хм, поскольку они маркизы, способней именовать их просто милордами, — подумал сам Фрейр-Юлиан. — В качестве сниженной альтернативы. Но поелику на титул претендуют весьма и весьма милые особы — так и быть, поддержим планку повыше. Нет, вот ведь какой чепухой приходится забивать голову».

— В какую кордегардию помещены эти светлости? Караулку или между дверьми, где кушетка для ночной смены?

— В караулке они, ваша величавость. Тамбур всё-таки не место для неблагонадёжных арестантов.

— Откуда ты взял, Торкель, что они арестованы, — проворчал Юлиан. — По-моему, я вполне учтиво их пригласил. Через охраняемого гонца, а не этой… скоростной голубиной почтой. Письмом на казённом бланке с гербами. Маются теперь среди грубой солдатни и против короля грешат словесно. Хотя и верно: малая прихожая — место интимное.

«Ну, дело у меня к этим благородным готийцам тоже весьма интимного свойства, — подумал король. — И хорошо, что двери двойные с прослойкой, а стража, помимо вот этого типуса, является строго по звонку».

— Что стал навытяжку? — сказал куда громче. — Прикажи вести. И с надлежащим почтением, зараза! С расшаркиваниями или как там в вашей плебейской среде принято!

Пока Торкель управлялся с поручением, сам король размышлял, с чего всё, собственно, заварилось. К делам коронационным и инаугурационным в Вертдоме подходили обстоятельно и с неким даже сладострастием: поговаривали, что короля-Медведя, прадеда самого Фрейра-Юлиана, понуждали вынимать из камня раскалённый клинок, чтобы подтвердить чистоту кровей. Юльку только мурыжили до потери пульса: заставляли принимать регалии из рук новообретённого папаши, приводили к целованию и присяге, водили по главным церквям всех имеющихся в Ромалине религий, заново перевенчивали с крошкой Фре и узаконивали непонятного младенчика по имени Элинор или Илинар, плод раздора, который родился у неё от Фрейра-вертдомца, но отчего-то сильно смахивал на морянское чадо. И до кучи подкрутили к семье резервного мальчишку Арманта, сводного братца Эли.