Капля крепкого - Лоренс Блок

Блок Лоренс

КАПЛЯ КРЕПКОГО

Роман

Посвящается Меган и Крейгу

Как говорил губернатор Северной Каролины губернатору Южной Каролины: «Между первой и второй перерыв большой».

Однажды поздним вечером…

— Вот я часто задаюсь вопросом, — произнес Мик Бэллоу, — как бы все сложилось, если бы я тогда пошел другой дорожкой…

Мы сидели в «Гроган-оупен-хаус», салуне «Адская кухня», которым он владел и управлял вот уже много лет. Облагораживание этого старого района, безусловно, повлияло на «Гроган», хотя и внутри, и снаружи бар мало изменился. Но местные закоренелые алкаши и дебоширы по большей части или умерли, или просто переехали, и нынешние завсегдатаи являли собой куда более пристойное зрелище. И здесь подавали фильтрованное пиво «Гиннесс», имелся также широкий выбор односолодового и других дорогих сортов виски класса «премиум». Но привлекала завсегдатаев сюда не выпивка, а эпатажная репутация заведения. Они указывали на дыры от пуль в стенах и рассказывали истории о славном прошлом владельца бара. Некоторые байки правдивы.

Сейчас в зале не было ни души. Бар закрыт, стулья перевернуты и лежат на столах, чтоб не мешали, когда на рассвете придет паренек и начнет мыть пол. Входная дверь заперта, свет погашен, за исключением небольшого фонарика из цветных стекол над нашим столиком, где мы сидим с бокалами «Вотерфорд».[1] В бокале у Мика виски, в моем — содовая.

Наши встречи поздними вечерами последние годы стали редкими. Мы постарели, не слишком стремились переезжать во Флориду или заказывать в ближайшем семейном ресторане утреннее меню, но и не очень тяготели к долгим разговорам, за которыми можно скоротать ночь и встретить рассвет с широко распахнутыми глазами. Оба мы слишком стары для этого.

Мик стал заметно меньше пить. Примерно год назад он женился на Кристин Холлэндер — женщине, значительно моложе себя. Этот союз удивил всех, кроме моей жены Илейн, которая клялась и божилась, что предвидела нечто подобное. И изменил Мика — в том плане, что теперь у него появилась причина возвращаться домой пораньше. Он по-прежнему предпочитал «Джеймсон» двенадцатилетней выдержки безо льда и содовой, зато пил его теперь гораздо меньше, а выдавались дни, когда не пил вообще.

— До сих пор нравится мне этот вискарь, — говорил он. — Но долгие годы я просто сгорал от жажды, а теперь жажда оставила меня. Куда подевалась — без понятия.

В прежние времена мы имели привычку просиживать вот так ночь напролет, часами порой молчали, и каждый пил свой любимый напиток. На рассвете Мик поднимался из-за стола, надевал запятнанный кровью фартук своего отца, который работал мясником, и шел на утреннюю службу в церковь Святого Бернара, которую посещали почти исключительно мясники, поскольку находилась она в районе мясоперерабатывающего комбината. Время от времени я составлял ему компанию.

Но все меняется. «Мясной» район превратился в модное пристанище и бастион яппи, большинство фирм, давших название району, прекратили деятельность, их владения перестроили в рестораны и многоквартирные дома. А церковь Святого Бернара, прихожанами которой были в большинстве своем ирландцы, стала убежищем святой девы Марии Гваделупской.[2]

Даже не припомню, когда при мне Мик в последний раз надевал этот фартук.

То была одна из редких наших ночных посиделок. Наверняка оба мы не могли без них обойтись, иначе бы давно разошлись по домам.

— Другой дорожкой, — задумчиво повторил я. — Что ты хочешь этим сказать?

— Временами, — отозвался он, — когда мне начинает казаться, что жизнь прожита напрасно, я твержу себе, что просто был обречен пройти именно таким путем. Я ничего не видел вокруг, потому как целиком сосредоточился на интересах бизнеса, понятных и чистых, как зубы гончей. Кстати, ты никогда не задумывался, при чем тут зубы гончей?

— Понятия не имею.

— Спрошу Кристин, — кивнул Мик. — Она сядет за свой компьютер и через тридцать секунд выдаст ответ. Это если не забуду ее спросить. — Он улыбнулся каким-то своим тайным мыслям. — Я сам не заметил, как стал самым настоящим преступником. Сейчас я в этом смысле человек безнадежно отсталый. Но тогда жил в районе, где преступность была основным занятием, а все окрестные улицы — прямо-таки институтом по изучению бандитского жаргона.

— И ты закончил его с отличием.

