Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции - Сельма Лагерлёф

На стук вышел ребенок. Заглянув в дом, Нильс увидел женщину, которая, сидя посреди горницы, крепко держала Мортена, собираясь обрезать ему крылья. Это ее сын поймал гусака, и она вовсе не думала причинить ему зло, а хотела лишь пустить к своим собственным гусям, подрезав прежде крылья, чтобы он не улетел. Но худшей беды для Мортена нельзя было и придумать, поэтому он и бился и гоготал изо всех сил.

Счастье еще, что женщина не успела подрезать ему крылья. Только два пера упало из-под ее ножниц, когда дверь вдруг отворилась и на пороге появился какой-то чудной малыш. Такого женщине в жизни видеть не доводилось, и она вообразила, будто это сам Гуа-Ниссе, домовой. Выронив в страхе ножницы, она всплеснула руками и выпустила гусака.

Оказавшись на воле, тот кинулся к двери и, успев на ходу схватить мальчика за ворот рубашки, в мгновение ока очутился на крыльце. Сильно изогнув шею, он бросил малыша к себе на гладкую, мягкую спину и, раскинув крылья, взмыл ввысь.

Изумленные обитатели Витшёвле долго-долго глядели им вслед.

В ПАРКЕ ЗАМКА ЭВЕДСКЛОСТЕР

В тот день, когда гуси так потешались над лисом, Нильс с утра до вечера проспал в заброшенном беличьем дупле. Проснулся он в глубокой печали. «Теперь-то меня как пить дать отошлют домой, а тогда волей-неволей придется встретиться с родителями», — думал он.

Но когда он отыскал диких гусей, купавшихся в озере Вомбшён, никто даже не обмолвился о том, что ему пора в путь, «Они, наверно, считают, что белый гусак очень устал и не в силах нынче вечером отнести меня домой», — решил мальчик.

На другое утро гуси проснулись на рассвете, задолго до восхода солнца. И он с Мортеном сопровождал их на утреннюю прогулку, с минуты на минуту ожидая, что его отправят домой. Но, видимо, дикие гуси не хотели, чтобы гусак пустился в дальний путь не подкормившись. Как бы там ни было, Нильс только радовался каждой секунде промедления.

Дикие гуси направились на восток от озера, к поместью Эведсклостер.

До чего же красиво было это поместье! Высокий замок, великолепный, мощенный камнем внутренний двор, обнесенный низкими стенами. Роскошный старинный парк с беседками, с живыми изгородями, густыми лиственными аллеями, прудами, фонтанами, прекрасными деревьями и веселыми подстриженными лужайками, по краям которых уже пестрели первые весенние цветы. Когда дикие гуси пролетали над поместьем в этот ранний утренний час, ни одна живая душа еще не пробудилась ото сна. Убедившись в этом, гуси подлетели к собачьей конуре и закричали:

— Что за жалкая лачуга? Что за жалкая лачуга?

Из конуры тотчас же выскочил разъяренный цепной пес и залаял:

— Так, по-вашему, это лачуга, бродяги вы этакие? Разве вы не видите, что это высокий замок из камня? Не видите, какие в нем великолепные стены? А сколько окон? А какие огромные ворота, какая чудесная терраса? Гав, гав, гав! И это, по-вашему, лачуга? Эх вы!!! Посмотрите, какой здесь двор, сад, теплицы, какие мраморные статуи! И это, по-вашему, лачуга? Разве при лачугах бывает такой парк, такие буковые леса и орешники, дубовые рощи и ельники, луга и заказник, в котором полным-полно косуль? Гав, гав, гав! Так, по-вашему, это лачуга? Эх вы! Видели вы когда-нибудь лачуги, при которых было бы столько всяких служб — не меньше, чем в целом селении! Много вы знаете лачуг с собственной церковью и пасторским двором? Лачуг, чьи хозяева распоряжаются господскими поместьями и крестьянскими хемманами,[7] арендными землями и домишками статаров?[8] Гав, гав, гав! И это, по-вашему, лачуга? Эх вы! Эта лачуга — богатейшее поместье во всей Сконе, побирушки вы этакие! Нет такого клочка земли, видного с ваших туч, чтоб он был неподвластен этой лачуге! Гав, гав, гав!

Все это пес выпалил единым духом — гуси не мешали ему, молча кружа тем временем над усадьбой. Но только он, задохнувшись, умолк, они весело закричали.

— Что ты злишься? Мы спрашивали вовсе не про замок, а про твою собачью конуру!

Нильс развеселился было от этой шутки, но тут же опять стал серьезным. Подумать только! Сколько любопытного, а порой и забавного он мог бы услышать и увидеть, если бы ему разрешили лететь с дикими гусями через всю страну, на север, до самой Лапландии! Раз уж приключилась такая беда, ничего лучше путешествия не придумаешь…

Между тем дикие гуси перелетели на одно из бескрайних полей к востоку от поместья. Здесь они много часов подряд щипали пырей. А Нильс отправился в ореховую рощу, граничившую с полем, в надежде отыскать хоть несколько орешков, оставшихся с осени.

