Антигона - Анри Бошо

К., наверное, предупредил Этеокла, потому что в телеге было лишь самое необходимое и еще два настенных ковра.

В конце трапезы Гемон, замявшись, неожиданно проговорил:

— Расчистить сад, отстроить мастерскую — работа немалая. Вам двоим это не под силу, потому что К. надо щадить свои силы. Мне бы хотелось помочь вам.

— Ты хочешь помочь? А что подумает Креонт?

— Я под началом не у него, а у Этеокла. У меня много дел, но среди дня выдаются свободные минуты. Я могу сейчас же и начать. Я даже мотыги принес.

Предложение это мне понравилось, и было приятно, что Гемон и К. вместе решили прежде всего проложить дорожку к мастерской.

Гемон без промедления принялся за дело. Он срезал траву, мотыжил землю — впрочем, вырывая ненужное, он тщательно сохранял полезные растения. Тем временем мы с К., прежде чем вносить в дом мебель, принялись отмывать стены.

Время от времени я выходила взглянуть, как работает Гемон — ему было очень жарко, и я принесла холодной воды из родника. Он наклонился над корневищем, которое вырывал из земли, неловко поблагодарил меня. И под его взглядом, в котором восхищение было перемешано со страстным желанием подчиниться, я смутилась больше, чем думала.

Приблизился вечер. Гемон сложил инструменты, быстро попрощался и торопливо ушел, чтобы успеть на вечернюю перекличку. Едва успели затихнуть Гемоновы слова, что он придет на следующий день, как передо мной вырос Этеокл.

— Почему ты выбрала такой бедный квартал и дом? — спросил он, внимательно все осмотрев.

— Наш отец в конце жизни стал беден, он сначала мирился с этим, потом решил, что это правильно.

— Почему?

— «Никакого ненужного труда», — говорил он.

Этеокл мгновенно оценил эти слова.

— Эта точка зрения, — произнес он, — прямо противоположна той политике, что я веду в Фивах, но я понимаю ее. Не будь Полиника, я бы, может быть, думал, как Эдип. — И, глядя на дорожку, которую начал прокладывать Гемон, продолжил: — Ты наняла лучшего из моих людей.

Я рассмеялась от удовольствия:

— Правда, красивая работа?

— Хороший выбор: после Полиника это самый красивый мужчина в Фивах, и он невероятно честен.

Щеки мои зарделись, и это, естественно, не укрылось от Этеокла.

— Ты говоришь, что Полиник — самый красивый мужчина в Фивах; для тебя он по-прежнему фиванец?

— Что бы Полиник ни делал, он навсегда останется одним из нас.

— Тогда почему ты изгнал его?

— Я позволил ему царствовать год и честно служил ему в это время. Он отправился путешествовать, и я не позволил ему вернуться. Он разрешил Фивам погрузиться в спячку, я же принуждаю их, я принуждаю и Полиника: пусть мечтает и воплощает фиванские мечты.

Этеокл вышел, прижимая к себе красивый шлем с черным султаном. Я бросилась вслед, схватила его за руку:

— Знаешь, в Фивах ведь тоже есть кое-кто, кого я люблю так же, как Полиника, и это — ты.

Он нежно и как-то печально взглянул на меня.

— Ты одинаково относишься к нам и тем не менее сказала Исмене: «Настоящий царь — Полиник». Эти слова вырвались у тебя, я тоже мог так сказать. Настоящий царь по своей природе — Полиник, и я это знаю. Я — царь лишь по неустанному усилию, мне никогда не совершить тех великих подвигов, что он может совершить, но что было бы с Полиником, если бы не то глубочайшее оскорбление, которое я нанес ему? Он стал бы властелином заурядного города. Я знаю, что делаю: не справедливости хочу, а могущества. Именно потому, что Полиник так восхитителен, так идиотски солярен, я должен был восстать против него, должен был поднять на него оружие, оружие тьмы и золота, которое я привлек в Фивы.

Он повернулся, и вот уже только его быстрые шаги отдаются вдали. К. подошел ко мне, взял за руку, отвел в дом. Тягостные думы завладели мною: братьям известна, им всегда была известна тщетность всего того, что я должна предпринять. Я присела у очага, в котором К. разжег огонь. Сам он сел напротив, наблюдая, как борется во мне та бедная испуганная девчонка, которая, по-моему, и есть я, и другая — непонятная, непредсказуемая Антигона, которую Клиос, Эдип и Диотимия считают, что видят. Тому, кто слушает на пороге души, прекрасно известно, что противостояние этих двух Антигон не может завершиться выбором одной или другой ипостаси, оно дойдет до конца, и цена ему — жизнь. Это невозможно выразить словами, и К. начинает потихоньку напевать, успокаивая словами израненную душу, он убеждает меня поесть, лечь, внять истинам глубокого сна.

В последовавшие за этой встречей дни я начала вырубать в мраморной плите, которую нашел для меня К., многомесячный Эдипов маршрут, когда он описывал вокруг Афин полукруг за полукругом. Полукружия эти сжимаются по мере приближения к Колону, к тому месту, где слепец прозрел.

