Азовское море и река Рожайка (рассказы о детях) - Александр Торопцев

— Там же песка не было, сам говорил, — в голосе Борьки почудилось недоверие. — И весна была. Он же поскользнулся, с крыши упал.

— Борька, я еще раз! — друзья побежали по лестнице. Славка — за ними.

Про своего дядю он вспомнил вовремя, потому что отсюда, с пола второго этажа, смотреть на песок было страшно: до него же не допрыгнешь!

Борька, однако, допрыгнул.

— У него правая нога на четыре сантиметра короче стала, а он в летчики хотел пойти. А в пятом классе свалился с…

— А ну твоя! — Вовка разбежался, и опять красиво он летел.

— Думаете, я боюсь? — крикнул Славка, но внизу его словно бы не услышали: мальчишки о чем-то тихо говорили, улыбались.

И это было страшнее всего, потому что Вовка мог сказать: «Пошли на пруд», и они с Борькой оставили бы Славку одного на стройке. Отступать ему было некуда.

— Эй вы, отойдите! — крикнул он и медленно попятился назад.

Друзья тут же его зауважали, стали по очереди советовать:

— Сильней разгоняйся. Первый раз только страшно! Ноги сгибай!

— Сам знаю, — Славка побежал.

Бежал он шесть шагов, удачно оттолкнулся, почувствовал легкий удар где-то внутри, в том месте, где мама зимой ставила ему горчичники, не успел сообразить, что летит, что ему — нет, не хорошо, но страшно! Как ноги полусогнутые (сами согнулись, он и не вспомнил о них), жестко воткнулись в мягкий с виду песок.

— Здорово, скажи! — порадовались за него друзья. — Дальше нас приземлился.

— Подумаешь, — Славка нехотя стряхнул липкий песок, все еще чувствуя в груди неспокойные удары страха, и добавил. — Пойду домой, надо… чуть не вырвалось у него «полетать».

— Мне тоже надо, — сказал и Борька, но не уточнил, почему.

Славка пришел домой, снял кроссовки, в мягких тапках отправился на аэродром, сел в кабину истребителя, положил штурвал на колени и долго-долго просидел, не двигаясь, на пианинном низком стульчике.

Его боевой самолет так и не взлетел почему-то.

Родео в подмосковном овраге

За рекой сочно зеленело гороховое поле. Созревало. Созрело. Собрались мальчишки по утру, проверили резинки на тренировочных — крепкие, много гороха выдержат, побежали на речку.

Перешли ее в брод, нырнули в зеленое, росой осыпанное поле — гороху там! Наелись от пуза, стали набивать горох за пазухи. Вдруг!

— Атас! Спасайся, кто может! — крикнул Васька, и очумело заколотили кеды по земле.

Да разве спасешься от объездчика — у него конь ракетой летит.

Бегут мальчишки к оврагу, выбрасывают горох, шмыгают носами: так не повезло! А тут:

— А-а! — раздался Женькин крик. — Корова!

Там в овраге, у ручья, бродила мордой вниз корова: пятнистая, толстая, может быть, даже рекордистка. А рядом теленок, тоже пятнистый, от мамы ни на шаг.

— А-а! — мчится Женька по склону оврага, свернуть не может — скорость набрал не сворачиваемую, почти космическую, а корова и теленок стоят перед ним китайской стеной — широкой, высокой.

— И-и! — взвизгнул Женька и прыгнул.

Прыгал он здорово. В «отмерного» у всех выигрывал. А тут корова. С теленком. Как китайская стена. Но разве человеку, даже мальчишке, перепрыгнуть китайскую стену? Перелетел Женька через теленка, а на корову сил не хватило — точь-в-точь посредине широкой спины приземлился — прикоровился. Спина у нее нежесткая, не ушибся он, испугался только от неожиданности и замер.

Корова от такой наглости вздрогнула, вздернула по лошадиному мордой, сиганула через ручей и припустилась по оврагу. Теленок за ней: не отдам мамку, самому еще пригодится. А у мальчишек сил нет бежать. Плетутся по оврагу, завидуют Женьке, растопырившему ноги на корове, слушают грохот копыт — совсем близко объездчик! Но в этот миг…

— Р-ра-га-га! — заржал конь, остановился резко, сбросил седока, парня молодого, удалого.

Тот вскочил, хлопнул себя по коленкам и сам заржал, скорчился, упал в траву… хотя, что тут такого смешного: ну скачет человек на корове — ноги с непривычки раскорячил.

Корова взлетела по склону оврага и остановилась: не побегу дальше, неподкованная я. Конечно, кому охота босиком по асфальту носиться?! Женька понял, что дальше она не побежит, а слезть не может — трудное это дело. Подоспел теленок, ткнулся маме в бок, та опомнилась, дрыгнула ногами. Женька как был в раскоряку, так и сполз с коровы. Лежит, охает. Корова презрительно осмотрела горе-наездника — тоже мне, гаучо нашелся, ковбой! — развернулась и гордо направилась с радостным теленком в овраг.

