Натуральные обязательства в российском гражданском праве. Монография - Антон Мертвищев

Акценты в понимании натуральных обязательств были смещены под влиянием естественной философии. Данным термином теперь определялось явление совершенно иного порядка, нежели ранее, а натуральные обязательства, имеющие в силу предписания положительного закона ограниченный эффект, признавались obligationes naturales «в техническом смысле этого слова»[156].

Более того, «распространение теории естественного права привело к смешению натуральных обязательств в римском значении этого слова с обязательствами нравственности, приличия и любви к ближнему…»[157].

Впоследствии концепция натуральных обязательств, предложенная последователями естественно-правовой теории, была подвергнута развернутой критике со стороны представителей исторической школы права. Главным ее недостатком они полагали то, что историческое по сути явление было рассмотрено при помощи современных представлений о естественном праве (при этом представители исторической школы также полагали, что jus gentium основывается на naturalis rationis – присущем человеческой природе общем правосознании). Однако несмотря на это, она стала основой для крупнейших европейских кодификаций – Прусского гражданского уложения 1794 г. и Французского гражданского кодекса. М. М. Агарков писал: «Натуральное обязательство… особенно большую судебную практику и литературу имело во французском праве»[158].

В середине XVIII в. Потье определил натуральное обязательство так: «Естественным обязательством является обязательство, которое пред судом чести и совести (курсив мой. – А. М.) обязывает заключившего его исполнить то, что оно содержит»[159]. Данное определение было воспринято французской цивилистикой и до настоящего времени не потеряло своего значения. Указанной точки зрения (в трактовке трибуна Жобера) придерживались, вслед за Потье, такие авторитетные французские ученые, как Планиоль, Колэн, Капитан, Рипер[160]. По всей видимости, к данной точке зрения склонялся и Е. Годэмэ[161]. Р. Саватье также указывал, что натуральные обязательства – это моральные обязательства, к исполнению которых право не принуждает должника[162].

Не будучи закрепленным в законодательстве, данное толкование тем не менее на многие годы определило отношение к натуральным обязательствам со стороны правоприменителя. Гуманистические идеи Просвещения стали своеобразным ориентиром для французской судебной практики. Конструкция натуральных обязательств широко использовалась судами при рассмотрении споров, вытекающих из нравственных обязательств, основанных на родстве (алименты, издержки на погребение), а также дел о взыскании долга из благодарности за оказанные услуги и пр.[163]

Российским дореволюционным цивилистам, воспитанным на трудах немецких пандектистов, была чужда идея нравственного основания натуральных обязательств. Расцвет естественной философии пришелся на время, когда российская юридическая мысль находилась еще в зачаточном состоянии: немногочисленные работы, посвященные вопросам гражданского права, выполненные под влиянием естественно-правовых идей, не оставили заметного следа в истории[164]. Проблема натуральных обязательств была вовсе оставлена без внимания. Заслуживает упоминания, пожалуй, лишь указание Терлаичем в качестве одного из оснований прекращения личных (обязательственных) прав долговременное их неупотребление (просрочка или давность)[165].

С сочувствием к идее нравственного основания натуральных обязательств относился, пожалуй, лишь Н. Л. Дювернуа, соглашаясь в целом с Г. Дернбургом в том, что натуральные обязательства – это отношения, с которыми гражданское общество считается по соображениям «доброй славы и меркантильного кредита», по чувству приличия и по требованиям нравов, но которым государство не решается дать полного признания исковых правоотношений по политическим основаниям[166].

Любопытно, что из советских ученых наиболее близок к позиции французских цивилистов был М. М. Агарков, считающийся «одним из противников признания натуральных обязательств»[167]. Его концепция «достаточного основания» исходила именно из того, что «…честное отношение к общественному долгу и уважение к правилам социалистического общежития могут требовать, чтобы имущество, переданное одним лицом другому, не могло быть истребовано обратно, хотя бы имущество и не перешло в качестве исполнения по существующему между этими лицами обязательству»[168]. Таким образом, М. М. Агарков, придерживаясь мнения о неюридическом свойстве натуральных обязательств, в качестве оснований для их исполнения называл правила приличия и моральный долг (хотя и именовал их сообразно времени и политической ситуации).

