Льды возвращаются - Александр Казанцев

Его называли Малыш, но прозвище это звучало как кличка одного из тех парней, которые не церемонились и держали когда-то в страхе весь Чикаго.

И вот он, сам Джордж Никсон, Малыш, по-дружески обнимая меня за плечи, провожал до дверей кабинета и поторапливал отечески с женитьбой.

А ведь он прав, черт возьми! Тот, у кого толстая чековая книжка, всегда прав. И я заказал себе освинцованное белье. Нужно быть атлетом, чтобы его носить. Невольно вспоминаешь средневековых рыцарей. Таскали же они стальные доспехи. Правы пифагорейцы! Все в мире возвращается. Становлюсь рыцарем в свинцовых доспехах, дело теперь лишь за получением шарфа от своей дамы…

Итак, о даме…

Предстояло сбъяснить Эллен все начистоту.

Я успел оказать мистеру Джорджу Никсону, что всякая новая книга, будь то дневник или детективный роман, тогда только книга, когда к ее титульному листу прикреплен чек издателя.

Мистер Джордж Никсон еще раз рассмеялся и сказал, что из меня выйдет толк.

Титульный лист был написан в баре за стойкой.

Ребята из нашей газеты немного залили его не то виски, не то содовой водой, листок покоробился, но я его все же не заменяю. Как всякий образованный человек, я суеверен и считаю, что первую страницу переписывать нельзя.

Меня и первую страницу дневника, заказанного всесильным Джорджем Никсоном, Малышом, прославленным свидетелем обвинения на знаменитом «Рыжем процессе», ныне газетным королем, вывели на улицу из бара на руках и свалили в кузов автомобиля, приказав шоферу везти меня домой. Но я попал почему-то на какие-то состязания — не то регби, не то бокса, может быть, на испытания автомобилей, когда они взлетают с трамплинов и сталкиваются друг с другом… А потом кого-то уносили на носилках… Но не меня. Я уже двигался сам.

Я помнил, что должен добраться до Эллен. Черт возьми! У нее какой-то аристократический предок: не то граф, не то князь. Он до сих пор кичится возвышенными идеями, и с ним надо всегда держать ухо востро. Пришлось завернуть к доктору.

— Док! — сказал я, суя эскулапу в руку десятидолларовую бумажку. — Можете ли вы проявить мою фотокарточку? Я сейчас больше смахиваю на негатив.

Док был славный парень. Он только поворчал немножко, заметив, что не стоит тратить доллары, чтобы прийти в такое состояние, а потом снова тратить доллары, чтобы из него выйти.

Но он меня все-таки «проявил». Если не считать легкой головной боли и отвратительного вкуса во рту, я чувствовал себя прекрасно. Слава медицине! А говорят, что доверяться можно только хирургам. Любопытно, что бы те со мной сделали? Ампутировали мою голову?

А сейчас она была у меня на плечах, и я отправился к мисс Эллен Сэхевс, 47-й стрит 117, 14 этаж.

Дверь мне открыл князь или граф, которому, видно, лакеи были теперь не по средствам. Великолепный старикан, пригодный для Голливуда не меньше, чем сама Эллен. Красота ее наследственная. Порода! Седые виски оттеняли немного смуглую кожу. Узкое лицо с презрительно опущенными уголками губ и насмешливо суженные глаза… Темные брови придворного красавца двойной кривизны, приподнятые у переносицы в обратном изгибе волны…

— Хэлло, мистер Сэхевс! Как вы поживаете? Могу я видеть мисс Эллен?

Он пожал узкими плечами. Мне удивительно не нравились его плечи и манера пожимать ими, особенно когда это заменяло ответное приветствие. Уж очень много о себе воображают эти черепки разбитого вдребезги…

— Хэлло, Рой! — послышался всегда волнующий меня голос Эллен.

О!. Это была настоящая девушка!

— Хотите стаканчик или сигарету?

Она вышла ко мне в пикантной пижаме, похожая на озорного мальчишку.

Мы с ней закурили. Я не знал, с чего начать, а она, полулежа в низком кресле у столика, сбрасывала пепел на ковер. Раскачивая восхитительнейшей ногой, обтянутой пижамой, все норовила задеть меня кончиком домашней туфельки, сваливающейся с миниатюрной ступни.

— Эллен, — сказал я сдавленным голосом, — мне надо с вами очень серьезно поговорить.

— О’кэй, Рой. Я не считала вас склонным к серьезным разговорам.

— У вас свободен вечер, Эллен?

— Вы способны еще пить, Рой? Вы, кажется, уже побывали сегодня у дока.

— Черт возьми! Как вы догадались?

— О! Секретами дорожат только профессионалы.

— Так что же вы заметили?

— Во-первых, у вас очень постная физиономия. Потом от вас пахнет чем-то неуловимым, специфическим. Наконец, пиджак ваш помят чуточку больше, чем считается шикарно… А на рукаве даже пятно! И вместе с тем вы свежи, как только что сорванный обезьяной банан. Ну, и есть еще кое-что… Но не будем хвастаться наблюдательностью.

Эллен всегда меня удивляла. Ей только и недоставало навыков детектива. Я счел это за утонченное кокетство и оказал, что могу пить хоть всю ночь.

— О’кэй! — сказала Эллен. — Я не люблю веселиться всухую.

Я напомнил о серьезном разговоре, но она раосмеялась. Однажо вдруг сразу переменилась и сказала, что ей тоже нужно мне сказать что-то очень серьезное.

Мы начали обход заведений. Начали с кафетерия, где пили только молоко, стоя около высоких, как стойки, столиков.

Я рассказал ей о дневнике и о пекле.

— Нам придется, пожалуй, расстаться, — промямлил я.

— Я хотела сказать вам то же самое, милый Рой. Я даже рассчитывала как следует кутнуть с вами по этому поводу.

Потом мы поехали куда-то на окраину Нью-Йорка и попали во второразрядную таверну. Мы сидели на высоких табуретах у стойки, пили все, что нам наливала развязная буфетчица с медными кольцами в ушах, и разговаривали:

— Это очень здорово, Рой, увидеться в последний раз!

— Почему в последний? — запротестовал я.

— Не мешайте! Я хочу так думать. Может быть, вам будет выгоднее, чтобы я так думала.

Она уже много выпила, но на эту чертову девушку, кажется, никакой алкоголь не действовал.

— Я хочу успеть жениться на вас, Эллен, — выпалил я.

Она расхохоталась. Случайные посетители за стойкой и у столиков обернулись. Она продолжала смеяться.

— Чокнемся, отарина! — сказала она мне. — Я никогда не слыхала, чтобы за стойкой делали предложение.

— Но нет больше времени, Эллен, — попытался я оправдаться.

— Время еще есть, — загадочно сказала она. — Мы будем кутить всю ночь.

И мы кутили, черт возьми! Она, кажется, поставила себе целью объехать все веселые места города за одну ночь. Я уже не могу припомнить, где мы только не побывали. Но ночной клуб я помню отчетливо. Нас туда не хотели пускать. Я не был членом этого клуба избранных. Однако Эллен настаивала, она начала скандалить в вестибюле. Выбежал распорядитель в смокинге с безукоризненным пробором и плоским лицом. За ним двигался детина следующей после моей весовой категории, но я не отступил и на шаг.