— Да. Я мог бы стать выпускником, произносящим прощальную речь, если бы подобное предложение поступало юным ворам и хулиганам. Но знаешь, далеко не каждый юнец из нашего квартала становился на преступный путь. Мой отец был уважаемым человеком. Он был… Впрочем, почту его память и не стану сейчас говорить, кем он был. Я тебе о нем рассказывал.

— Да, рассказывал.

— И все равно он был уважаемым человеком. Каждый божий день вставал рано утром и шел на работу. А вот мои братья выбрали другую, более почтенную дорогу. Один стал священником — впрочем, ненадолго, но все потому, что вдруг утратил веру. Джон, он сильно преуспел в бизнесе, стал столпом общины. А Дэнис, бедняга, погиб во Вьетнаме. Я ведь тебе рассказывал, как ездил в Вашингтон увидеть его имя на мемориальном кладбище.

— Да.

— Из меня бы вышел ужасный, просто никудышный священник. Даже не стал бы искать разнообразия в совращении мальчишек-малолеток, алтарных служек. Никогда не тянуло. И еще не представляю себя целующим разные задницы и бесконечно пересчитывающим доллары, как мой брат Джон. Ну, ты уже, наверное, догадался, куда я гну? Я мог бы пойти той же дорогой, что и ты.

— И стать копом?

— А что такого?

— Да нет, ничего.

— Когда я был маленьким, — продолжил Мик, — то думал: коп — вот прекрасное занятие для настоящего мужчины. Стоять на перекрестке в красивой униформе и регулировать движение, помогать детишкам переходить улицу, защищать их от плохих парней. — Он усмехнулся. — Да уж, действительно, от плохих парней. Как же мало я знал! Но в нашем квартале жили ребята, которые позже надели синюю униформу. И один из них, звали его Тимоти Ланни, сильно отличался от нас. Ты бы нисколько не удивился, услышав, что он взялся за ограбление банков или стал стряпчим по самым темным и сомнительным делишкам.

Мы еще немного поговорили о том, кто бы кем мог стать и насколько велик выбор у человека. Над последней темой следовало задуматься, и мы оба на несколько минут взяли тайм-аут в разговоре. Сидели, размышляли.

А потом он спросил:

— Ну а ты?

— Что я?

— Ты ведь не знал в детстве, что станешь копом.

— Не знал. Даже в голову не приходило. А потом пошел сдавать вступительные экзамены и, будучи полным идиотом, завалил их. Ну и тогда пошел поступать в Академию, и вот тебе, пожалуйста.

— Но ведь ты мог пойти и другим путем?

— И вместо этого стать преступником? — Я поразмыслил немного. — Не могу похвастаться врожденными свойствами характера, которые бы это исключали, — вздохнул я. — Просто меня никогда не тянуло в этом направлении.

— Нет.

— Был один мальчишка в Бронксе, я вырос с ним бок о бок, — вспомнил я. — А позже наша семья переехала, и связь с ним полностью оборвалась. А потом вдруг пару раз встретился с ним годы спустя.

— И он пошел другой дорожкой…

— А что ему оставалось делать, — заметил я. — Нельзя сказать, что он сильно преуспел в своем деле, но так уж сложилась у него жизнь. Однажды видел его в участке, сквозь зеркальную стену при опознании, ну а затем снова потерял из виду. А через несколько лет мы снова встретились. Еще до того, как с тобой познакомились.

— Ты тогда еще пил?

— Нет, но завязал совсем недавно. И года не прошло. Все же удивительно, что с ним произошло и как.

— А вот с этого момента, — попросил Мик, — давай поподробнее.

Глава 1

Не могу точно сказать, когда впервые увидел Джека Эллери, но случилось это в ту пору, когда мы почти два года жили в Бронксе. Ходили в разные классы, но в одну начальную школу. Видел я его только в коридорах на переменках или на спортплощадке после уроков, играющим в стикбол[3] или ступбол.[4] Мы были достаточно хорошо знакомы, чтобы называть друг друга по фамилии, в соответствии с мальчишеским этикетом. Если бы кто тогда спросил меня, что за парень этот Джек Эллери, я бы ответил — нормальный парень. Полагаю, то же самое он сказал бы обо мне. Но это было все, что мы знали тогда друг о друге.

А потом бизнес у отца пошел из рук вон плохо. Он закрыл лавку, мы переехали, и снова я увидел Джека Эллери лишь через двадцать с небольшим лет. Лицо показалось знакомым, но я никак не мог понять, где я видел этого человека и кто он такой. Не в курсе также, узнал бы он меня или нет, потому как в тот момент я смотрел на него через одностороннее зеркало.