Объездчик, похохатывая, забрался на коня, поскакал домой.

Мальчишки подошли к другу и похвалили его в один голос:

— Ну, Жека, ты дал! Как мамлюк скакал. Спас нас.

А Женька слушал их, мелко подрагивая, и копался за пазухой: там несколько стручков осталась — вкусная вещь горох, ничего не скажешь.

Пулемет

Вооружение жилпоселовских воинов было отменным: рогатки, сабли, луки со стрелами, шпоночные пистолеты, винтовки. Голыми руками их не возьмешь.

Как вдруг по поселку поползли страшные слухи: Витьке Козырькову с Южной улицы отец подарил пулемет! Самый настоящий.

Привез с войны, сохранил, переделал, чтобы горохом стрелял, и подарил. Загрустила жилпоселовская рать. Ведь с пулеметом можно не только город завоевать, но и до Москвы дойти и даже…

Крепко задумались воины поселка. Наконец Игорь предложил:

— Займем водокачку. Пусть они нас атакуют.

— Что толку? — вздохнул Славка.

— Посмотрим, как стреляет пулемет, может мне отец сделает.

Это было заманчиво. Утром мальчишки двинулись на штурм водокачки. Старая, высокая, деревянная стояла она между поселком и Южной улицей и была причиной всех сражений. Каждый день вокруг нее гремело дикое «ура», и толпы босоногих воинов носились друг за другом, стараясь овладеть башней. Там было сыро, темно, но выше, чем на крыше любого дома!

— Может они уже там? — спросил Васька.

— Ну и что? — не понял Игорь.

— Как жахнут из своего пулемета.

— Испугался? Тогда иди к мамочке.

— Как бы не так, — к мамочке никому не хотелось.

— Айда, пацаны, — Игорь открыл косую дверь, мальчишки за ним.

— Сейчас как жахнут горячим горохом из своего пулемета, — шепнул Славка.

— Трусы! — цепляясь за трухлявые доски, Игорь полез по стене. Горячим горохом не жахнули. Отряд занял башню. Выставили часовых, расселись в кружок.

— А что им башня, у них пулемет. Захотят и турнут нас в два счета, — сказал Славка, и грусть его передалась всем, хотя плана своего мальчишки не изменили.

Теплый день трепетал над водокачкой легким ветерком, голод клокотал в животах воинов, птицы щебетали — звали их на волю, но покинули они крепость лишь под вечер, когда стало ясно, что никто атаковать башню сегодня не будет. Спрыгнув с самой верхотуры, Васька сказал:

— Надо украсть у них пулемет!

Здорово придумал, но как украсть, где они его прячут?

— В седьмом доме, в подвале, — предположил Игорь.

— Они там в «расшибалку» играют, — не поверил Славка.

— Так я и поверил. Из пулемета они там учатся стрелять! — крикнул Игорь, и его уверенность покорила друзей.

— Надо обыскать подвал! Сегодня ночью, пока не узнали, что мы догадались! — вспыхнул Васька, и как только ночь очистила поселок от взрослых, пацаны проникли в седьмой дом.

— Темно! — Васька открыл дверь подвала.

— Фонарь не включай! — приказал Игорь. — Славка, останься на «часах».

Мальчишки старательно пересчитали ладонями все размеры подвала, перебросали из углов камни, даже включили фонарь и повторили маршрут, но пулемета не было!

— А может его здесь и нет? — тыкался шепот о черные стены.

— Тихо, лезет кто-то. Прячься за дверь. Говорил же вам!

Через окно в подвал залезли трое. Первым — Витька, его чуб трудно было не узнать. Он что-то шептал своим, но за дверью слышалось только таинственное шу-шу-шу. Славка с Игорем стояли на коленях, прижимались к Ваське, а противник измерял ладонями подвал также старательно, как они — только с другой стороны.

— Болтун ты! — Услышали за дверью. — Зачем им прятать пулемет в подвале, если мы здесь играем в «расшибалку»?

— Вот они и думают, что мы не догадаемся.

— Да нет у них пулемета.

— Есть. Игорю отец сделал. Он на фронте пулеметчиком был.

Расстояние между армиями сокращалось… И вдруг за дверью кто-то чихнул, лязгнула с перепугу дверь, взорвался детский яростный хохот, запрыгали по стенам, потолку, земле, лицам пацанов жирные пятна от фонарей.

— Горохом, значит, стреляет горячим? Ой, мамочки! — держался за живот Витька.

— У нас — солью? Ой, держите меня!

А в это время виновница слухов о пулемете, васькина сестренка, сладко спала, уткнувшись вредным носиком в подушку, и волнистые длинные ее волосы подрагивали на тонкой девчоночной шее.