Камень требует, чтобы форма полукружий, которые описывал Эдип на земле, была правильнее, и я радостно подчиняюсь требованию камня. Гемону нравилось водить пальцем внутри мраморных желобков, и он считал, что выполнены они восхитительно.

— Дотрагиваешься до них — и возникает желание отправиться в путь, — произнес он однажды, — хочется идти, как шла ты, но еще хочется присесть и начать слушать.

— Что слушать? — спросил К.

Гемон в неведении пожал плечами. Может быть, мы узнаем это, когда Клиос, как обещал, вырубит в своей горе наш маршрут, и тогда все будет видно.

Гемон почти каждый день приходил работать в саду. Он в нескольких словах передавал мне, что происходило в городе, брал инструменты и принимался за работу. Однажды К. сказал мне:

— Твоя скульптура почти закончена, пойди помоги Гемону — ему безумно этого хочется, но у него не хватает смелости попросить тебя.

Я вышла в сад, встала рядом с Гемоном — и лицо его прояснилось, мы начали работать бок о бок, и, хотя слов мы почти никаких не сказали друг другу, аромат трав и запах вскопанной земли мы вдыхали с ним вместе. Иногда наши руки соприкасались, мы даже не всегда замечали это, но тела наши находили в этой тишине тайную радость.

Счастье это могло бы длиться вечно, ему не должно было быть конца, но пришел день, когда Гемон произнес:

— Я уезжаю, — сердце мое сжалось, а, поскольку я молчала в ответ, он добавил: — В полевой лагерь.

— Воевать против Полиника?

Он промолчал, и мы снова в полной тишине принялись за работу.

Почему я так испугалась? Из-за Полиника, который нечеловечески силен и ловок в обращении с оружием? Из-за Этеокла, который едва ли уступает в этом Полинику, или из-за него, из-за самого Гемона? Ополчилась же я на Гемона, потому что произнесла:

— Ты и впрямь человек Этеокла.

Гемон выпрямился, впервые я поймала на себе его неласковый взгляд:

— Ты очень любишь Полиника, Антигона.

— Этеокл тоже.

— Я должен был выбирать. Этеокл — мой друг, он, как и я, человек Фив.

— Полиник, значит, нет?

— Нет, — прозвучал отрывистый ответ, — Полиник великолепен, но для самого себя.

Гемон не верил, что мир между братьями возможен; не нужно, чтобы это встало между нами, не нужно, чтобы я плакала, но я плакала.

Он заметил мои слезы, захотел что-то сказать, но не нашел слов и вскоре ушел в военный квартал, как уходил туда каждый вечер.

Пока мы трудились с Гемоном бок о бок, что-то проснулось во мне. И когда я услышала, что он уезжает, поняла, что думать об этом одна я не в силах, бросилась в мастерскую, где работал К. Я знаю его так недолго, но он, кажется, знал меня всегда.

К. возился с обломками рухнувшей колонны, которая поддерживала крышу мастерской:

— К., что ты думаешь о Гемоне?

Как обычно, прямого ответа на вопрос он не дал:

— Познакомься с ним Клиос, сказал бы, что ему можно доверять.

— А Ио, что сказала бы она?

— Она сказала бы, что он красив, и это важно.

— А еще что, что еще?

— Ио наверняка сказала бы, что Гемон может быть хорошим отцом.

— Тебе это смешно?

— Да, Антигона, мне, у кого никогда не будет ни жены, ни детей, это смешно.

— Прости меня, К., Гемон уходит с Этеоклом сражаться против Полиника, мне от этого стало так больно, что я была с ним жестока.

Я успокоилась, но мне нужно было побыть в тишине рядом с К. А так как он снова взялся за обломки колонны, я принялась помогать ему. Мои ловкие руки скульптора действительно могут лечить прекрасный камень и его жесткие края, как будто это тело ребенка.

На следующий день появилась насупленная Исмена — она всегда такая, когда у нее плохое настроение.

— Что за квартал, что за соседи! К счастью, из-за этого большого сада к тебе не долетают запахи их кухни. А твой дом — он просто крошечный, и одни голые стены. А ведь ты могла бы принять и то, что я хотела тебе отправить. Тебе, конечно, ничего не надо, я так и думала. В довершение всего ты завладела К. и нашим дорогим Гемоном, ты их быстро пристроила к делу. За работу, за работу — ты так же пристроила к делу Эдипа. Ему пришлось ваять скульптуры, петь просоды, слагать поэмы для бедной Антигоны, которая просила для него милостыньку. Не очень-то много свободного времени оставляла ты нашему отцу; раз он потерпел поражение в Фивах, нужно было, чтобы он стал великим как-то по-другому. Мудрец, провидец, герой, превознесенный богами, — и все это для своей маленькой помощницы, без которой ему бы не выжить. Пройдет совсем немного времени, и на всех перекрестках можно будет найти неизвестно кем выполненные скульптуры, изображающие Эдипов апофеоз с приткнувшейся в каком-нибудь углу Антигоной.