Маги - Вера Крыжановская

Супрамати вторично наклонился к зеркалу, сосредоточился, и в зеркале скоро появилось серое и неопределенное изображение бутылки; но почти в ту же минуту, заслоняя ее собой, появилось изображение стакана, наполненного пенящейся жидкостью, а вокруг всего этого замелькала довольно неопределенная и забавная смесь голов Лормейля, Пьеретты и остальной их компании, представление о которых у него как-то невольно соединилось с изображением бутылки. Рассерженный Супрамати выпрямился, невольно смеясь.

– Никогда не думал я, что так трудно сосредоточить мысль на каком-нибудь определенном предмете, – заметил он.

– Никто об этом не думает и не обращает внимания на беспорядочную работу мозга, – с улыбкой ответил Дахир. – В результате получается, что в жизни думают о массе бесполезных вещей, теряют время и бесцельно утомляют ум. Теперь же смотри! Я покажу тебе, как действует на этот инструмент уже дисциплинированная мысль. Я буду думать о тарелке с фруктами.

И Дахир в свою очередь склонился к зеркалу. Взгляд его засверкал и сделался неподвижен; между бровями появилась небольшая складка.

На полированной поверхности тотчас же появилось изображение тарелки с грушами, яблоками, виноградом и другими фруктами. Все было окрашено и казалось живым.

Супрамати вскрикнул от удивления и восхищения; но Дахир покачал головой.

– Тут нечем восхищаться, – сказал он. – Моя мысль была довольно небрежна. Тарелка осталась не окрашенной, а вишни на заднем плане расцвечены не полностью. Эти неточности произошли от того, что я слишком спешил вообразить вещь, которую хотел показать тебе; тогда как следует действовать точно, придавая каждой вещи, как живописец, форму, цвет и природные оттенки.

Дахир продолжал смотреть на вызванное им изображение, и Супрамати, к крайнему своему удивлению, увидел, что на тарелке появился изящный рисунок, а фрукты приняли свою естественную окраску.

– Удивительно! – вскричал он. – Но скажи, отчего воображение, вызванное моей мыслью, почти с такою же быстротой исчезло, как и появилось. Это же кажется настоящей живописью и держится вот уже несколько минут.

– Причина остается все та же. Твоя непостоянная, беглая и хаотическая мысль, не будучи в силах создать ничего определенного, еще менее может удержать это изображение. Я думаю только о том, что хочу вызвать, и не даю мозгу породить никакую другую мысль. Мозг – это такой же орган, как и рука; нужно только развивать силу его мышления и заставить послушно работать.

– А возможно на этом зеркале воспроизводить с таким же совершенством сложные картины?

– Несомненно! Всякая твоя мысль может отражаться здесь. При навыке со временем в этом зеркале, как в панораме, будет проходить целый ряд картин. Сейчас я покажу тебе несколько картин такого рода. Конечно, это гораздо трудней, чем воспроизвести изображение бутылки, а между тем то, что я покажу тебе, это только азбука великого искусства мыслить.

Все более и более заинтересовываясь, Супрамати стал смотреть в зеркало. Теперь оно, казалось, расширилось, увеличилось и в нем отразилась громадная, освещенная луной водная поверхность океана. Но вот из волн медленно выросла и приблизилась скала, на которой находился таинственный приют рыцарей Грааля.

Чудная картина эта стала постепенно бледнеть и расплылась в сероватый пар, уступив место храму братства во время совершения богослужения.

Да, это действительно была обширная зала с ее колоннами, тонкой резьбой и разноцветной мозаикой. В отверстие купола лились солнечные лучи, заливая светом каменные плиты и белоснежные одежды рыцарей. На ступенях алтаря стоял старейшина братства, а перед ним сам Супрамати.

Это была сама жизнь; здесь ничто не было забыто; все дышало и жило. Каким великим артистом-мыслителем надо было быть, чтобы так воспроизвести природу и вызвать в этой мрачной лаборатории появление океана или залить его яркими солнечными лучами.

С чувством почти боязливого восхищения глядел Супрамати на Дахира, который странно неподвижным взором продолжал смотреть в магическое зеркало. Но вдруг он провел рукой по глазам и с улыбкой обернулся к своему другу; картина тотчас же исчезла, и зеркало приняло свой обычный черный цвет.

– Дахир! Ты достиг совершенства в этом великом искусстве, о существовании которого я и не подозревал. Мне кажется, что я никогда не добьюсь такого мастерства.

