Загадка Таля. Второе «я» Петросяна - Виктор Васильев

Вскоре после матча с Сайгиным в Риге проходило командное первенство страны. Таль выступал в команде «Даугавы» на первой доске. У него еще никогда не было таких серьезных оппонентов — Петросян, Тайманов, Авербах, Корчной, Васюков, Аронин, Суэтин, Лисицын, Кан, Чистяков. Таль, конечно, еще не мог выдерживать такое давление. Но победу над одним гроссмейстером он одержал. В дебюте Таль пожертвовал Авербаху пешку и попытался запутать противника. Тот искусно защищался и перехватил инициативу. В цейтноте, однако, Таль выиграл фигуру, и председатель квалификационной комиссии потерпел поражение.

В конце 1954 года восемнадцатилетний Таль получил извещение, что Всесоюзная квалификационная комиссия присвоила ему звание мастера… «Пират шахматных полей», как его будут впоследствии называть, поднял паруса и готовился к выходу в открытое море.

НА ПОРОГЕ

БОЛЬШИХ СОБЫТИЙ

Итак, он мастер. Итак, он встречается за доской с сильными противниками, и небезуспешно. Словом, по всем признакам наступало время «мужчиною стать». Но шахматный характер Таля все еще в стадии становления. Его игра по-прежнему крайне неровна, чрезмерная впечатлительность мешает ему бороться в каждой партии с полным напряжением сил. А кроме того (и это тоже, представьте, имело значение), Таль, привыкший дома к неусыпным заботам родных, стоило ему попасть в другой город, оказывался совершенно не приспособленным к самым обычным житейским трудностям.

В мае 1955 года в Вильнюсе проходил четвертьфинальный турнир первенства страны. Среди участников были мастера Холмов, Сокольский, группа сильных эстонских, белорусских, латышских шахматистов. Начало соревнования заставляло вспомнить предостережения Сайгина: после десяти туров Таль имел лишь пять очков.

Неизвестно, как развернулись бы дальше события, но здесь в игру вступила мать. Она почувствовала, что у Миши что-то неладно. И в одно прекрасное утро Ида Григорьевна отворила дверь номера, в котором жил Таль.

Он сидел над доской, похудевший, бледный. Увидев маму, обрадованно кинулся к ней.

— Как дела, Мишенька?

— Плохо, мамочка. Я хожу по утрам голодный: ресторан в гостинице открывается только в час дня. И потом мне очень жмут туфли. И потом я очень скучаю…

— Ну вот что, сынок, с туфлями вопрос решается просто: переобуйся, ты ведь надел их не на ту ногу. Что касается завтрака, то я только сейчас видела, как Айвар Гипслис зашел в кафе напротив гостиницы. А скучать больше тебе не придется: я буду с тобой. Ну, будем выигрывать или хандрить?

— Конечно, выигрывать!

И в следующих семи турах он, простясь с меланхолией, заработал шесть очков. В конце концов Таль разделил с Чукаевым третье-четвертое места, вслед за Холмовым и Неем.

Была в этом турнире партия, заслуживающая особого внимания, даже не партия, а всего один ход. В одиннадцатом туре он играл черными с Гипслисом. Видя бедственное турнирное положение Таля, Гипслис начал откровенно играть на ничью. Он знал, что такой исход Таля никак не устраивает, и ждал, что тот полезет на рожон. Это тоже была психология.

Таль без труда разгадал этот замысел. Но правильно поставить диагноз — еще не значит вылечить. Что было делать? Не класть же действительно голову на плаху. И вот в довольно несложной позиции Таль, этот рекордсмен по быстрой игре, думает над ходом час и сорок минут!

Он потратил это время не зря. Таль замыслил сложный психологический маневр. Он пошел на очень трудный, может быть даже проигранный для черных, эндшпиль. Но — в этом и был весь фокус — эндшпиль требовал от белых смелых, энергичных действий, в противном случае у черных появлялись недурные контратакующие возможности. Таль прекрасно учел, что Гипслис в этой партии не готов к острой игре и вряд ли сумеет перестроиться на ходу.

Таль не ошибся. Гипслис и в новой ситуации действовал по первоначальному плану — осторожно, пассивно. К перерыву Таль завладел инициативой и в отложенной позиции сумел найти этюдный выигрыш.

Эта партия примечательна тем, что Таль прекрасно разобрался в психологических нюансах и искусно использовал их. Еще важнее, однако, что Таль сознательно, добровольно пошел на ухудшение своей позиции. Он сделал это с хитростью и хладнокровием не юнца, каким, по существу, еще был, но опытного ветерана. Запомним и это: в творческом портрете нашего героя такая деталь многое объяснит.

Перед полуфиналом чемпионата страны Таль успел сыграть в матче Латвия — РСФСР и в очередных всесоюзных командных соревнованиях. В партии с Вельтмандером из матча с командой РСФСР произошло любопытное происшествие.

Таль получил отличную позицию и, как часто бывало с ним прежде, утратил к игре всякий интерес. Афоризм Ласкера «Самое трудное — выигрывать выигрышные позиции» имел к Талю прямое отношение. В приближении агонии Вельтмандер сделал шах. В ответ надо было спокойно отступить королем, после чего противнику спустя несколько ходов пришлось бы капитулировать. Но Таля, видите ли, такая прозаическая развязка не устраивала, ему нужно было непременно пощекотать себе нервы. Он затеял сложный и совершенно ненужный маневр, просчитался и с трудом сделал ничью.

Кто знает, быть может, эта ничья стоила нескольких выигрышей… Таль наконец стал сознавать, что в серьезных турнирах без выдержки, без самообладания рассчитывать особенно не на что. Короче говоря, Таль мужал.

В конце 1955 года в Риге проходил полуфинал XXIII чемпионата СССР. В турнире выступали такие серьезные бойцы, как Болеславский, Корчной, Фурман, Борисенко, Иливицкий. Всего пять лет назад Болеславский играл матч с Бронштейном за право оспаривать у Ботвинника титул чемпиона мира! И вот девятнадцатилетний Таль как равный допущен в такое общество.

Таль никого не боялся, за доской для него не существовало авторитетов. Но только за доской! «В миру» Таль благоговел, например, перед Давидом Бронштейном, которого считал своим духовным учителем, перед Паулем Кересом, перед Рашидом Нежметдиновым, своеобразным шахматным умельцем и смельчаком, да и перед многими другими шахматистами.

Нельзя считать случайным, что почти после каждого турнира Таль совершенно искренне считал, что кто-то другой играл лучше, чем он. После чемпионата 1957 года, например, Таль публично заявил, что, по его мнению, Бронштейн играл в турнире сильнее всех и должен был по праву стать первым. После турнира претендентов Таль признал, что Керес в своих партиях превзошел всех — без исключения! — соперников.

Итак, до и после турнира Таль был полон почтительности к своим противникам. Но когда он шел с ними играть, то свое почтительное отношение оставлял на вешалке, вместе с пальто.