Жизнь переменчива. Рассказы - Анна Вислоух

Жизнь переменчива

Рассказы

Анна Вислоух

© Анна Вислоух, 2016

© Светлана Давыдова, иллюстрации, 2016

ISBN 978-5-4483-4100-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Писательский стул

В детстве я не знала, что такое кухня. То есть, я не знала, что есть такие небольшие уютные помещения с весёленькими занавесками на окнах, с буфетами, где за рифлёными стеклами теснятся тонконогие бокалы и сложены горкой отмытые до скрипа праздничные тарелки. У плиты там стояла бы только моя мама, на ней был бы надет нарядный фартук, и от сковородки, где она что-то бы помешивала, разливался по всей квартире восхитительный запах. Это уже потом, когда стала старше, я поняла, что так бывает.

Но много лет при слове «кухня» я представляла себе огромную комнату с чугунной дровяной печкой в углу, кучей разномастных столов и кривобоких, грубо сколоченных полок, где громоздились алюминиевые миски, растратившие свой эмалевый шик кастрюли и лишь изредка поблескивал граненым боком настоящий стеклянный стакан. И в этой комнате – толпа каких-то чужих женщин. Такой была общая кухня в бараках, где нам приходилось жить. Вместе с отцом, военным строителем, мы колесили по стране, зачастую раз в полгода меняя «место дислокации».

На одной такой кухне я заприметила стул. Простой, с дерматиновым сиденьем и инвентарным номером. Он стоял у окна, и был, похоже, ничейный. Поэтому я завладела им безраздельно. Я забиралась на него с ногами, под несмолкающий кухонный гул и лязг глядела в окно и уносилась прочь из унылого февральского города с обтрёпанными воронами и измученными долгой зимой домами.

Но однажды я зашла на кухню и увидела: мой стул занят! На нем стоял таз с мыльной водой. Я подошла к стулу и провела пальцем по скользкому ободку таза. Из пенной глубины на меня таращилась яркая китайская кофта с вышивкой.

Какая-то совсем неизвестная тетя сердито отодвинула меня в сторону, отжала воду с кофты и стала раскладывать ее на полотенце, заново придавая форму растянувшемуся трикотажному полотну. Я стояла и наблюдала…

Я и сегодня наблюдаю.

И слушаю, подчас внутренним слухом.

Я словно шагаю по незнакомым улицам неведомых городов, выхватываю из толпы чью-то жизнь, как растянутую кофту из таза с мыльной водой, чтобы потом на своей писательской «кухне», разложив и подровняв так и эдак, придать этой жизни новую форму.

Так и пишу. Стул у меня, правда, теперь другой.

Заяц в детстве не труслив

– Девушка! Немедленно достаньте шпаргалку из кармана! – преподаватель по вычислительной технике буквально буравила глазами Женькину юбку и, казалось, видела содержимое ее карманов насквозь.

– М-м-м, – промычала Женька. – Из какого?

По логике на этот дурацкий вопрос полагалось бы ответить: «Из обоих!», но затурканная бестолковыми студентами и измученная жарой тётка ткнула ей пальцем в правый бок и рявкнула:

– Из этого!

Женька судорожно зашарила в модном широченном кармане, выудила оттуда треклятую лекцию и, аккуратно расправив свернутый листок, покорно положила его на стол перед преподавателем. Вот ведь, сквозь карман разглядела!

Но на бедрах, прихваченные резинками, еще остались шикарные «бомбы»: все ответы на вопросы билетов, написанные заранее. И Женька, семеня, как японская гейша, попыталась спрятаться где-то на «камчатке», но в спину ей немедленно полетело:

– Куда это вы направились?! На первую парту и живенько!

Женька покорно сменила курс и плюхнулась за стол напротив преподавательского: спорить уже бесполезно. Её репутация основательно подмочена, и исправить положение может только прекрасное знание предмета, продемонстрировать которое она и должна. Минут через двадцать. Но вот вопрос – сумеет ли?

Конечно, можно было всё честно выучить – и не такое видали. Но разве полезет в голову эта несусветная заумь, когда на улице только начало лета, а жарко уже как на экваторе! В квартире плотно задернуты все шторы, но даже это не создает желанной прохлады, и ты валяешься на полу и честно пытаешься понять разницу между Фортраном и Алголом и, хоть убей, не понимаешь.

Женька усиленно делала вид, что работает головой. На самом деле выполняла наисложнейшую операцию руками: слегка приподняв юбку (ну жарко, жарко ей!), вслепую отсчитывала по номерам ответы. Кажется, есть! Теперь надо, честно глядя в глаза преподу и изображая бурный мыслительный процесс, очень осторожно, чтобы не шуршал (а он, проклятый, шуршит!), вытянуть искомый лист из-под резинки и ловким, практически незаметным движением руки положить его на стол, сделав вид, что этот самый мыслительный процесс достиг своего апогея, и требуемый ответ уже лёг на бумагу стройными рядами.

