Кто помогал Гитлеру. Из воспоминаний советского посла - Иван Майский

Единственным исключением был дом Асторов, но это объяснялось особыми причинами. Леди Ненси Астор в 1931 году вместе с Бернардом Шоу и лордом Лотианом совершила поездку в Москву, была принята руководителями Советской страны и в этот период разыгрывала из себя «друга» СССР. Ниже я расскажу, как несколько лет спустя та же Ненси Астор превратилась в злейшего врага Советского Союза. Однако в консервативных кругах статус леди Астор был не очень высок: ее считали богатой и взбалмошной американкой, способной на любую экстравагантность, чем-то вроде политической «enfant terrible». Поэтому тот факт, что советский посол поддерживал знакомство с леди Астор, еще не открывал перед ним дверей других консервативных цитаделей.

Наступление оттепели все это изменило. С нами стали искать знакомства руководящие политики консервативного лагеря Я, разумеется, старался использовать до максимума создавшуюся конъюнктуру и действительно успел установить прочные контакты с целым рядом виднейших представителей британского консерватизма, контакты настолько устойчивые, что они сохранились даже позднее, когда кратковременная оттепель в англосоветских отношениях уступила место сначала похолоданию, а затем и настоящему морозу. Наиболее важными и интересными из этих новых знакомых были, несомненно, У. Черчилль и лорд Бивербрук.

В конце июля 1934 года, примерно через месяц после описанного выше завтрака с Саймоном, Ванситарты пригласили меня с женой к себе на обед. Кроме нас, присутствовал еще Черчилль с женой. Положение, которое в это время занимал Черчилль, было очень своеобразным.

Потомок герцога Мальборо и один из знатнейших аристократов Англии, Черчилль сделал блестящую политическую карьеру и сменил длинный ряд министерских кресел вплоть до столь высокого в британской правительственной иерархии поста, как пост министра финансов (1924–1929 гг.). Но тут вдруг произошла заминка. К тому моменту, когда мы встретились с Черчиллем в доме Ванситартов, он уже пять лет не занимал никаких министерских должностей, формально оставаясь лишь обыкновенным депутатом парламента. Забегая несколько вперед, скажу, что на этом «низком уровне» Черчилль пребывал до самого начала второй мировой войны. Правящая консервативная партия явно не хотела пускать его к вершинам власти. В чем было дело?

Моя гипотеза сводится к следующему: десятилетие 1929–1939 годов было периодом сравнительно спокойного развития английской политической жизни, и арену государственной деятельности заполнили люди средние и даже мелкие, такие как, например, Невиль Чемберлен. Самуэль Хор, Галифакс, Саймон и др. Нет надобности преувеличивать политические качества Черчилля, как это часто делается в западной литературе; Черчилль нередко ошибался в оценке людей и событий (об этом мне еще придется говорить); во время войны он взял неправильную линию, неправильную даже с точки зрения британских интересов, дальнего прицела, но все-таки Черчилль был гораздо умнее всех только что перечисленных персонажей и вдобавок отличался еще сильным авторитарным характером. Поэтому тогдашние министры его просто боялись, боялись, что благодаря своим качествам и своему авторитету в консервативных кругах и в стране он подавит их, скрутит, превратит в свои пешки. Пусть уж лучше такой матерый политический бульдог стоит в стороне от дороги, по которой сравнительно гладко катится колесница власти!.. Только грозный кризис «второй мировой войны вернул Черчилля в правительство — сначала в качестве морского министра, а потом в качестве премьера. Но тут в игру вошли уже такие факторы, над которыми «Чемберлены» и «саймоны» были не властны.

Впрочем, даже и лишенный министерского портфеля, Черчилль в те годы представлял собой одну из крупнейших политических фигур Англии и, несомненно, пользовался большим влиянием в широких парламентских кругах. Это влияние еще более возросло, когда с середины 30-х годов Черчилль стал лидером внутренней оппозиции в консервативной партии, усматривавшей ключ к безопасности Британской империи в возрождении Антанты эпохи первой мировой войны.

Не знаю, кто был инициатором встречи Черчилля со мной (сам Черчилль или Ванситарт), но факт тот, что в тот теплый июльский вечер 1934 года мы вшестером сидели за одним столом и беседовали на разные текущие темы. Когда же после кофе дамы, по английскому обы — чаю, удалились в гостиную и в столовой остались только мужчины, начался более серьезный разговор. Во время этого разговора Черчилль откровенно объяснил мне свою позицию.

