Белые ночи чёрной вдовы. психологический детектив - Геннадий Кожемякин

Белые ночи чёрной вдовы

психологический детектив

Геннадий Геннадьевич Кожемякин

© Геннадий Геннадьевич Кожемякин, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

К Уважаемым Читателям, с наилучшими пожеланиями!

НАРОДНАЯ АРТИСТКА РОССИИ Л. В. ЗАЙЦЕВА

С удовольствием хочу представить читателям остросюжетный психологический детектив моего друга Геннадия Кожемякина

Людмила Зайцева и автор книги.

То, что пишет он профессионально, ярко, не вызывает сомнений. По первому образованию, я журналист, приходилось и мне много писать, общаться с выдающимися нашими писателями, так что, как сейчас говорят – я в теме. Познакомились мы в экстремальной и трагической обстановке осени 1993 года. С тех пор и общались и мне приятно сказать, что я горжусь нашей дружбой, нашей неизменно схожей политической позицией; общаясь, обсуждая различные события в жизни как нашей страны, так и всего, что происходит в мире, мы помогаем друг другу убедиться, что всё именно так, а не иначе. Конечно, бывало, спорили между собой… Геннадий Кожемякин глубоко знает историю России, искренне любит нашу Родину, он патриот в лучшем значении этого слова. Человек интересный, разносторонний. Ну, и самое главное – он действительно хорошо и интересно пишет! Но, к сожалению, очень редко! Как сказал ему, много лет назад один сценарист и режиссёр

«Я, Гена, видел людей, которые не могут писать, но пишут. Но я впервые вижу человека, который может писать и должен бы, но не пишет!» Звали этого, к сожалению, уже ушедшего от нас человека Геннадий Воронин; сценарист, актёр и кинорежиссёр

Я прочла этот детектив. Переосмыслила. Пропустила через себя. И поняла, что делает просто хорошее литературное изложение – поистине талантливым. Мастерство помноженное на уверенность в своих силах! Геннадий пишет смело. Чётко, размашисто, задорно! Он не боится сбиться с курса, выйти за рамки, он уверенно владеет пером! Так ведёт себя на театральной сцене – мастеровитый, опытный артист! Так катает свою программу классный фигурист! Чётко, спокойно и на кураже! Так творят люди уверенно владеющие базовым мастерством! Именно оно позволяет им импровизировать и искать новые пути! Так пишет Геннадий Кожемякин!

Просто расскажу маленькую историю. Мы, было дело, собирались на митинг в поддержку одного из кандидатов в президенты России. Нас было человек семь – восемь, собрались у нас дома. Актёры, писатели… И попросили нас составить текст агитационного обращения к россиянам от лица известных деятелей культуры. Текст большой, всё должно быть продуманно, взвешенно, убедительно и доступно. Сперва за это взялся один известный сценарист, ему помогал Гена Кожемякин. Через некоторое время мы видим, что весь текст пишет один Кожемякин. Самый не титулованный из нас. Я накидываюсь на маститого сценариста за то, что устранился от такой важной работы

– Да просто, Гена это лучше меня сделает! – отвечает известный сценарист и писатель! – Подпишем же вместе!

Услышать от того человека, что кто – то, что – то может сделать лучше него! Это было неслыханной похвалой и доверием! Писатель увидел писателя. И этим всё сказано! Я рада, что Геннадий вновь пишет книги, потому что он хорошо умеет это делать! Читайте, дорогие мои! Вам судить!

Глава первая. Ограбление инкассации

«На одного Робина Гуда приходятся миллионы и миллионы

всяческого сброда: беспринципных убийц, алчных грабителей и прочих проходимцев»

Бодрый московский пенсионер со стажем, можно даже сказать пенсионер с большим пенсионным опытом, Владимир Михайлович Петров недавно справил юбилей. Стукнуло ветерану труда семьдесят пять. Не бог – весть, какой возраст по сравнению с иными старожилами, но учитывая, что всю жизнь Петров горбатился на вредном производстве – изготавливал лаки и краски – и этот возраст – большое достижение. Пенсионная жизнь его большим разнообразием не баловала – каждый день, был похож на предыдущий, и был он всегда, какой – то полусонный. А ночь наоборот – бессонной.

Приобрёл по случаю щенка. Пенсионер любил говорить, что тем, что он жив до сих пор, обязан собственной собаке.

«– Бывает, – говаривал он, лежишь в постели и не знаешь на каком ты свете – так плохо. А тут, Шерхан (это его пёс, породы доберман) подбежит, одеяло стянет, мол, пошли гулять, хозяин и – вперёд! Кое как с тахты сползёшь, оденешься с грехом пополам, а через пять минут уже трусцой бежишь, как миленький!

Собака за собой тащит! Домой вернёшься окрепший, пропотевший и сразу душ контрастный запустишь! А потом целый день, как заводной, движешься, словно батарейки тебе заменили! Правда – к вечеру они садятся».