…С чувством выполненного долга и с заветной четвёркой в зачётке по непонятному и нелюбимому предмету Женька легко перемахнула через ступеньки у выхода из института и, мурлыча под нос какую-то песенку, побежала к автобусной остановке.

– Простите, вы – Женя?

Обернувшись, Женька увидела симпатичного молодого человека невысокого роста с гривой светлых волос.

– Ну-у, предположим, – протянула она. – А что?

– Да ничего, – засмеялся парень. – Просто увидел вас и вспомнил, как в колхоз на уборку огурцов ездили, сразу после зачисления. Помните?

– А-а, еще в автобусе потом разговорились, – обрадовалась Женька. – Вас, кажется, зовут Мишей?

– Точно. А вы экзамен только что сдали?

– Слушай, давай на «ты», а то прямо дипломатия какая-то получается. Не возражаешь?

– Нет, – он снова улыбнулся. – А можно тебя проводить?

– Пешком или на автобусе?

– Пошли лучше пешком, ведь ты не очень далеко живёшь. Правда?

– Правда, – Женька с удивлением взглянула на парня: «Откуда знает?» А впрочем, не всё ли равно. Миша ей уже нравился, и вообще, на душе было так разноцветно и радостно, что эта ни к чему не обязывающая встреча только придавала дополнительный шарм чудесному дню.

Так они познакомились во второй раз. Женька к своим неполным двадцати годам, в общем-то, не имела опыта общения с противоположным полом. Был, конечно, мальчик, ещё в школе, с которым она дружила целых два года, и они даже собирались пожениться. Правда, за всё время так ни разу и не поцеловались: ходили, взявшись за руки, по парку у школы, стояли вместе на переменках у окна, а летом ездили на электричке купаться на речку. На них любовалась вся школа, учителя умилялись особенно, предрекая им счастливое и безоблачное будущее, но… В конце десятого класса Женька от этого красавца сбежала. Ей вдруг стало невыносимо скучно и захотелось бешеной страсти, бурных ссор с романтическими примирениями, цветов к ногам и ночных серенад. Ну, может, и не совсем серенад, но чего-то такого… Она и сама не до конца понимала, что её так раздражало в ежевечернем аккуратном Борькином появлении у её подъезда и в чинных променадах за руку под бдительным оком дворовых старушек. Про секс тогда мало что говорили. И в основном шепотом, в девчачьем туалете, а более опытные старательно помалкивали и особо о своих похождениях не распространялись.

Борис ещё ходил под Женькиными окнами недели три, вздыхал, окутывая её печальным взором при каждой встрече, но объяснений никаких не требовал. Женьке от этого стало ещё скучнее, она словно застряла на бесконечном сеансе в кинотеатре повторного фильма. А потом вдруг резко выдернула себя из мягкого кресла и, не дожидаясь в титрах слов «конец фильма», выскочила из душного зала на свежий воздух и стала глотать его горстями, упиваясь свободой и независимостью. От кого, от чего – неважно.

Потом она поступила в институт. Правда, не в тот, в который хотела. Родители уговорили: «Получи сначала специальность, а потом сочиняй себе, сколько хочешь». Почему послушалась? Сколько себя помнила, с раннего детства всегда принимала решения сама и только потом ставила в известность мать или отца, они к этому привыкли уже. А тут… Устала, наверное. Захотелось поплыть бездумно на волне чьей-то воли, а самостоятельность свою пока оставить до лучших (или худших?) времён. Пригодится ещё.

Поступила легко. На экзамене по математике и вовсе поставила в тупик всю приёмную комиссию: обнаружила на доске ошибку в сложном тригонометрическом тождестве. Женька решала его раньше, готовясь к экзаменам по мудрёному учебнику Сканави, и точно знала, что доказательство имеется. Но здесь не получалось никак, хоть убейся! Тогда, усилием воли выдернув себя из панического болота, попробовала двигаться к решению с конца и выяснила: на доске пример написан с ошибкой. В условие закрался не тот знак. Долго не могла сказать об этом преподавателю, сидела, тупо смотря в свой листок лишних часа два, закончив к тому времени всю остальную работу. Потом всё-таки решилась, подняла руку… Когда сам заведующий кафедрой исправил ошибку на доске и извинился за неё, в аудитории воцарилось тяжёлое молчание. Дама, дежурившая на экзамене, поджав губы, бросила Женьке: «Вы могли бы написать – тождество не доказывается!», на что та, мило улыбнувшись, промолвила: «Да что вы! Я знаю, что таких тождеств на вступительных экзаменах в этот вуз не дают!» Вот так и исполнила мечту родителей: иметь надежную профессию в руках.