Сачок для бабочек. Криминальная мелодрама - Александр Кваченюк-Борецкий

Сачок для бабочек

Криминальная мелодрама

Александр Кваченюк-Борецкий

© Александр Кваченюк-Борецкий, 2016

ISBN 978-5-4474-3057-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая. Ева

I. Последний звонок, первый контакт

Собственно, мой портфолио, то есть то, что мне помогало нравиться девушкам и женщинам и в дальнейшем обрести себя в качестве профессионального ухажера всегда был при мне. Ведь я родился вместе с ним. В классе третьем, когда я дергал за косички нравившуюся мне девчонку, она лишь для вида сердилась и, размахивая пухлыми кулачками, порой засаживала одним из них прямо мне в лоб. При этом в глазах у нее плясали дерзкие и в то же время лукавые бесенята. Мол, получите и распишитесь за столь незатейливое проявление симпатии!

Ах, да! Чуть было, не забыл… Зовут меня Адамом. И вы уже, наверняка, догадались, что там, где есть мальчик с таким именем, найдется и девочка по имени Ева!

В десятом классе я уже частенько провожал ее после школы до дому и тискал во всех подворотнях, какие попадались на нашем пути. Она негромко повизгивала и шумно сопела, когда ее всерьез забирало. Легкие бусинки пота выступали над ее верхней губой. Даже тогда при полном отсутствии какого-либо опыта в обращении с противоположным полом, я догадывался, что Ева несомненно созрела для большего. Но я не решался ей это предложить, так как боялся отказа.

Все произошло как-то само собой. Так, что потом я с трудом верил в то, что подобное могло случиться на самом деле.

Прозвенел последний школьный звонок. Был май, и ярко-зеленое облачко распустившихся листьев осело на кроны деревьев.

– Ну, вот и все! – со вздохом облегчения, в котором все-таки присутствовала легкая толика грусти, вырвалось у Евы, когда мы подошли к калитке ее усадьбы, в глубине которой виднелся рубленый дом. – Скоро – выпускной, и на этом – точка!

Я попытался привлечь ее к себе, чтобы поцеловать в одну из немного порозовевших от непонятного волнения, каковое, видимо, испытывала Ева, щек. А потом в ее манящие губы… Но она с немного виноватой улыбкой вяло отстранилась.

– Нет-нет! Только – не здесь… Соседи могут увидеть! Давай зайдем в дом, и я верну тебе твой задачник по алгебре.

– Скажешь, тоже! – недовольно возразил я. – К чему мне теперь – он!..

– Да, не в этом дело! Олух – ты царя небесного!

– Это я – олух?!.

Оттого, что она так пренебрежительно повела себя со мной, я еще больше захотел ее губ и того, о чем до сих пор я мог только мечтать. Поэтому, едва мы переступили порог дома, я с силой притянул Еву к себе и уже ни о чем ее не спрашивал, а только делал то, что подсказывал инстинкт, и чего, как мне казалось, в глубине души желала она.

– Тихо, тихо… Юбку порвешь!

Меня всего трясло, точно в лихорадке. И поскольку такое происходило со мной впервые, я сам толком не знал, что творю. Но Ева, хотя не меньше моего была на взводе, умело руководила мной.

– Да, нет, не так!.. А вот так!.. – жарко дыша мне в ухо, шептала она.

Я в досаде прикусил губу.

– Ай!!! – наконец, громко вырвалось у нее.

«Как это – здорово!» – подумал я, достигнув желаемого.

Дальше все шло, как по маслу, и я был на седьмом небе от восторга. Впервые за кои веки женское тело в лице Евы перестало быть для меня запретным плодом. Плодом моих долгих и мучительных мечтаний и теперь моя душа, подчинившись его безраздельной власти, готова была служить ему, подчиняться ему и до конца моих дней работать на него, чтобы получить дозволения испить живой водицы из этого неиссякаемого сосуда радости и наслаждения.

Прошел день… Два или три… Не помню точно. Но после того, как, благодаря Еве, я осознал себя желанным ею, я пребывал, словно во сне. Все вокруг казалось мне совершенно иным, чем прежде. Исполненным какого-то особенного очарования и смысла. Смысла жить, любить и наслаждаться верой в собственные силы. В конце концов, гордиться собой от осознания того, что я стал полноценным мужчиной. Сейчас мне смешно и немного грустно это вспоминать, но тогда я искренне полагал, что мужчина именно тот, кто благодаря собственным усилиям, без чьей-либо помощи, открыл врата рая, чтобы услышать сладкоголосое пенье его птиц, вкусить его волшебных плодов, с головой окунувшись в омут чувственной неги!

Возможно, моя любовь к Еве была незрелой, и в ней было больше юношеского эгоизма, жажды обладания и жадного любопытства, чем того, что мы называем единением двух любящих сердец в подлинном значении этого слова… Но, так или иначе, я храбро ступил на тропу войны. Войны с собственной никчемностью, слабохарактерностью и неспособностью довести ни одно дело до его благополучного конца. Я думаю, вы понимаете, что именно я имею в виду! Уже в семнадцать лет я жутко комплексовал по всякому поводу и даже без такового… Я рос без отца и постоянно завидовал сверстникам, у которых имелись оба родителя. Безусловно, на данное обстоятельство мне было бы совершенно наплевать, если бы, взрослея, я не замечал, как мучается от этого моя бедная мать. Как она без конца раздражается по пустякам и срывает свое зло на мне. А потом, жалея о содеянном, неистово прижимает меня к своей груди, точно и впрямь с нами беда какая стряслась, и по лицу ее текут жгучие, точно доведенная до последней точки кипения смола, слезы.

