Хроника отложенного взрыва - Феликс Меркулов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я так и думал. Но у меня есть оправдание, — поддержал игривый тон Гольцов.
— Нет у тебя оправдания! И думаю, что сейчас это тебе популярно объяснят. А когда выйдешь в расстроенных чувствах от начальства, не убегай сразу. Я постараюсь тебя утешить.
— Звучит заманчиво.
— Не обольщайся. Утешать буду крепким чаем и добрым словом. И только.
Зиночка ушла. Гольцов и Михальский переглянулись.
— Схожу с тобой, поздороваюсь, — сказал Яцек.
— Гольцов? Проходи, садись, — приказал Полонский. — А ты чего пришел?
Генерал посмотрел на Михальского.
— Поздороваться, — ответил тот.
— Здравствуй.
— Здравствуйте.
Они обменялись рукопожатиями.
— Ну я пошел, — сказал Яцек.
— Нет уж, садись, — грозно произнес Полонский. — А ты, Георгий, рассказывай!
— Что?
— Где был, что делал? Почему мы так редко видим тебя на работе? — Тон Полонского не предвещал ничего хорошего.
— Я понимаю свою вину, Владимир Сергеевич. При случае готов искупить ее кровью. Но ведь я успеваю делать свою работу. Разве есть какие-нибудь замечания?
— Это хорошо, что успеваешь. — Полонский постучал ручкой по столу. — И вину при случае искупишь. Только почему я узнаю о том, чем занимаются мои подчиненные, от посторонних людей?
— От каких? — Гольцов и Михальский переглянулись.
— Ты что, мать твою, делал у Шевченко?
— Если вы знаете, значит, он вам рассказал.
— Да. Все рассказал, в отличие от тебя. — Полонский закипал на глазах. — Как ты думаешь, каково мне было разговаривать со следователем Генпрокуратуры, который спрашивает: почему твои люди интересуются делом Белугина? А я ни сном ни духом. Ты хоть понимаешь, насколько все серьезно?
Гольцов промолчал.
— Владимир Сергеевич, — встрял в разговор Михальский, — это я попросил его. Мы хотели кое-что проверить в деле Белугина.
— Ты пока помолчи, — ответил Полонский. — Гольцов, что предлагаешь с тобой делать?
Вопрос генерала прозвучал скорее как угроза.
— Готов принять любое ваше решение. — Георгий посмотрел на шефа.
Начальник национального бюро Интерпола старался не кричать на подчиненных. Он умел спокойно разъяснить сотруднику, что тот не прав и может жестоко поплатиться. Добрым дедушкой Полонский никогда не был, но и сплеча не рубил. Больше всего к нему подходила избитая характеристика: суров, но справедлив.
— Владимир Сергеевич, позвольте обратиться к вам не как к генералу, а как к простому человеку, — произнес Михальский. — Как к старшему товарищу, в конце концов. У нас есть долг. Перед полковником Заславским. И поэтому мы просто обязаны найти настоящих убийц Дмитрия Белугина.
Внезапно Полонский резко встал и зашагал по кабинету. Туда и обратно.
— Дожили, — произнес он тяжелым тоном, какой используется только в крайнем случае и чаще всего предшествует увольнению сотрудника. — Спасибо тебе, Михальский. И тебе, Гольцов. Порадовали старика. Мне как раз только этого не хватало.
Георгий, который никогда не тушевался перед начальством, притих. Голос Владимира Сергеевича был похож на огромный камень, который падает без особого шума, но может придавить даже слона.
— Ладно бы нашел любовницу, — Полонский продолжал ходить по кабинету. — Ходи к ней в рабочее время, когда же еще ходить? Я бы не простил. Но понял. По-мужски понял. Влепил бы выговор и отпустил с миром…
На столе у начальника зазвонил телефон с гербом. Но Полонский не обратил на него никакого внимания. «Дело плохо», — подумал Гольцов.
— Все было бы понятно, скажи ты: мало платят… — Голос шефа продолжал давить. — Мол, подрабатываешь на стороне, семью кормишь. Я бы не простил. Ни за что не простил. Объявил бы строгий выговор. И отпустил бы. Что с тобой поделать, семья — это святое.
Шеф достал из кармана сигареты и закурил. Потом сел на свое место.
— Но ты, видимо насмотревшись голливудских фильмов, решил поиграть в героя-полицейского. — Вокруг Полонского необычно быстро образовалось облако дыма. — Там всегда детективы бросают значок на стол и начинают сами ловить преступников. Ты хочешь так же?