– Ты меня считаешь таким великим мастером только потому, что не видал пока ничего лучшего, – со смехом ответил тот. – Моя мысль не производит еще аромата, звука и пр. Вообще я далек еще от цели. Но так как твое восхищение льстит моему самолюбию, то я покажу тебе еще частицу своего искусства, а именно, сделаю мою мысль видимой для другого. Впрочем, эти явления случаются и у профанов, которые толкуют их вкривь и вкось и называют «прижизненными призраками».

Самый факт так часто проявлялся, что отрицать его уже невозможно. В минуту смерти или опасности многие являлись своим близким с реальностью живых людей; иногда даже к ним прикасались и говорили с ними.

В действительности же эти «призраки» – не что иное, как могучее проявление мысли, сделавшейся не только видимой, но и осязаемой.

Только у профанов феномены эти происходят случайно и бессознательно, я же могу вызвать их по своей воле.

Прибавлю еще, что пассивная мысль, то есть когда ты не думаешь ничего определенного, отражается в магическом зеркале в виде фосфорических линий, более или менее ярких, смотря по энергии мозговых вибраций. Но мысль не должна быть пассивной, а должна быть деятельной и трудовой. Только работа мысли должна быть гармонична, чтобы не утомлять мозга, так как всякий знает и испытал на себе, что бурные и взволнованные мысли вызывают страшное истощение всего организма.

Теперь же пойдем в соседнюю комнату и подышим чистым воздухом, а потом я покажу тебе мою мысль, видимую на расстоянии.

– Ты устал? – спросил Супрамати, с наслаждением вдыхая чистый и свежий морской воздух.

– Я-то не устал, но у тебя – совершенно растерянный вид, хотя то, что ты видел, не должно бы так волновать тебя. Даже ваша «официальная» наука начинает убеждаться в осязаемости

мысли; ее даже фотографируют. Без сомнения, эти опыты еще слабы и плохо удаются, как это бывает всегда при новом открытии. Тем не менее люди находятся на пути подчинения научному контролю самого бурного и своевольного из человеческих чувств.

Даже нам дисциплинировать мысль и ее орудие – мозг – представляет громадный труд. Казалось бы, что ученые, труженики ума, могущие умственно решать самые сложные проблемы, уже сделали этот первый шаг; а между тем, если бы им понадобилось сконцентрировать всю свою волю на изображении одного предмета, ты увидел бы, какие зигзаги отразятся в магическом зеркале.

Для тебя, Супрамати, безусловно, необходимы занятия, к которым ты сегодня приступаешь, так как ты должен мысленно воспроизводить все каббалистические знаки и магические символы заклинаний, причем все это ты должен делать быстро и точно, без малейшей тени колебания.

После часового отдыха они вернулись в лабораторию и, став перед магическим зеркалом, Дахир сказал:

– Сейчас я буду приветствовать Эбрамара, а ты смотри в зеркало. Конечно, вряд ли мне удастся придать себе вполне реальный и жизненный вид, так как это требует громадного сосредоточения воли, но ты все-таки увидишь меня.

Нахмурив брови, с надувшимися от усилия воли жилами на лбу, Дахир облокотился на спинку кресла, на котором сидел Супрамати, и тот вскоре увидел в центре зеркала блестящий круг, быстро расширившийся в гигантский диск лунного света. Затем перед его пораженным взглядом показалась терраса его дворца в Гималаях.

У заваленного книгами стола сидел Эбрамар, склонившись над связкой папируса; рядом, на ковре, лежала белая борзая собака.

Как очарованный смотрел Супрамати на хорошо знакомую ему картину: на зеленую лужайку, усеянную яркими цветами, на фонтан, чистая струя которого сверкала бриллиантовыми брызгами, на снежные вершины гор, обрамлявших горизонт. Вдруг на темной лазури неба появилось и стало быстро приближаться вращающееся красноватое облако.

Собака насторожила уши, села и устремила умный взгляд на хозяина, а тот, поднял голову, казалось, стал к чему-то внимательно прислушиваться.

Красноватое облако спустилось теперь на террасу, и Супрамати увидел, что это был Дахир. Фигура его была воздушна, контуры тела не совсем определены, но голова вырисовалась ясно и была вполне узнаваема.

Супрамати невольно повернул голову и вздрогнул. Дахир стоял по-прежнему облокотясь на спинку кресла; только смертельно бледное лицо его и стеклянные глаза напоминали труп. Супрамати с ужасом смотрел на широко открытые потемневшие глаза его и похолодевшую, неподвижную руку, принявшую восковой оттенок. Да, это действительно было тело, покинутое жизненной силой.