В это утро Владимир Михайлович как всегда бодро трусил за ретивым псом, обмотав для верности поводок вокруг кулака, а то, не ровён час вырвется – проблем не оберёшься: прохожих собака жаловала через раз. Правда, их по утрам мало, но всё же… Думал Михалыч о всякой бытовой всячине: о пенсии в конце недели, о футбольном матче по телевизору; о гречке, которую перед прогулкой кипятком залил, чтоб поднялась…

Он не сразу сообразил, что происходит: утреннюю тишину разорвали хлопки одиночных выстрелов, словно где – то неподалёку завязался бой. Повинуясь инстинкту, Петров остановился как вкопанный, невзирая на собачий протест, выраженный в яростном подёргивании поводка. Сквозь проплешины в листве кустарника, растущего вдоль трассы, он заметил, как от инкассаторской машины, одиноко притулившейся на пятачке, чуть в стороне от дороги, отделилась некая фигура и устремилась к стоящему у обочины синему «жигулёнку». «Фигура» сгибалась под тяжестью небольших, но пузатых мешков. Секунда – и человек скрылся в кабине, завёл мотор и резко, « с места в карьер» стартанул вниз по шоссе. В эту пору оно ещё было свободно от автомобильных потоков.

Бронированная инкассаторская машина не подавала признаков присутствия жизни: боковая дверь была приоткрыта, а около неё, на земле, темнел чей то неподвижный силуэт; похоже, этот человек был мёртв.

…Кто и как заманил их в эту сауну с омерзительными, древними проститутками и самогоном, который почему – то все присутствующие черпали кружками прямо из огромного оцинкованного ведра, майор уголовного розыска Фёдоров уже и сам не мог понять. В глазах рябило, а тело было ватным…

Ясно было одно: отсюда надо линять и в первую голову спасать попавшего вместе с ним в переплёт престарелого и немощного полковника Режимова – своего прямого начальника.

Когда же выяснилось, что их табельное оружие уже кем – то похищено, остался лишь один выход: как есть в простынях сигать в окошко предбанника и попытаться скрыться затерявшись среди немногочисленных в это время суток прохожих. Ситуация идиотская, но ничего другого уже не оставалось! А жить хотелось. Первым из окна сумел выбраться тщедушный полковник, а вот габаритный, широкоплечий Фёдоров застрял в узком проёме. Но он упрямо лез и лез, что есть сил, и уже почти вырвался наружу, когда почувствовал, что множество цепких рук схватили его за ноги и, остервенело, пытаются втащить назад. Майор отбивался как Хома Брут от вурдалаков. Последнее, что он успел увидеть, это скрывшийся во тьме силуэт Режимова в белом.

– Хорошо хоть полковник ушёл! – только и успел подумать спелёнутый простынёй Фёдоров, и в отчаянии, задрыгав ногами, проснулся. Всё чаще майору снились подобные сны. Служба психологической разгрузки сотрудников повышенной группы риска была не на высоте.

Саднил большой палец правой ноги, которым он от души приложился в стену.

– «Ещё после последней чеченской командировки собирался же обложить пространство у кровати широкими пуфиками, – нет, всё руки не доходят»!

Всё тело майора ныло и покрылось испариной. Оказывается, что во сне он, буйно ворочаясь, и впрямь запутался в тонком и влажном одеяле. А тут ещё жара! Дурацкие сны снились майору довольно часто, в особенности после бурных возлияний, и просыпался он тогда не в настроении. Так было и сейчас. Сердито потерев глаза офицер, прищурившись, уставился на циферблат будильника, силясь разглядеть в полумраке, который час. Ему показалось, что около шести. Если так, то можно смело поспать ещё пару часов. Согнув ногу в колене, он подтянул к себе ступню и помассировал пострадавшие пальцы. Однако боль не унималась – кровь в ушибленном месте запульсировала толчками и майор чертыхаясь, запрыгал на одной ноге в ванную, чтобы сунуть стопу под холодную воду.

«Хорошо ещё, что в последнее время хоть сплю один, а то б заехал зазнобе ногой! Как тогда кулаком Полинке!» – думал он, подставив ногу под ледяную струю и осторожно пошевеливая покрасневшими пальцами. Сотни иголок вмиг закололи в месте ушиба, и это означало, что «процесс охлаждения ударенной поверхности» стопы протекает надлежащим образом. Как и учили их давеча – на семинаре по оказанию первой доврачебной помощи. Когда ступня почти потеряла чувствительность он, уже довольно уверенно опираясь на пятку больной ноги, вернулся на кровать и подумал, что не худо бы всё же доспать пару часов. Устроившись поудобней, в успевшей приятно подостыть постели, майор попытался отключиться. Когда неясные видения приближающегося сна крадучись взялись, наконец, обволакивать его сознание, на тумбочке, у изголовья дивана, предательски зарокотал мобильник.