Льды возвращаются - Александр Казанцев

— Я этого не говорю. Но остановиться, хотя бы во имя практичности, на достигнутом, это наверняка дать себя обогнать другим.

Шаховская, стоявшая с Людой поодаль, нагнулась к ней и прошептала:

— Ну, Лю, нам с тобой, кажется, повезло… Бой быков или гладиаторов?…

— Боюсь, нам придется волочить тело по песку, — шепнула в ответ Люда.

— Чем же вас не устраивает, позволительно будет узнать, наш план работ? — холодно спросила Веселова-Росова.

— Так дальше нельзя, Мария Сергеевна! Для того чтобы найти золото, не измельчают всю гору, чтобы промыть ее, а находят жилу, ведут разработки этой жилы, поворачивают с ней то вправо, то влево.

— Что ж, — вздохнула Мария Сергеевна. — Никто не запретит вам свернуть с нашего пути.

Шаховская и Люда переглянулись, но Буров не понял намека и продолжал:

— Надо представить себе направление жилы, определить характер физического явления, которое мы хотим разгадать, предположить, почему стала невозможной ядерная реакция!.

— Кстати, наш план предусматривает не предположения, а точное установление причин явления, — прервала Мария Сергеевна.

— Предположения, гипотезы нужны как луч в темноте. Идя в освещенном направлении, можно подтвердить или опровергнуть гипотезу. Если верно, идем дальше. Если неверно — выдвигаем новую гипотезу, ищем в новом направлении.

— Стоп, стоп, молодой человек! — загремел Овесян. — Гипотеза должна исходить из фактов, а не факты из гипотезы.

— Верно только наполовину, — отпарировал Буров. — Гипотеза должна объяснять факты известные и в то же время должна указывать факты, которые могут быть найдены в ее подтверждение.

— Вот! Не угодно ли! — обернулся к Веоеловой-Росовой Овесян. — Закономерный шаг к абсурду. Не взыщите, дорогая! Достаточно только начать «заумные искания», и они тотчас выльются в заумные выводы.

Из-за свинцовых перегородок словно случайно в отсек заглядывали физики других прупп. Все чувствовали грозу.

— Я понимаю, что неугоден вам, — сказал Буров. — Очевидно, здесь требуются бездумные исполнители…

— Остановитесь, — прервала Веселова-Росова. — Не беритесь так судить о всех своих товарищах по работе.

Овесян подошел к Бурову:

— Слушай, Буров, в тебе что-то есть. Ты инженер по специальности, понюхал физики… Здравый смысл подсказывает, что тебе надо идти со мной зажигать «Подводное солнце». А гипотезы, гипотезы потом… Так, кажется, пелось в одной старой песенке.

— Я не склонен шутить, Амас Иосифович. Если бы мне было нечего предложить, я не поднимал бы этого разговора.

— Любопытно все же, что он может предложить? — обратился Овесян к Веселовой-Росовой.

Мария Сергеевна пожала плечами, давая понять, что может выслушивать этого человека только ради причуды академика.

— Итак, что вы предлагаете, Сергей Андреевич? — обернулся к Бурову академик.

Работа на синхрофазотроне прекратилась. Физики столпились в отсеке Бурова, который вынужден был выступать на стихийно собравшейся научной конференции.

— Итак, что глушит здесь ядерные реакции… Какие же примеси в морской воде неугодны им? — спросил Овесян, усаживаясь на табурет и опираясь руками в расставленные колени.

Буров стоял перед ним, как школьник, отвечающий урок:

— Мне привелось работать над проблемой протовещества.

Овесян поднял свои лохматые брови. Шаховская насторожилась.

— Протовещество — это состояние материи до появления звезд и планет. В протовеществе все строительные материалы вещества были собраны в невыразимой плотности, как бы в одном немыслимо сжатом атоме, нейтроны которого не могли разлетаться…

Овесян поморщился.

— И возможно, существовала некая субстанция, которая удерживала нейтроны, — продолжал Буров.

— За эту субстанцию вам и присудили степень кандидата наук? — прервал Овесян.

Буров смутился, нахмурился.

— Я не боялся черных шаров, — запальчиво сказал он. Мария Сергеевна осуждающе покачала головой.

— Почему же не допустить, — упрямо ухватился за свое Буров, — что остатки этой субстанции существуют всюду, где материя обрела уже форму обычного вещества. Она может проявлять себя в том, что захватывает нейтроны, мешает ядерным реакциям.

Овесян деланно всплеснул руками:

— И эту физическую жар-птицу он предлагает искать!..

— Взамен планомерных исследований, — с укором добавила Мария Сергеевна. — Мы не вправе отвлечься. Слишком неясно. Слишком малоперопективно. Слишком оригинально.

Люда поймала восхищенный взгляд, который Елена Кирилловна бросила на Бурова.

Лоб у Бурова стал влажным, он словно поднимал с земли немыслимую тяжесть.

— Где же вы хотите искать свою субстанцию? — язвительно спросил Овесян.

— В море. На дне. У вулкана, — решительно ответил Буров.

— Так-таки на дне? И прямо у вулкана? — переспросил Овесян. — Воду ведрами будете оттуда черпать?

— Нет! Надо опустить на дно целую лабораторию.

Овесян и Веселова-Росова переглянулись.

Амас Иосифович встал, похлопал Бурова по плечу:

— Жаль, жаль, товарищ инженер, что не хотите ко мне на установку идти. Слушай, когда будешь академиком, пожалуйста, не вспоминай работу, за которую тебе кандидата дали, не надо!.. А для гениальности ты вполне безумен.

Буров вытер платком лоб.

— Простите, — сказал он, — я понимаю это как отстранение от научной работы.

— Научной работой нельзя заниматься против своей воли, — холодно сказала Мария Сергеевна и, величественно встав, вышла из отсека.

Овесян пошел следом. У свинцовой стенки он остановился и пытливо посмотрел на Бурова через плечо.

Бурову хотелось наговорить всем резкостей, порвать записи, опрокинуть табуретку.

Неожиданно он встретился взглядом с Шаховской.

Нет, она не торжествовала. Она смотрела на него ободряюще, задорно… ласково.

А Люда с тревогой смотрела на них обоих.

Глава пятая

РОЙ БРЕДЛИ

Бизнес есть бизнес!

Даже дневник стоит писать, если когда-нибудь он будет стоить миллион! А это уже большой бизнес!

Босс сказал, что издаст дневник того, кто побывает в самом пекле. Сделает его миллионером… Стоит вспомнить, сказал он, проклятую руанскую историю, и тут же добавил, что дневник должен быть дневником, в нем вое должно писаться для самого себя, только тогда он будет иметь опрос. Побольше интимности! А ужас придет…

О’кэй! Пусть придет… Для самого себя — так для самого себя!.. Даже забавно болтать с самим собой. Давно я не беседовал с этим парнем, Роем Бредли, шесши футов ростом и двухсот фунтов весом, которого я вижу каждое утро в зеркале — узкую физиономию славного малого двадцати восьми лет, с прямым, чудом не проломленным носом, великолепным подбородком «гордость нации», способным вынести любой удар кожаной перчатки, с ясными голубыми глазами, так, кажется, принято о них говорить, и светлыми волнистыми волосами, которые словно притягивают тоненькие пальчики, иной раз застревая в надетых на них кольцах. Что еще можно о нем сказать? Усики, которые надо подстригать через день, полоской над верхней губой…