Герой того еще времени - Вячеслав Малежик

Вячеслав Ефимович Малежик

Герой того еще времени

Читать Малежика так же захватывающе непредсказуемо, как слушать его песни, – никогда не знаешь, какой сюрприз он преподнесет. Мозаика его вокального репертуара всегда неожиданна, музыкальная палитра настолько своеобразна, что ее не спутаешь ни с чьей другой, стиль исполнения резко отмежевывается от валового продукта неистребимо пошлой отечественной попсы. Такая обособленность называется оригинальностью. А может быть, интеллигентностью и интеллектуальностью?

Аналогично неожиданна и его проза. Того, о чем пишет Вячеслав, не встретишь ни в одной книге, ни у какого другого автора. Мир шоу-бизнеса? Нет, не только! Легко и естественно, как полюбившаяся мелодия, льется поток повествования, а за внешней безыскусностью – глубокое переживание о людях и знание этих людей, это плач о несложившихся судьбах, а порой и трагедиях, произрастающих из, казалось бы, не могущих иметь плохих последствий единичных поступков.

Подобный калейдоскоп отношений можно долго рассматривать, над ним можно бесконечно размышлять и колдовать – тасуя, складывая и получая новые сочетания. Но, может быть, самое главное: в разнокалиберной этой пестроте отчетливо прорисовывается характер самого рассказчика – тонкого, наблюдательного, ироничного, чуткого к мельчайшим деталям бытия и неявным порывам чувств – того Вячеслава Малежика, которого не разглядишь в свете прожекторов на сцене, а увидишь в повседневных отношениях с друзьями и окружающим миром, иного Малежика, до недавнего времени неизвестного почитателям, а теперь открывшегося в литературной ипостаси.

Андрей ЯХОНТОВ

Вступление

Проблуждав долгое время по бескрайним просторам российской музыки и изрядно там наследив, я неожиданно оказался в незнакомой стране под названием Литература. Высокая поэзия и филигранная проза буйным цветом росли в этом благодатном краю. Седые, бородатые классики чинно проживали в добротно построенном здании всемирной литературы; молодые начинающие поэты и прозаики снимали себе дешевое жилье с надеждой написать какую-либо нетленку, чтобы она прославила их, дабы потом учебники литературы на своих страницах анализировали произведения новых властителей дум.

Но никто не встречал меня хлебом-солью, и лишь маститые авторы с любопытством разглядывали волосатого мужика с гитарой за спиной. На теплое местечко рассчитывать не приходилось. И я без оплачиваемой работы, без определенного места жительства скитался по незнакомой стране, пытаясь заявить о себе, забывая, что названия мне «бомж» и «гастарбайтер».

И тогда я решил искать положительные стороны в моем нелегком положении. Не имея постоянного жилья, стал много путешествовать, не заботясь, где застанет меня ночь. Не получая серьезной зарплаты, я мог рассчитывать, что меня будут любить (если только это случится) женщины, и любить они будут именно меня, а не мой статус и мои деньги. Не имея в своем багаже популярных произведений, я смогу экспериментировать и буду иметь право на ошибку. Я буду жить не суетясь и не спеша разложу свои воспоминания и мысли по полочкам.

Но дома, своего дома в Литературе, у меня пока нет, и куда повесить пресловутые полки, пока неясно. Поэтому, автор, собери в котомку свои идеи и чувства и отправляйся в СВОЙ ПУТЬ, продолжая блуждать среди людей, описывая события и приключения, поступки и чаяния.

Герой того еще времени

Какие сказки нам дарилМосковский бит, московский рок.И я порой мед-пиво пилИ мысль укладывал меж строк.

И в дальни дали уплывалМой недостроенный корабль.И я успех там собирал,И вдохновенно девкам врал.

И щас, наверное, совру,А что-то вспомнится не так,Но есть возможность поутруСтишки исправить натощак.

И, возвратясь из Интернета,Я сел писать роман в стихах.Тогда, я помню, было лето,Волшебно лето на морях.

И вместе с группой в Коктебелях,Герой наш рок-н-ролл играл.И радостно девчонки пели,Свой демонстрируя вокал.

А Горик, так зовут героя,Через защитные очкиИскал, кого сегодня к морюОн кликнет ножки помочить.

– Ах, милый Горик (он же Игорь),Ну что за джинсы, что за стать…С тобой одним, скажи, и мигомВсю жизнь готова танцевать.

– Тур вальса, милая богиня,Готов вам нынче подарить.А завтра… Завтра будет видно.Нельзя же, право, так спешить.