Человек, попадая в зону обстрела реактивных установок «град», через четырнадцать секунд сходит с ума. Если, конечно, перед этим не погибает. Об этом Гольцов знал еще из Чечни. Выслушать монолог разъяренного Полонского все равно что попасть под реактивные снаряды. Шума, конечно, меньше, но тоже бьет неслабо. Гольцов поставил рекорд: никто еще в российском Интерполе не доводил шефа национального бюро до столь длительной бомбардировки из самых мощных интонаций.
— Чего тебе не хватало, Гольцов? Еще грамотным оперативником не стал, а лезешь туда, где тебя как таракана раздавят.
Гроза в голосе стала стихать. Можно было перевести дух. Теперь это был уже не «град», а легкий минометный обстрел. Полонский стряхнул пепел сигареты, откинулся назад в кресле. И неожиданно спросил:
— Рассказывайте, до чего докопались, джеймсы бонды, мать вашу?
— Пока рассказывать особо нечего. — Гольцов соединил пальцы в домик. — Мы ходили в библиотеку… Читали газеты.
— Прекрасное занятие, — скептично заметил Полонский. — Особенно в рабочее время.
— Мы хотели выяснить, кому насолил Белугин, кому была выгодна его смерть. По возможности вычислить мотивы.
— Что-нибудь нашли?
— Ничего. — Гольцов развел пальцы и вновь соединил. — У нас осталось очень странное впечатление. Когда шли, были уверены: жил сильный журналист, бомбил всех громкими статьями, раскопал что-то убойное. И его убрали. Но начали читать — и видим: никакого особенного компромата не было. Это после взрыва стали кричать: разоблачал, раскрывал, расследовал. На деле же — мелкие наезды. А десант он даже хвалил. У Ткачева, конечно, были причины обижаться. Но убийство оказалось невыгодным прежде всего самому Ткачеву.
— А ты никогда не задумывался, почему отдельно взятая газета хвалит одних политиков, а других ругает? — спросил Полонский.
— Позиция газеты.
— От чего она зависит?
— От спонсоров. От их политических пристрастий.
— Правильно. Условно назовем это мнением главного редактора. — Полонский взял лист бумаги и нарисовал несколько кругов, один большой и вокруг маленькие. — Если он не захочет, никакая публикация не состоится.
Он показал нарисованные круги Гольцову и Михальскому:
— Большой — это редактор, маленький — журналист. Убери маленького, ничего не изменится. Найдутся другие. По большому счету, обижаться на Белугина не следовало, надо было злиться на газету. И логичнее было бы… — Полонский перечеркнул большой круг.
— Может, не смогли достать?
— За последние годы таких людей доставали, по сравнению с которыми этот, — шеф ткнул ручкой в большой круг, — воробей. А Белугин — мотылек. Странная история. Такое чувство, что десантников просто подставили. По-человечески мне нравится, что ты не отвернулся от бывшего шефа. Это вселяет определенную надежду.
— Владимир Сергеевич, и вы тоже можете в любой момент рассчитывать на меня. — Гольцов воспрял духом.
— Надеюсь, что смогу обойтись без твоей помощи. — Полонский порвал лист бумаги на мелкие куски, кряхтя, нагнулся и выбросил в урну под столом.
— А может, бомба была предназначена Павлову? — предположил Михальский. — Мы только что обсуждали это.
— Вряд ли.
— Почему?
— В девяносто четвертом году я работал в МУРе, если вы помните, — произнес Полонский. — Потому кое-что слышал об этом деле. Подобная версия рассматривалась. От нее отказались. Во-первых, Павлов тогда бы не стал торопить назад машину, позволил бы подождать Белугина на вокзале. Во-вторых, Белугин бы не открывал «дипломат».
— А если Павлов опасался, что в посылке бомба, и потому специально попросил Дмитрия забрать ее и посмотреть?
— Яцек, ты веришь, что сборная России станет чемпионом мира по футболу? — Полонский посмотрел на Михальского.
— Нет.
— Но шансы у нее есть, хоть и мизерные. Так же и с этой версией. Павлов крайне редко сам открывал посылки, адресованные ему. Для этого есть канцелярия, секретарши, доверенные сотрудники. Люди, готовившие взрыв, явно не любители. Они наверняка тщательно готовили акцию и не могли не знать, что бомба в любом случае не дойдет до Павлова.
В кабинете повисла многозначительная пауза.
— Я думаю, что мишенью был именно Белугин, — продолжил генерал. — Слишком много свидетельств, что договаривались о встрече именно с ним. А теперь поделитесь, какие у вас планы.
— Мы хотим проверить в бюро пропусков, кто приходил к Белугину в редакцию в последнее время перед убийством, — произнес Михальский.
— Даже не пытайтесь, — сказал генерал. — На следующий день после взрыва уничтожили корешки всех пропусков. Хотя срок хранения — год.