Пока он бродил по роще, мысли о возможном путешествии не покидали его. Он рисовал себе радужные картины странствий с дикими гусями, допуская, правда, что ему придется частенько голодать и холодать, зато уж ни работать, ни читать надобности не будет. Тут к нему подошла старая седая гусыня-предводительница: нашел ли он что-нибудь съедобное? — полюбопытствовала она.

— Нет, не нашел, — ответил мальчик.

Тогда Акка попыталась помочь ему. Орехов не отыскала и она, зато ей удалось обнаружить несколько ягод, висевших на кусте шиповника. Мальчик жадно съел их, подумав, как ужаснулась бы матушка, знай она, что он питается сырой рыбой да перезимовавшими ягодами шиповника.

Когда дикие гуси наконец насытились, они снова потянулись вниз к озеру, где до самого обеда забавлялись разными играми. Чего стоило одно их состязание с белым гусаком! Они плавали наперегонки, бегали и летали. Огромный домашний гусь старался изо всех сил, но его неизменно побеждали быстрые и ловкие дикие гуси. Нильс тоже не оставался в стороне от забав: сидя на спине гусака, он подбадривал его, давал советы и веселился ничуть не меньше других. На озере стоял оглушительный крик, хохот и гоготанье. Удивительно, как его не слышали обитатели поместья.

Утомившись, гуси перелетели на лед и несколько часов отдыхали. После полудня они часок-другой щипали траву, потом купались и снова забавлялись в воде у ледяной закраины, пока не село солнце. Тогда они наконец угомонились и стали устраиваться на ночлег.

«Вот это житье так житье! Как раз по мне, — радовался мальчик, залезая под гусиное крыло. Но тут же вздохнул — Только завтра меня, наверное, все равно отошлют домой!» Прежде чем заснуть, он размечтался: если гуси возьмут его с собой, он сразу избавится от вечных попреков за свою леность. Тогда день-деньской можно будет бить баклуши, забот никаких — разве что о еде. Но ему так мало нынче надо!

Нильс мысленно рисовал себе чудесные картины. Чего только он не увидит! Каких только приключений не выпадет ему на долю! Не то что дома, где лишь знай работай, надрывайся. «Только бы полететь с дикими гусями, и я бы ни капельки не печалился, что меня заколдовали», — думал мальчик.

Теперь Нильс страшился только одного: как бы его не отослали домой. Но прошел вторник, за ним среда, а гуси все молчали. Мальчик меж тем все больше свыкался с жизнью на диких безлюдных пустошах. Он воображал, будто огромный, словно лес, уединенный парк при замке Эведсклостер принадлежит ему одному, и ничуть не тосковал по тесной горнице и лоскуткам полей в родных краях.

У него то появлялась надежда остаться со стаей, то исчезала. Четверг начался, как и другие дни. Гуси щипали травку на бескрайних полях, мальчик искал в парке, что бы поесть. Немного погодя к нему подошла Акка: нашел ли он что-нибудь съедобное? — полюбопытствовала она, как и в прошлый раз.

— Нет, не нашел, — ответил он.

Тогда Акка отыскала ему чахлый кустик тмина, еще сохранивший мелкие плоды. Когда мальчик поел, она стала ему выговаривать: мол, он слишком беззаботно бегает по парку, не зная, сколько у него, такого малыша, врагов. И начала перечислять всех, кого ему надо опасаться.

В парке — лиса и куницы; на берегу озера — выдры. Даже сидя на каменной ограде, надо быть всегда настороже: там может напасть ласка, которая пролезает сквозь самое узкое отверстие. Прежде чем улечься спать в куче палой листвы, следует поглядеть, не укрылась ли там впавшая в зимнюю спячку гадюка. В открытом поле нужен глаз да глаз на ястребов и канюков, орлов и соколов, парящих в облаках. В орешнике — остерегаться ястреба-перепелятника, а сорокам и воронам, что летают повсюду, и подавно доверяться нельзя. Когда же спускаются сумерки, надо держать ухо особенно востро: крупные совы летают совсем неслышно и могут приблизиться так, что и не заметишь.

Выслушав Акку и узнав, сколько зверей и птиц угрожают его жизни, Нильс понял, что он погиб. Смерти, правда, он не очень боялся, но ему не хотелось, чтобы кто-нибудь его съел. И он спросил Акку:

— Можно ли уберечься от хищных зверей и птиц?

Акка тотчас посоветовала ему, как это сделать. Надо подружиться с мелкими лесными и полевыми зверюшками, с беличьим и заячьим народцем. А еще с синицами, с дятлами и жаворонками. Коли они признают его своим, непременно помогут: и об опасности предупредят, и от врагов укроют, а в случае крайней нужды — даже сообща защитят.