Кириньяга. Килиманджаро - Майк Резник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он не захочет жить, – наконец вымолвил я.
– Но почему?
– Потому что он уже взмывал высоко на теплых крыльях ветра.
– Я тебя не понимаю, – нахмурилась Камари.
– Птица, коснувшаяся неба, – пояснил я, – не найдет счастья, коротая свой век на земле.
– Я сделаю его счастливым, – решительно заявила Камари. – Ты его вылечишь, я буду о нем заботиться, и он будет жить.
– Я его вылечу, а ты будешь о нем заботиться, – сказал я. – Но, – повторил я, – жить он не будет.
– Сколько я должна заплатить за лечение? – неожиданно деловым тоном спросила она.
– Я не беру платы с детей, – ответил я. – Завтра я приду к твоему отцу, и он мне заплатит.
Камари настойчиво покачала головой:
– Это моя птичка. Я сама расплачусь с тобой.
– Очень хорошо. – Меня восхищала ее смелость, ибо большинство детей – и все взрослые – боялись мундумугу и никогда не решались в чем-то противоречить ему. – Целый месяц ты будешь утром и днем подметать мой двор. Просушивать на солнце одеяла, наполнять водой тыкву-горлянку и собирать хворост для моего очага.
– Это справедливо, – кивнула она, обдумав мои слова. Затем добавила: – А если птица умрет до того, как кончится месяц?
– Тогда ты поймешь, что мундумугу мудрее маленькой девочки кикуйю.
Камари выпятила челюсть.
– Он не умрет. – Она помолчала. – Ты можешь перевязать ему крыло прямо сейчас?
– Да.
– Я помогу.
Я покачал головой:
– Лучше смастери клетку, в которую мы посадим его. Если он слишком быстро начнет шевелить крылом, то снова сломает его, и тогда мне придется его убить.
Она протянула мне сокола.
– Скоро вернусь. – И побежала к своему шамба.
Я внес птицу в хижину. Сокол совсем обессилел и позволил мне крепко завязать его клюв. Затем я, не торопясь, наложил шину на сломанное крыло и притянул его к телу, чтобы обездвижить. Сокол пищал от боли, когда я соединял кости, но по большей части не мигая смотрел на меня, так что удалось управиться за десять минут.
Камари вернулась часом позже с маленькой деревянной клеткой в руках.
– Достаточно большая, Кориба? – спросила она.
Я взял у нее клетку, осмотрел.
– Почти великовата, – ответил я. – Он не должен шевелить крылом, пока не срастутся кости.
– Он и не будет, – заверила она меня. – Я буду постоянно присматривать за ним, целыми днями.
– Ты будешь присматривать за ним целыми днями? – удивленно повторил я.
– Да.
– А кто тогда будет подметать в моей хижине и бома, кто станет наполнять тыкву водой?
– Я буду носить клетку с собой, когда буду приходить, – ответила она.
– С птицей клетка будет заметно тяжелее, – предупредил я.
– Когда я выйду замуж, мне придется таскать куда более тяжелую ношу, ведь я буду работать в поле и носить дрова для очага в бома моего мужа, – сказала девочка. – Неплохая подготовка. – Она помолчала. – Почему ты улыбаешься, Кориба?
– Не привык к поучениям необрезанных детей, – ответил я с усмешкой.
– Я не поучала, – с достоинством возразила Камари. – Просто объясняла.
Я заслонил глаза рукой от дневного солнца.
– Ты совершенно не боишься меня, маленькая Камари? – спросил я.
– С какой бы стати?
– Потому что я мундумугу.
– Это означает лишь одно: ты умнее прочих. – Она пожала плечами. Бросила камешком в курицу, решившую подойти к клетке. Курица убежала, недовольно кудахча. – Со временем я стану такой же мудрой, как и ты.
– Неужели?
Она серьезно кивнула.
– Я уже считаю лучше отца, я уже многое могу запомнить.
– Например? – Я чуть повернулся, когда налетевший порыв горячего ветра обдул нас пылью.
– Помнишь историю о птичке-медоуказчике, которую ты рассказывал деревенским детишкам перед началом долгих дождей?