Среди современных авторов, придерживающихся естественно-правовой концепции натуральных обязательств, следует назвать Л. В. Щенникову[169] и А. В. Матина[170]. Возвращение в отечественной литературе к такому пониманию натуральных обязательств вполне понятно: использование в качестве методологического основания юридического исследования естественно-правовой теории в настоящее время закономерно, учитывая общую демократизацию правовой системы, закрепление принципа непосредственного действия прав и свобод человека в международных правовых актах и в Конституции России.

Вместе с тем принятие принципов нравственности и справедливости за основание натуральных обязательств ставит под сомнение их юридическую сущность. Если общественное отношение регламентировано правом, то оно является правоотношением, и его нормативным основанием (предпосылкой) будет норма права, а не моральная норма. Если же о нормативном основании речи не идет, то отношение не может быть определено как обязательство.

Для полисистемного римского права или учений эпохи Просвещения, когда действующее законодательство вступало в противоречие с началами справедливости, разграничение соответственно цивильного и положительного права с правом естественным было обоснованным, но в настоящее время данное деление утратило свою актуальность.

Лишенные римского формализма современные правопорядки признают существование и действительность обязательств, основывающихся на началах справедливости, поскольку на указанных принципах базируется и само позитивное законодательство. Если обязательство не противоречит закону, хотя и не предусмотрено им, оно имеет полную силу. Таким образом, закрепление принципов естественного права в нормативных актах либо делает деление обязательств на естественные (основанные на справедливости) и гражданские (основанные на законе) не вполне корректным, поскольку парадигмальные основы современного права не допускают мысли о самой возможности существования «неправового» закона, либо приводит к выводу о том, что все обязательства, поскольку они a priori основаны на справедливости, являются натуральными. Подтверждением этому следует считать и появление в ГК РФ ст. 169, согласно которой несоответствие сделки требованиям морали (если быть точнее, основам нравственности) влечет ее недействительность[171].

Obligationes naturales основаны на морали, нравственности, справедливости, доброй совести, как и обязательства, не являющиеся натуральными. Принцип добросовестности является одним из основных принципов гражданского права, и то обстоятельство, что натуральные обязательства – это обязательства «доброй совести», не позволяет обособить их от других частноправовых отношений.

Признание того, что обязательство, как правовое отношение, не может быть несправедливым и безнравственным (иначе как может оно называться правовым?) не позволяет в конечном итоге определить, на основании какого критерия разграничены исковые и неисковые обязательства, а значит, и не решает проблемы «отрицательного» (т. е. основанного на противопоставлении исковым обязательствам) определения obligationes naturales[172].

Нельзя не отметить также и то обстоятельство, что относимые к натуральным обязательства из игр и пари никак не могут быть моральными, нравственными обязательствами[173].

Отдельно следует отметить точку зрения К. Христиансена на правовую и социальную обусловленность натуральных обязательств. Он находил сходство всех obligationes naturales, «внутренний» критерий, отличающий их от иных обязательств, в том, что они имеют место при действиях, совершенных ошибочно, в состоянии заблуждения, то есть при действиях с пороком воли. Данная позиция нашла поддержку и в современной цивилистике.

А. Г. Федотов указывает, что при действиях неуправомоченных или не полностью дееспособных лиц, создававших в римском праве obligationes naturales, пороки воли были очевидны, а также, что они могут быть обнаружены и при рассмотрении других видов натуральных обязательств[174].

Однако если с первым тезисом трудно не согласиться, то распространение предлагаемого критерия на иные случаи натуральных обязательств, называемые автором (неформальные договоры и «задавненные» обязательства), представляется необоснованным.