– Ма, да че ты опять куксишься! Ты мне это брось, говорю! – как мог, пытался успокоить я самого дорого и близкого мне человека.

– Да, это я – так! Сдуру… Не обращай внимания, сынок. Ты же знаешь, баба – без слез, что лето – без дождя. Щас, пореву немного и успокоюсь. Хорошо, хоть ты у меня есть, Адам! А то душу совсем некому б было излить.

Потом мать касалась ладонями моих щек и внимательно полными материнской любви и тоски глазами некоторое время смотрела на меня.

– Обещай мне, Адам! – говорила она тогда.

– Чё, ма? Чё обещать-то?

– Да, то, дурья твоя голова! Обещай, что никогда не бросишь меня, как твой отец, чтоб ему, паразиту, на том свете икнулось!

В глубине души, ужасно жалея мою мать, я охотно кивал головой.

– Конечно, ма! Что ты такое говоришь? Когда вырасту, я всегда рядом с тобой буду. Буду любить тебя, и заботиться о тебе…

– Врешь, поди, негодник!

Мать с добродушной усмешкой еще какое-то время смотрела на меня.

– Я все, что хочешь, для тебя сделаю!.. Только не ругай меня за то, что я «пару» вчера по алгебре схватил!

Улыбка медленно сползала с лица матери.

– А, что ж, прикажешь в ножки тебе за это поклониться? Спасибо, мол, сынок, обрадовал!

Я виновато зашмыгал носом.

– Ну, зачем же – в ножки?.. Просто прими это, как данность!

– Надо ж, как брехать намостырился! Только данность твоя тебе же боком потом и выйдет! У тебя ж не дневник, а целое лебединое озеро! По пять штук сразу на одной странице плавают…

II. Выпускные экзамены

Я, как и большинство бедолаг из моего класса, без особенного энтузиазма воспринял эту необходимость. Учился я плохо, чем, впрочем, мало отличался от подавляющего большинства сверстников. Ведь всякий из нас понимал, что учеба – это фуфло, то есть вовсе не та сфера, где можно было выделиться в лучшую сторону. Вон сколько чудаков с дипломами на руках по стране гастарбируют, в шахте загибаются и даже метлой по двору шкрябают. А, если взять село, где я родился и вырос, то совсем печальная картина получается. Во-первых, деревня наша деградировала настолько, что насчитывала не более сотни дворов. Поэтому наш выпускной класс на тот момент являлся единственным. Как говорится, он был вне конкуренции. А, значит, учитель не мог никого из нас ткнуть носом в наше собственное дерьмо и привести в пример тех, кто, возможно, имели бы лучшие оценки, поскольку обладали бы большими знаниями. Конечно, хуже нашего класса трудно было бы сыскать какой-либо другой!.. Но в том-то и дело, что этого «другого» просто не было. А на «нет» тулуп надет…

Кроме того, из двух десятков учеников пацанами были лишь пятеро. Известное дело, что при таком раскладе завалить хотя бы одного учащегося на экзамене для столь небогатой ребятней школы являлось большой роскошью!.. Беря в расчет то, как не ахти учителя справлялись со своей работой, школу могли бы однажды просто взять и закрыть. И тогда пришлось бы жителям нашей зачуханой деревни отправлять своих чад на учебу в соседний район. То есть, примерно за тридцать километров. А где бы взялись для этого средства? Рейсовый автобус-то приползал в нашу деревню раз в двое суток. Да и то неаккуратно. В зависимости оттого, был ли исправен, и не в загуле ли – водитель… Вот такие, брат, пироги непонятно с какой начинкой!

Честно говоря, когда я досконально просек всю эту учебную кухню, то больше думал не об экзаменах, а о том, как бы мне снова уединиться с Евой у нее на хате, или еще – где. При первой же встрече я хотел немедленно предложить ей нечто подобное, но произошло непредвиденное. Завидев Еву издалека, я поджидал ее возле дверей школы. Она шла легкой стремительной походкой, будто бы едва касаясь подошвами своих чудесных ножек этой бренной земли. Невольно любуясь ею, в тот миг я буквально боготворил эту девушку. Она казалась мне ангелом во плоти. Даром, посланным мне свыше. «За что мне – такая награда?» – с немым удивлением и восторгом думал я. Поэтому, даже, несмотря на то, что произошло между нами, продолжал немного смущаться ее. Когда же она приблизилась, я сделал шаг навстречу и приветливо кивнул ей. Увы, это показалось мне больше, чем странным, но в ответ, Ева, холодно посмотрев на меня, молча проследовала мимо. На миг я словно остолбенел. Ледяной пот прошиб меня с головы до пят.