Мода в саване - Марджери Эллингем

Марджери Эллингем

«Мода в саване»

Глава 1

Наиболее удивительное в моде — ее неуловимость. Само это слово с трудом поддается определению, а стоит попытаться поймать его и пригвоздить к месту каким-нибудь уточнением — например, «мода на дамские платья», — и оно тут же теряет всякий смысл и вновь ускользает.

Вернее всего будет назвать моду чудом — привычным, но необъяснимым. Ведь совершенно невозможно объяснить, почему платье, которое, скажем, в 1910 году вызывает у публики искреннее восхищение, всего несколько лет спустя кажется нелепым, а в следующем десятилетии — совершенно очаровательным; и это веселит, волнует и наряду с другими вещами поддерживает в нас интерес к жизни.

Когда Роланд Папендейк умер — перед этим он был посвящен в рыцари за платье, сшитое им к королевской свадьбе, и стал считать себя великим кутюрье, — семейный бизнес пришел в окончательный упадок и наверняка превратился бы в одну из тех красочных легенд, которыми так полна история Моды, если бы леди Папендейк не обладала определенным сходством с фениксом.

После того как упадок предприятия стал очевиден, а гибель его уже казалась неизбежной, леди Папендейк нашла Вэл; мягкая травянисто-зеленая накидка ее работы, появившаяся в салоне, завоевала сердца двадцати пяти профессиональных закупщиков, а затем и полутысячи клиентов, и с того дня Вэл шла вперед уверенным шагом, а за ней, подобно великолепному шелковому шатру, высилась и процветала фирма Папендейков.

В настоящее время Вэл стояла в примерочной и придирчиво разглядывала себя в широком зеркале. Рядом сидел гость, пришедший к ней по личному делу.

Как это обычно бывает с людьми, привыкшими выражать в творчестве свое «я», она казалась отчетливее, ярче окружающих. В ее внешности не было ничего чрезмерного, но она была полна жизни и своеобразия, и при первой встрече с ней людям никогда не казалось, будто они где-то ее уже видели.

Сейчас Вэл пристально рассматривала в зеркале свой винно-красный костюм и выглядела при этом года на двадцать три, что, впрочем, не соответствовало истине. Она была стройна совершенно особой, только ей присущей стройностью, а золотистые волосы, мягкой волной лежавшие на шее и причудливо изгибавшиеся надолбом, не могли бы принадлежать никому другому и не украсили бы никого, кроме нее.

Гостю, который глядел на нее по-родственному, с рассеянным одобрением, вдруг пришло в голову, что она специально так нарядилась, дабы больше походить на женщину, о чем он ей тут же и сообщил.

Она повернулась и весело посмотрела на него — неожиданно теплый взгляд серых глаз делал весь ее облик более мягким и естественным.

— Так и есть, — сказала она. — Так и есть, дорогой. Во мне столько же женственности, сколько в целом возе мартышек.

— Или, например, в целом чайнике рыбы, — предположил Альберт Кэмпион, расплел свои тонкие длинные ноги и поднялся с золоченого кресла, чтобы тоже заглянуть в зеркало. — Тебе нравится мой новый костюм?

— Просто отличный, — последовал вердикт профессионала. — Джеймисон и Феллоус? Я так и подумала. Они такие восхитительно приземленные. Полет фантазии — последнее, что требуется в мужском костюме. За это надо расстреливать.

Кэмпион приподнял бровь. У нее был чудесный голос — высокий и ясный, совершенно не похожий на его.

— Это уже слишком, — сказал он. — Кстати, ты тоже прекрасно выглядишь.

— Правда? Я все боялась, что получится чересчур интеллектуально.

Он взглянул на нее с интересом.

— Я хотел поговорить с тобой, пока никто не пришел. Кто-то же придет к обеду, так?

Вэл медленно повернулась к нему — явно неприятно удивленная. В это мгновение она выглядела на все свои тридцать и на лице ее читались ум и сильный характер.

— По-моему, ты не в меру умный, — сказала она. — Иди отсюда. Ты меня сбиваешь.

— Кто он? Вряд ли меня ждет приятный сюрприз, да? — Кэмпион обнял ее за плечи, и несколько мгновений они стояли неподвижно, разглядывая себя в зеркале с отстраненным интересом. — Если бы я не выглядел так по-дурацки, мы были бы ужасно похожи. У нас много общего. Слава Богу, что мы пошли в мамину породу, а не в папину. Рыжие волосы бы нас обоих испортили, даже его знаменитая огненная шевелюра. Бедняга Герберт все-таки был уникальным созданием.

Он умолк и бесстрастно оглядел ее отражение, размышляя о том, что отношения между братом и сестрой куда глубже и сложнее отношений между влюбленными.