И спев на бис ударну песнюИ морем смыв следы греха,Они, довольные друг другом,Прощались мило на-всег-да.

Уплыл июль, и жаркий августНа небе звезды запалил,А Коктебель любовны флагиТрепал с утра что было сил.

И вкус греха перчено-сладкийВитал над лагерем, и вотЗакончен пересменок. Ладно,Девчонок новый хороводЖилье на море обживает,

И, честно говоря, не знает,Что ночью их грядущей ждет.Открыты девичьи сердца,Не потерять бы лишь лица.

В вечóр сегодня Горик с группойГотовы танцы вновь играть.Guitar – наживка, голос, струны,В порядке молодецка стать.

И по привычке в ре-мажоре,Затянет группа «Drive my car»[1].Ты – Бог, Ты – Леннон… Кто же спорит…И вьется вдаль моя строка.

Не знал герой наш поражений,И меч разил всех наповал,И не терпел он чуждых мнений,И даже как-то заскучал.

А героиня – бог-девица,Принцесса голубых кровей,Приехала в Москву учитьсяИз-за взаправдошных морей.

Учиться танцам, ведь в СоюзеПо танцам мы ого-го-гей;Кто сразу стих не понимает,То впереди планеты всей.

Страна, где выросла девчонка,Не знала войн, не знала бурь.Отец-король на личном тронеПодписывал такую дурь,

Что подчиненные в отчаяньиНе знали, как им дальше жить.– Ты – лучший! – все ему кричали, —Нельзя же по течению плыть.

А он, от доброты смиренный,В глаза с любовью всем смотрел.И заговор друзей неверныхПод носом как-то проглядел.

А доченька в Москве училась —И па-де-де, и фуэте…А в школе танцев все так мило:Бордо, шампань и канапе.

Принцесса, взрослою девицей,Семнадцати уже годков,Такой, что нету просто слов,Чтоб описать свеченье кожи,

Фарфоровый отметить стан.Ну, в общем, я не вышел рожей…Для вдохновения – стаканЗалить в себя, тогда, быть может,

Найду я нужные слова,Но красоту таку негожеНам обсуждать… И так молваО ней сложила в КоктебеляхЛегенды, ах, читатель мой.

Пока группешник песни пели,Все любовались только той,Что танцевала, как богиня.То был не танец, а полет.И на кого свой взгляд поднимет,Тому предъявит этот счет.

И каждый оплатить готов был,Как на смотринах во дворце,А Горик в такт тихонько топал,Забыв улыбку на лице.

И спев последнее «е-е»,Ансамбль замолк, готовясь сноваЗапеть, как двое на травеУкрылись небом, словно кровом.

И выстрел-взгляд, как солнца блики,Направлен в Горика, а онЗачем-то кем-то был окликнут:– Давай сыграем роллингстон!

И «Satisfaction»[2] от душиЗапел по-джаггеровски Горик,А для принцессы свет туши.Ах, Горик, горе, горе, горе.

И не заладился романВ зеленых кущах Коктебеля.И словно сладкий яд-обман,Ее чудесный тонкий станНе стал для Горика тем зельем.

И он играл, и с кем-то ногиПривычно в море обмывал.Не будь, читатель, очень строгим,Таких историй ты не знал.

А было то в далеко время —Мы строили социализм,Любили рок и ногу в стремя.Ну, потерпи чуточек, плиз.

В столицу в сентябре вернувшисьИ к будням в плен, мы, как всегда —Работа, дождь, метро и лужи,И прочая е-ерунда.

Принцесса? Да, наверное, ГорикО ней не думал, и всерьез,Не вспоминал он и о море.Ответ, я думаю, так прост,

Что долго объяснять не буду,Как строем девушки прошли,Которых было так нетрудноГитарой, песней соблазнить.

И вот однажды через месяцРаздался поутру звонок:– Привет, мы отдыхали вместеПринцесса – я…– Мой Бог…

– Я не могу тебе звонить,В моей стране так неприличноСмотреть и просто говоритьДля девушки… Так нетактично.

– Принцесса, что вы? Я так рад.Чем я обязан, и не знаю,Хотите песню «Летний сад»Я сочиню… и вам сыграю.

Понятно дело, каждый деньС принцессами он не гусарилИ чувствовал себя, как пень,А был неглупый в целом парень.

Прощебетав еще о чем-то,Она сказала наконец:– У нас урок и там-то, там-тоЯ буду ждать вас…

«Все, конец», —Подумал Горик, что на хвостМгновенно сядет КГБ.Да наплевать, ведь помню море,Нам по колено, и не бэ[3].

