Дорога на Вэлвилл - Т. Корагессан Бойл

Т. Корагессан Бойл

Дорога на Вэлвилл

Жизнь – это временная победа над факторами, чреватыми смертью.

Часть I

Диагноз

Глава первая

О бифштексе и грехе

Доктор Джон Харви Келлог, изобретатель кукурузных хлопьев и арахисового масла, а также карамельно-зернового кофе, бромоза, наттолина и еще семидесяти пяти гастрономически корректных продуктов питания, держал паузу, в упор глядя на дебелую даму, сидевшую в первом ряду. Он отказывался верить собственным ушам. Судя по дружному вздоху, прокатившемуся по залу, аудитория тоже. Только что, вскинув руку и неуверенно поднявшись, дама задала вопрос. Что такого уж греховного в хорошем филейном бифштексе, желала она знать. Ведь, кажется, первооткрывателей Америки он устраивал? Ее отец и отец ее отца тоже ели бифштексы – и ничего, не жаловались, а?

Доктор задумчиво поправил очки в строгой белой оправе. Со стороны казалось, будто ученый собирается с мыслями, чтобы точнее сформулировать ответ, на самом же деле Келлог пытался вспомнить, как эту даму зовут. Как ее имя? Ведь он же знает, знает. Этот нос, глаза… Он помнил по именам их всех и очень этим гордился… Тут в мозгу щелкнуло: Тиндермарш. Миссис Вайолет Тиндермарш. Жалобы на болезненную тучность. Причина заболевания – автоинтоксикация. Тиндермарш, ну конечно. Поневоле загордишься собой: чуть не тысяча пациентов, а он помнит все про каждого, словно видит их медицинские карты… Однако медлить далее было нельзя. Монолит, единая обнаженная душа – аудитория – ждала длани, укрывшей бы ее спасительным покровом. Доктор Келлог откашлялся.

– Моя дорогая миссис Тиндермарш, спасибо за ваш вопрос, – начал он, и немедленно сам собой созрел ответ – прелесть, а не ответ, коротенькие ножки доктора от удовольствия чуть не пустились в пляс. – Только скажите мне, многие ли из этих мясоедов дожили до сорока лет? (Слушатели зашевелились, разом представив скелетообразного доходягу в енотовой шапке, подыхающего от солонины и жирных оладьев.) Многие ли из них, включая и ваших почтенных предков, спокойно спали по ночам, не мучимые диспепсией и кошмарными видениями разлагающейся плоти? – Келлог помолчал, дал красочному образу как следует впитаться. – Вот что я скажу вам, миссис Тиндермарш, а также всем вам, дамы и господа, скажу от чистого сердца… – Коротенькая пауза, и на раз-два: – Бифштекс так же смертоносен, как пуля. Хуже, чем пуля. Если к голове приставили дуло и спустили курок, конец наступает с милосердной быстротой, а вот бифштекс… Поистине жестоки и неизбывны страдания пожирателей мяса, их кишечники засорены гниющими отбросами, бедные желудки налиты кровью, надорванные сердца переполнены хищнической агрессией. Бифштекс убивает этих несчастных день за днем, минута за минутой, превращает всю их жизнь в сплошную муку.

Вот теперь аудитория прониклась как следует. В глазах страх и отвращение, челюсти судорожно сжаты – каждый мысленно прикидывает, сколько бифштексов, сосисок, котлет, цыплят и гусей сожрал за долгие годы чревоугодия и невежества.

– Впрочем, вы не должны верить мне на слово, – широко развел руками доктор. – Давайте подойдем к этому вопросу по-научному. В конце концов, наш Санаторий недаром слывет подлинным символом биологического образа жизни и научного анализа, истинным Храмом Здоровья. Давайте проведем маленький эксперимент, прямо здесь и сейчас.

Он отошел чуть вглубь освещенной сцены и зычно крикнул:

– Фрэнк! Доктор Линниман, вы здесь?

Шевеление в дальнем конце зала, дружный поворот трех сотен голов – по проходу бодрой походкой шагает ассистент: подбородок выпячен, осанка безупречна. Достаточно одного взгляда на Фрэнка Линнимана, чтобы понять: этот, не раздумывая, бросится в пропасть, если таков будет приказ шефа. Ассистент остановился перед кафедрой, посмотрел снизу вверх на сияющий подиум.

– Да, доктор?

– Знаете ли вы заведение, именуемое «Таверна Поста»? Самый шикарный отель в нашем Бэттл-Крик, да, пожалуй, и во всем штате Мичиган?

Бог знает в который раз разыгрывал Келлог эту нехитрую репризу, и все же на миг перед его мысленным взором злодейским кинжалом мелькнуло видение – сам Чарли Пост, красивый, обходительный, статный (у, подлый Иуда!) – и подпортило сладость момента.

– Да, доктор, я знаю это заведение.