— Мне кажется, что не любить или даже ненавидеть свою сестру, — продолжил он, — можно только из-за тех ее качеств, которыми обладаешь сам. Равно как и любить. Ты, пожалуй, в чем-то лучше меня, но, к счастью, твои женские слабости все равно ставят тебя на ступеньку ниже. Кстати, это довольно забавная мысль. Понимаешь, о чем я?

— Да, — ответила она с досадным равнодушием. — Только это все не ново. И какие это у меня, интересно, женские слабости?

Кэмпион улыбнулся. Несмотря на ее ошеломительный успех, она неизменно позволяла ему потешиться собственным превосходством.

— Кто придет на ужин?

— Алан Делл — самолеты «Аландел».

— Да ты что? Неожиданно. Я о нем слышал, конечно, но мы незнакомы. Интересный человек?

Вэл замялась, и он бросил на нее пристальный взгляд.

— Не знаю, — ответила она наконец и посмотрела ему в глаза. — По-моему, да. Очень.

Он скорчил гримасу.

— Как ты скора на похвалу.

Она вдруг покраснела.

— Неправда, это не так. И вообще, не могу же я вечно дуть на воду.

В ее протесте звучало оскорбленное достоинство, и Кэмпион вдруг осознал, что его сестра — утонченная и выдающаяся женщина, у которой, безусловно, есть право на личную жизнь. Он сменил тему разговора, в очередной раз почувствовав, что на самом деле она куда старше его.

— В этом шкафу вообще можно курить или это будет святотатство? Помню, я тут как-то раз был, много лет назад. Пероуны, когда бывали в городе, жили здесь. Тогда район был поприличнее, и они еще не переехали на Парк-лейн. Я уже забыл, как все выглядело, помню только, что карниз был украшен золотыми пирожными с фруктами. Ты просто революцию тут совершила. Тете Марте нравится ее новый адрес?

— Леди Папендейк совершенно очарована, — весело ответила Вэл, по-прежнему разглядывая свой костюм. — Ее только расстраивает, что торговля происходит близко к парку, но она утешает себя мыслью о «миссии по прославлению Внутренней Богини». Говорю тебе, это храм, а не магазин. А если не храм, тогда «чертова конура Мод Пероун, тесная и промозглая». Но в общем и целом тетя Марта всегда мечтала о чем-то подобном. Есть здесь какое-то величие в духе Папы Папендейка. Ты уже видел ее черненьких пажей?

— В тюрбанах? Это свежее приобретение?

— Временное, — сказала Вэл, отвернулась от зеркала и взяла его под руку. — Пойдем наверх. Обедать будем на крыше.

Покинув приглушенное и недвижимое царство хорошего вкуса, элегантность которого действовала почти угнетающе, Кэмпион с облегчением вошел в рабочий отдел компании Папендейков. Через приоткрытые двери в узкий коридор с голым полом лились лучи света и самые разные шумы — от звона чашек до шипения утюгов, но все перекрывал самый неприятный звук в мире: пронзительный женский щебет.

Навстречу выбежала пожилая женщина в поношенном темно-синем платье с болтавшейся черной игольницей на поясе, которая подпрыгивала в такт шагам, и, улыбнувшись им, прошествовала дальше. Всем своим видом она излучала непоколебимую уверенность в себе, выражавшуюся даже в победоносном перестуке старомодных туфелек. Следом за ней трусил мужчина в костюме, в котором Кэмпион сразу же распознал ненавистный Вэл «полет фантазии». Мужчина явно был чем-то рассержен, но все равно выглядел жалко — карие глаза смотрели по-собачьи, а узкие плечики, казалось, несли на себе все тяготы мира.

— Она мне его не отдает, — сообщил он без какого-либо вступления. — Хотелось бы избежать скандала, но девочки-доставщицы уже ждут, а я обещал, что пришлю белую модель тоже. Это та, что с драпировкой на корсаже.

Он неожиданно правдоподобно показал на себе силуэт корсета.

— Продавщица уже плачет.

Он сам выглядел так, словно вот-вот разрыдается, и Кэмпион невольно почувствовал жалость.

— Так утешьте ее, — бросила Вэл, не замедляя шага, и они ушли вперед, оставив вздыхающего мужчину позади.

— Это Рекс, — пояснила она, пока они карабкались по узкой лестнице, чтобы погрузиться в очередную сеть коридоров. — Тетя говорит, что его, конечно, нельзя назвать настоящей леди, — очередная ее шуточка. Но чем больше узнаешь его, тем больше понимаешь, что это правда.

Кэмпион промолчал. Они прошли мимо группы неопрятных девочек, которые расступились, пропуская их.