Ты сам хотел погорячей,Ты пел, скажи мне, «Light me fi re»[4]?Шагай по жизни, guy[5], смелей.Держи удачу крепче, парень.

И может, сдохнет КГБ,Пока с принцессою гуляешь.Но А и Б сидели на трубе,И ты на каторгу шагаешь.

Пойдет ли милая тогдаВ Сибирь, как жены декабристов?И приговор тра-та-та-та…И все-таки побриться.

Вам, Горик, надо… На свиданье.Не каждый день вас приглашаютПринцессы… Что ж, пора.Престиж страны на карте,И ты – король азарта.

Был холодный осенний вечер,И они вспоминали лето.Шарф накрыл ее зябкие плечиИ не дал никаких он ответов.

КГБ за ним не следил,Что его чуть-чуть обижало,Он трепался, что было сил.Целоваться нельзя, пахнет скандалом.

Из державы в державу ноты протестаПолетят, что же делать тогда?Бедный Горик не знал, где найти себе место.И сказал он себе: «Прорвусь, не беда».

Позвонил двум девчонкам, что помнили море.И вернулся в разгульное лето.– А принцесса-то лучше, так кто же спорит,И потом зарубежная песня не спета.

Он назначил свиданьеЕй в семь на Ордынке.И билеты заранееВ кино закупил.И дивилась толпа:Волосатый наш пареньС желтокожей красоткой куда-то пилил.

«Джентльмены удачи» кино называлось,И жаргон на экране маршировал.Да, принцесса в сюжете порой буксовала,Не поняв про «моргала», про «шмась» и «завал».

И пустым Комсомольским проспектомОн девчонку пешком провожал,И опять все с тем же успехомГорик милую не целовал.

И спросил он ее с расстановкой:– Почему мне не смотришь в глаза?И ее повернул он к себе так неловко,Что принцесса ответила, щеки в слезах:

– Если женщина в нашей странеИщет взглядом ответ у мужчины,То она не скажет вам нет,Для отказа пропали причины.

Громче клятв и речейВам глаза все расскажут.А меня? Если хочешь, то пей…Репутация? Ах, неважно.

Горик как-то растерялся,Редко с ним тако случалось.Да, влюблялись, да, бывало,Вот сюжетец, коих мало.

– А ответственность, поди…Вдруг пойдет войною папка?Ведь король он… Погоди,Я внесен в его тетрадку?

Нет, делов не натворил.Был, как дипломат, корректен.И с принцессою не пил,Не возил на флэт[6] к Карете[7].

Волю ручкам не давал,Знаем ихние мы нравы —Вечером поцеловал,Утром в загс и под фанфары.

А чего я так боюсь?Ведь пригожая принцесса.Об заклад с кем хошь побьюсь —Любит девка парня-беса.

Порулю я государством,Может, заведу гарем,И детей своих на царствоПосажу, ей-ей, затем.

Укреплю там мир и дружбу,Базу в Азии создам,Сыновей друзей на службуПризову, трам-тара-рам.

Евнухи в моем гаремеБудут тоненько так петь.Я солирую, я в теме.Вам не нравится? Вас геть[8]!

Размечтался, не заметил,Как дотопали они.– Нет прекрасней вас на свете.О, принцесса, ваши сныПусть вернут вас в Коктебель…Боже ж мой, какой кобель.

А папашка проморгалБунт в евойном государстве.Долго думать он не сталИ сбежал… А грозных санкций

Не успел вкусить народ.Взят тайм-аут был на год.А ООНы и Совбезы думают-решают,Но как быть, они не знают.

А в Москве да на ОрдынкеГрустный день прощания.И друг другу по старинкеПелись обещания.

– Я должна лететь, мой милый.Родина в опасности.Горик, собери все силыИ дождись, прекрасный мой.

– Как-то странно, о принцесса,На войну вас посылать.Не найду в Москве я места,Буду всюду вспоминать.

Полечу я в Коктебели,Брошу в море я письмо.И оно к вам в колыбелькуПриплывет с вечерним сном.

И тебя, моя принцесса,Буду крепко я любить,А гарему там не место,Счастье вместе станем пить.

– Возвращусь в Москву с «Победой»[9].– Лучше с «Мерседесом».– Ты меня дождись, отведай,Все же я – принцесса.

Горик деву проводил,Но не очень-то грустил.Парню в рок-н-роллеНе к лицу подобны роли.

И своим чередомПотекли события,Но об этом всем потомЯ спою в биг-бите вам.

Can’t buy me love[10]