Истопник - Александр Иванович Куприянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Берию уже расстреляли. Пели частушку:
Берия, Берия – вышел из доверия!А товарищ Маленков надавал ему пинков.Антисоветская пропаганда. Та же 58-я статья, пункт 10.
Бывший почтарь на лагпункте женского портала дядя Коля Бородин, а теперь смотритель водомерного поста на Бурее, – Костя приезжал к нему на тайменную рыбалку, – как-то задумчиво спросил вечером, у костерка: «Костя, ты не знаешь? По радио все про какой-то куль талдычат… Вроде как Сталин его скоммуниздил».
Анекдот!
Костя коротко хохотнул.
У дяди Коли было три класса начальной школы. Но бабские посылки на Дуссе-Алине он шмонал ловко. В накладе не оставались ни зэчки, ни их начальницы. И себя, конечно, он не обижал. Косте, как земляку, тоже перепадало. Такие были понятия. Бердычом надо делиться каждому. Кто этот бердыч, посылку с воли, получает. В посылках колбаса копченая, сало и печенье, носки теплые, вязанные из козьего пуха.
Костя институт бросил и как-то сразу отчаянно забомжевал. Кантовался то на речных баржах и дебаркадерах, то на железнодорожном вокзале. Там легко было затеряться среди пассажиров. Связался с блатными и попрошайками-инвалидами на каталках. Их звали самоварами. Торговали порнографическими открытками и краплеными картами. Они-то и свели Костю с главным самоваром Комсомольска, Мыколой-бандеровцем, Николаем Степановичем Гринько. Говорили, что Мыкола, безногий, ушел на рывок – сбежал из лагеря. Собрал местных золотушников-старателей в артель «Амгунь». Костя пришел к Мыколе устраиваться на работу начальником охраны. Мыкола оказался нотный. То есть опытный и знающий. Посмотрел на Костю пристально глазками-буравчиками.
Словно прострелил насквозь.
И задал единственный вопрос: «Вертухай?»
Костя напрягся. Ну что они все – сговорились, что ли? «Я снайпер!» Мыкола прищурился: «Не ты ли, милок, гонял нас по Солоням?! Троих корешков моих положил – Захарку, Писателя и Смотрителя путей. И бабешку одну – Зину, портниху».
Костя вздрогнул.
…Через год службы в Управлении Бамлагом его срочно отправили в командировку на Дуссе-Алинь. Там группа опытных зэков-паханов, так пояснили, когда ставили задачу, очень умно сбежала. Устроили шухер и погоню направили по ложному следу.
А сами ушли в сторону Ургала.
Костя летел из Свободного на «Аннушке». В дороге все продумал и вызвался догнать. Попросил коня и снайперскую винтовку. Начальник лагпункта, майор, усмехнулся: «Разве паркетные бандитов ловят?» Офицеров, служащих в Управлении, конвойные и вохра называли паркетными.
Четверых он тогда завалил. А двое, сам видел, ушли.
Поначалу с Мыколой они не договорились.
Костя вернулся на вокзал. Там его приютил Апостол – поп такой, очень ласковый. Расстрига, кажется. Звали его отец Климент. Вроде бы тоже мотал срок, сначала на станции Известковой, потом на стройке-500. Апостол выправлял бывшим заключенным справки, покупал прописку и устраивал на работу. Костя помогал Клименту в церкви, вроде как староста… Сам себе не мог поверить: Костя Ярков – церковный служка!
Коммунист и капитан МВД.
Апостол знал Костину историю. И наставлял Яркова молиться. Костя молиться не хотел. Не видел в молитве смысла. Произносишь какие-то непонятные слова и – что? Ничего не происходит и ничего не меняется. Апостол говорил: «Молиться надо не словами, а душой!»
Но не объяснил подробности. Как это, молиться душой?
Напившись, Костя выскакивал в зал ожидания и громко командовал: «Вы поступаете в распоряжение конвоя! Оружие к бою! Дослать патрон! Стреляю без предупреждения… Шаг влево, шаг вправо – попытка к побегу! Порядок на зоне!»
Собирались на колясках самовары, смеялись над Костей, бросали в него чурбачки, обшитые кирзой. Чурбачками они отталкивались от асфальта. Появлялся наряд милиции. Костю забирали в отделение, но вскоре отпускали: «Товарищ капитан запаса, вы ведь заслуженный человек. И такое творите!»
В чемоданчике-балетке Костя носил ордена и медали. Они там побрякивали. Хранил всякие справки и наградные документы. Во время любой пьянки балетка стояла рядом. Так верная собака лежит у ног.
Очень жалел, что не отрыл с родительского огорода и не взял с собою пистолет. Всех бы перестрелял.
Потом Мыкола Гринько все-таки взял Костю в охранники. Охранять нужно было не только его самого, председателя артели, но уже и золото. Костя съездил на Ургал, отрыл за родительским домом свой фронтовой пистолет. Не долго лежал в земле. Не заржавел и предохранитель, тогда еще не сбился.
Стояли на ручье Большой Йорик, далеко на север от Чегдомына. Прииск открыли заново, назвали Йориковским. Вот тогда Костя и пристрастился к старательскому лотку. В любую свободную минуту бежал на ручей. Во все глаза смотрел, когда на дне лотка заблестят золотые крупинки.
Страсть к золоту оказалась тяжелее запоев.
Она была сравнима со страстью к женщине.
Апостол сокрушался: «Ты болен. Душою болен. Уходи, один, в тайгу. Там горами и снегом надышишься. Сердцем отойдешь. Иначе сопьешься или тебя убьют. За золото. Такие же, как ты сам!»
Через Мыколу отец Климент устроил Костю истопником. Всякий раз, уходя на работу – в тоннель, Костя брал с собой парабеллум. Не знал – зачем? Такая привычка осталась от офицерства. За год ведь здесь ни души не встретишь. Броди не броди по тайге, кричи не кричи. А зимой даже местные птицы-дальневосточницы, что не улетают на юг, прячутся в дальних распадках и в расщелинах скал. Недавно приезжал на дрезине обходчик с Ургала – привез сухари, муку и сахар. И рассказал Косте, что мерзлотную станцию у западного портала собираются расконсервировать. То есть запустить заново.
Наверное, продолжат строить дорогу и станцию.
Значит, скоро здесь снова появятся люди.
Важная новость. Он ведь убегал от людей.
Накануне, складывая поленницу у крыльца, Костя учуял запах дыма. Тянуло ветерком с дальнего портала. Сначала он думал, что пахнет головешками большого костровища. Каждое утро с двух концов он протапливал тоннель. Но тут же заметил, что Кучум, его ургальская лайка – помесь волка с собакой, тоже ведет себя настороженно. Крутится под ногами, уши ставит домиками и, подняв голову, нюхает воздух.
Кучум достался ему щенком в наследство от отца-охотника.
– Кого учуял, старший лейтенант? – спросил Костя и потрепал Кучума по холке. Ладонью почувствовал, что шерсть на загривке у кобеля вздыбилась и пошла волною, поверх ошейника. Ошейник у собаки был особенный.