Сам Келлог ни ростом, ни статью не отличался. Он говорил, что с ростом у него все в порядке, просто ноги коротковаты. Сидя в кресле, он смотрелся куда как солидно. На шестом десятке доктора несколько разнесло вширь, но это было даже кстати – усиливало впечатление цветущего здоровья и непререкаемой авторитетности. Келлог еще и подчеркивал этот эффект, одеваясь исключительно в белое. Вот и сегодня он был сущим олицетворением чистоты, этаким Санта-Клаусом здоровья – от белых пуговок на безупречно чистых штиблетах до остроконечной бородки и аккуратно венчавших макушку благородных седин.

Доктор отпил воды из стакана и прополоскал рот, словно желая избавиться от неприятного привкуса. Поставил стакан на место, окинул взглядом зал, увидел, что аудитория, затаив дыхание, следит за каждым его жестом; несколько человек от усердия даже рты разинули. Одарив слушателей взором, исполненным бесконечной мудрости, Келлог повернулся к ассистенту:

– Фрэнк, я хочу, чтобы вы сходили к тамошнему шеф-повару, звезде мировой величины, кудеснику кулинарии, специально выписанному мистером Постом из самого Парижа (его, кажется, зовут мсье Дерален?), купили у него самый лучший бифштекс и принесли сюда, на эту сцену. А мы его как следует изучим.

По залу прокатился робкий смешок, заскрипели стулья.

– Ну же, Фрэнк, чего вы ждете? Вперед и поскорей возвращайтесь.

Линниман отлично знал сценарий. Прекрасный человек, вот уж на кого можно положиться, благослови его Господь.

– Бифштекс, сэр?

– Не просто бифштекс, а самый лучший из всех бифштексов на свете.

Фрэнк был сама растерянность. Невинный, смущенный, такой же озадаченный, как все, но желающий во что бы то ни стало угодить шефу.

– Я мигом, – объявил он и уже повернулся к выходу, когда Келлог заговорил вновь.

– И вот что, Фрэнк. Окажите мне еще одну услугу.

Полнейшая тишина. Ни вдоха, ни вздоха.

– Загляните по дороге на конюшню и прихватите с собой еще один объект для исследования. С целью сравнительного анализа. – Доктор добродушно хмыкнул – такой славный, милый, домашний, прямо олицетворение сердечности и здравого смысла. – Я имею в виду кусок… э-э-э… конских выделений. – Смех в зале, сначала приглушенный, потом разрастающийся и наконец такой громкий, что конец фразы почти не было слышно. – Весом этак граммов четыреста сорок восемь, то бишь ровнехонько в шестнадцать унций, как у хорошего бифштекса.

Дело было в понедельник, как две капли воды похожий на все другие понедельники в Санатории «Бэттл-Крик», бастионе правильномыслия, вегетарианства и самоусовершенствования, цитадели умеренности и современного стиля одежды, а вдобавок (по совершенно не случайному совпадению) и полезнейшем для здоровья заведении на всей планете. Дамы здесь не носили корсетов, мужчины не подпоясывались ремнями, а запросто расхаживали в подтяжках, питались все полезными нетоксичными продуктами, будучи огражденными от табака, алкоголя, солонины, бараньих котлет, кофеина и прочей гадости. После ужина, наполнив желудки и умиротворив сердца, собирались в Большой Гостиной послушать наставления доктора Келлога о физическом процветании и его благословенном спутнике – долголетии. Вся эта публика могла бы сейчас развлекаться где-нибудь в Бадене, Ворисхофене или Саратоге, однако же предпочла прославленным курортам продуваемый ледяными ветрами Мичиган, да еще платила хорошие денежки – а все потому, что другого такого места было не сыскать ни на одной карте.

Тридцать один год директорствовал доктор Келлог в Санатории (коротко и любовно именуемом «Сан»), еще с тех давних времен, когда здесь был скромный адвентистский пансиончик, специализировавшийся на лечебном питании хлебом из муки грубого помола и минеральными водами. А теперь слава Храма Здоровья не только гремела по всей Америке, от берега до берега, но и перехлестывала через просторы Атлантики, достигая Лондона, Парижа, Гейдельберга и даже краев еще более отдаленных. Ежегодно Санаторий принимал две тысячи восемьсот пациентов, которых обслуживала тысяча служащих, включая двадцать постоянных врачей и триста медсестер, сиделок, банщиков. Все здесь потрясало воображение: монументальный шестиэтажный корпус, роскошный вестибюль размером с половину футбольного поля, количество номеров (четыреста) и процедурных человекомест (тысяча), лифты, центральное отопление и кондиционирование, крытые бассейны, всевозможные терапевтические приспособления, аттракционы для развлечения публики – одним словом, Сан был одновременно шикарным отелем, госпиталем и курортом, можно сказать, флагманом всего лечебно-реабилитационного бизнеса.