Я кивнул.
– Я могу повторить ее, – сказала она.
– Ты хочешь сказать, что помнишь ту историю.
Камари энергично замотала головой:
– Нет, могу повторить слово в слово.
Я сел, скрестив ноги.
– Давай послушаем, – сказал я, лениво глядя вдаль на пару юношей, выпасавших скот.
Она ссутулилась, словно на ее плечи давил груз лет, равный моему, и заговорила детским голосом с моими интонациями, воспроизводя даже мои жесты.
– Живет на свете маленькая коричневая птичка-медоуказчик, – начала она. – Размерами с воробья и такая же дружелюбная. Прилетит в бома и позовет, а если пойдете за ней, она приведет прямо к улью. А потом будет ждать, пока соберете сухую траву, разожжете костер и выкурите пчел. Но вы должны всегда, – она выделила это слово точно так же, как я, – оставлять ей немного меда, ибо если забрать весь мед, то в следующий раз она заведет вас в пасть к физи гиене или в пустыню, где нет воды, и вы умрете от жажды, – закончив, она распрямилась и одарила меня улыбкой. – Видишь? – гордо прозвучал ее вопрос.
– Вижу. – Я согнал со щеки крупную муху.
– Все рассказала правильно? – спросила она.
– Да, ты рассказала все правильно.
Она задумчиво посмотрела на меня.
– Возможно, я стану мундумугу после твоей смерти.
– Неужели смерть моя так близка? – полюбопытствовал я.
– Ты, – сказала она, – совсем старый и сгорбленный, лицо у тебя все в морщинах, и ты слишком много спишь. Но я только порадуюсь, если ты не умрешь прямо сейчас.
– Постараюсь не разочаровать тебя, – с иронией ответил я. – А теперь неси своего сокола домой.
Я собирался было рассказать ей о его потребностях, но она заговорила первой:
– Сегодня он есть не захочет. Но с завтрашнего дня я начну скармливать ему толстых насекомых и по меньшей мере одну ящерицу в день. И воды у него всегда должно быть вволю.
– Ты очень наблюдательна, Камари.
Она опять улыбнулась и побежала к себе в бома.
Камари вернулась на рассвете с клеткой в руках. Опустила ее на землю в тени, наполнила маленькую глиняную чашку водой из одной из моих тыкв и поставила в клетку.
– Как чувствует себя сегодня твоя птица? – спросил я, сидя у самого костра, ибо, хотя инженеры-планетологи Эвтопического Совета создали на Кириньяге точно такой же климат, что и в Кении, солнце еще не прогрело утренний воздух.
Камари нахмурилась:
– До сих пор ничего не ел.
– Поест, когда достаточно проголодается. – Я натянул одеяло на плечи. – Он привык бросаться на добычу с неба.
– А воду все же пьет, – добавила Камари.
– Это хорошо.
– Разве ты не можешь произнести заклинание, которое сразу его вылечит?
– Это обойдется слишком дорого. – Я предчувствовал, что она задаст этот вопрос. – Так выйдет лучше.
– Насколько дорого?
– Слишком дорого, – закрыл я дискуссию. – По-моему, тебе есть чем заняться.
– Да, Кориба.
Камари провела несколько минут, собирая сучья для очага. Наполнила пустую тыкву водой из реки. Затем скрылась в хижине, чтобы выбить одеяла и расправить их. Но тут же вышла оттуда с книгой.
– Что это, Кориба?
– Кто разрешил тебе трогать вещи мундумугу? – резко спросил я.
– Как же я могу прибираться, не трогая их? – Камари не выказывала страха. – Что это?
– Это книга.
– Что такое книга, Кориба?
– Не твоего ума дело, – сказал я. – Положи ее на место.
– Хочешь, я скажу тебе, что это такое, на мой взгляд? – ответила Камари.
– Скажи, – ответил я, заинтересовавшись.
– Ты всегда рисуешь какие-то знаки на земле перед тем, как разбросать кости, чтобы вызвать дождь, не так ли? Я думаю, что