— Британская империя, — говорил Черчилль, — для меня начало и конец всего. Что хорошо для Британской империи, — хорошо и для меня; что плохо для Британской империи, — плохо и для меня… В 1919 году я считал, что величайшей опасностью для Британской империи является ваша страна, — поэтому тогда я был противником вашей страны. Сейчас я считаю, что величайшей опасностью для Британской империи является Германия, — поэтому сейчас я противник Германии… Вместе с тем я полагаю, что Гитлер готовится к экспансии не только против нас, но и на востоке, против вас. Почему бы нам не объединиться в борьбе против общего врага?.. Я был противником коммунизма и остаюсь его противником, но ради целостности Британской империи я готов сотрудничать с Советами.

Я должен был констатировать, что Черчилль говорит искренне и что мотивировка, которую он дает своей смене вех, логична и возбуждает доверие.

В том же духе откровенности я ответил Черчиллю:

— Советские люди являются принципиальными противниками капитализма, но они очень хотят мира и в борьбе за мир готовы сотрудничать с государством любой системы, если оно действительно стремится предотвратить войну.

И я сослался при этом на ряд конкретных фактов и исторических событий.

Черчилль был вполне удовлетворен моими словами, и с этого вечера между нами началось знакомство, сохранившееся до самого конца моей работы в Англии. Отношения между нами были необычны и даже в известной мере парадоксальны. Мы были людьми двух противоположных лагерей и всегда об этом помнили. Помнил я и о том, что Черчилль был важнейшим лидером интервенции в 1918–1920 годах. Идеологически между нами лежала пропасть. Однако в области внешней политики иногда приходится шагать вместе с вчерашними врагами против сегодняшнего врага, если того требуют интересы. Именно поэтому в 30-х годах я, при полном поощрении из Москвы, поддерживал постоянные отношения с Черчиллем в целях подготовки совместной борьбы с Англией против гитлеровской угрозы. Конечно, все время чувствовалось, что Черчилль в голове прикидывает, как бы получше использовать «советский фактор» ради сохранения мировых позиций Великобритании. Поэтому мне всегда приходилось быть начеку. Тем не менее знакомство с Черчиллем представляло большую ценность. Оно сыграло свою роль в последующих событиях, особенно в период второй мировой войны.

Несколько иначе установились отношения между мной и лордом Бивербруком. Летом 1935 года, примерно через год после моей первой встречи с Черчиллем, ко мне как-то приехал левый лейбористский лидер Эньюрин Бивен. Мы были с ним хорошо знакомы, и он сразу стал говорить со мной «запросто».

— Я к вам по одному деликатному делу, — начал Бивен. — У меня есть друг — лорд Бивербрук… Вы слышали, конечно, о нем?

Я утвердительно кивнул головой.

— Так вот, — продолжал Бивен, — лорд Бивербрук хотел бы с вами познакомиться… Он уже приготовил приглашение вам на завтрак, но предварительно просил меня выяснить, как вы отнесетесь к такому приглашению… Бивербруку неприятно было бы получить отказ… А, кроме того, он действительно заинтересован во встрече с вами по политическим соображениям… Ну, что вы скажете?

В моей голове мгновенно пронеслось то важнейшее, что мне было известно о Бивербруке: канадец, начал карьеру в качестве скромного адвоката; потом перешел на газетную стезю; во время первой мировой войны приехал в Англию и быстро завоевал себе здесь положение газетного короля; был одно время министром в кабинете Ллойд Джорджа; сейчас одна из влиятельнейших фигур в британских политических кругах и владелец целого «куста» органов печати, среди которых «Дейли экспресс» имеет двухмиллионный тираж; в последние годы занимал антисоветскую позицию и в дни англо-советского кризиса из-за дела «Метрополитен-Виккерс» вел бешеную кампанию против СССР, в том числе лично против меня…

И вот теперь этот самый Бивербрук приглашает меня к себе на завтрак!

— А каковы сейчас настроения и намерения Бивербрука? — спросил я Бивена.

— О, самые лучшие, — воскликнул Бивен. — Бивербрук считает, что в нынешней обстановке Англии и СССР по пути.

— Ну, что же? — заключил я. — Я приму приглашение Бивербрука… Не стоит ворошить прошлое, если в настоящем мы можем идти вместе против гитлеровской Германии.