Обманутая, но торжествующая Клио (Подлоги письменных источников по российской истории в XX веке) - В Козлов

Дальнейшая работа по переписке рукописи на русский язык проходила с привлечением Л.В. и В.Н.Головиных, также близких к Вырубовой. Они переписали всего семнадцать тетрадей.

26 августа 1917 г. Вырубова попыталась выехать из России, но была арестована в Гельсингфорсе и возвращена в Петербург с матерью, сестрой милосердия и лакеем Берником, прослужившим в семье свыше 45 лет. Как предположили издатели "дневника", Вырубова, очевидно, в этот момент не имела возможности проследить за его копированием. Поэтому записи в копии оказались расположены не по хронологии, были перепутаны, переписаны с пропусками. Но именно эта копия спасла для истории бесхитростную фиксацию в "дневнике" событий российской истории. Копия хранилась у Берчика до того момента, когда сестра горничной Вырубовой решила унести подлинник, хранившийся у Головиной, в кринке из-под молока. По дороге ей встретились милиционеры. Опасаясь обыска, горничная бросила кринку вместе с "дневником" в прорубь, утопив подлинник бесценного исторического источника.

Далее, согласно версии авторов предисловия, Вырубова, оказавшись за границей, без подлинника своих записей и без копии, оставшейся на хранении у Берчика, решила написать мемуары -- "официальные", как утверждают издатели, чтобы "реабилитировать себя". В 1923 г. в Париже Вырубова действительно издала свои воспоминания "Страницы из моей жизни", вызвавшие определенный общественный интерес[53].

Публикация "дневника" Вырубовой обеспечила необычайную популярность журналу "Минувшие дни", только что начавшему издаваться ленинградской "Красной газетой". Однако сразу же после начала этой публикации мнения относительно его подлинности решительно разделились. Последний государственный секретарь России С.Е.Крыжановский, находясь в эмиграции, писал самой Вырубовой, что "дневник" кажется ему всего лишь очень правдоподобным[54], тогда как известный ленинградский библиофил, директор знаменитого издательства "Прибой", М.А.Сергеев решил издать "дневник", как подлинный исторический источник, отдельной книгой.

Однако события уже после выхода первых двух номеров журнала начали принимать достаточно зловещий характер. Слухи о "дневнике", а затем и его текст дошли до западных, прежде всего французских и германских, газет, которые начали публиковать из него отрывки. Появились объявления об отдельных зарубежных изданиях[55]. Острая полемика по поводу подлинности "дневника" Вырубовой вспыхнула на страницах белоэмигрантской периодической печати. Газета "Дни", издававшаяся А.Ф.Керенским, начала перепечатку "дневника" Вырубовой, как и другая белоэмигрантская газета "Сегодня".

Вырубова, жившая в то время в Выборге, вынуждена была отреагировать на приписываемое ей сочинение. 23 февраля 1928 г. в эмигрантской газете "Возрождение" появилось ее первое опровержение, в котором она писала: "По слухам, дошедшим до меня, в Советской России появилась в печати книга "Дневник А.А.Вырубовой", якобы найденный у одного нашего старого слуги в Петербурге и переписанный некоею Л.В.Головиной... Считаю своим долгом добавить, что единственный наш старый слуга Берчик умер еще у нас в Петербурге в 1918 г., был нами же похоронен и ничего после себя не оставил"[56]. Вскоре западным журналистам удалось встретиться и с Л.В.Головиной, которая решительно опровергла свое участие в переписке "дневника"[57]. В интервью шведской газете "Хювюд стадсбладет" Вырубова вновь заявила о подложности "дневника", подчеркнув, что он является плодом "большевистской пропаганды для сенсации среди легковерных людей"[58]. Вообще представление о "дневнике Вырубовой" как о "грубобольшевистском памфлете" было широко распространено в кругах российской эмиграции.

Тем не менее и после этого слухи о подлинности "дневника", особенно на Западе, продолжали распространяться. Их отражением стало заявление некоего Бинштока. В своей рецензии на публикацию в "Минувших днях" он сослался на некоего доктора М., жившего до переезда в Париж в России, который якобы уверял, что он еще в России получил от Вырубовой ее дневник и дневник Распутина. По словам М., дневник, оказавшийся в его руках, ничего общего не имел с опубликованным в "Минувших днях". К сожалению, сообщал аноним, перед отъездом из России он сжег оба дневника[59].

Тем временем в Советском Союзе наряду с перепечатками в провинциальной прессе фрагментов "дневника" как подлинного исторического документа постепенно начала разворачиваться кампания его все более и более ужесточающейся критики. Первый голос подала газета "Правда". Помещенная здесь рецензия П.О.Горина квалифицировала "дневник" как "вылазку бульварщины". По твердому убеждению Горина, этот документ, "несмотря на всяческие уверения редакции в его достоверности и необычайной исторической ценности, все же не является подлинным историческим документом"[60]. Вслед за Гориным столь же уничтожающую оценку "дневнику" дали известные историки и филологи М.Н.Покровский, В.В.Максаков, Б.М.Волин, М.А.Цявловская, а также поэт Д.Бедный[61].

Издатели "дневника" вынуждены были оправдываться. Уже в марте 1928 г. они выступили с заявлением, где вместо представления разъяснений, которых от них требовали, утверждали, что критики поторопились назвать "дневник" фальшивкой, поскольку, по их словам, документ уже передан на экспертизу "специальной комиссии Центрархива"[62] (о результатах этой экспертизы ничего не известно).

Заявление издателей не остановило поток критики. По мнению Л.Мамета, "дневник" -- не что иное, как апокриф, более или менее удачно подделанный под Вырубову, ориентированный на читателя из нэпманской и мелкобуржуазной среды[63]. Критическая заметка А.Шестакова[64] прямо назвала "дневник" "фальшивкой, рассчитанной на низменные вкусы обывательщины". Здесь же содержались элементы научной критики этого источника. По мнению автора, сомнения в подлинности "дневника" возникают в силу того, что издатели умалчивают о месте его хранения и каким путем он попал к ним, фактически материал и стиль документа находятся "в вопиющем противоречии" с тем, что помещено в опубликованных воспоминаниях Вырубовой.

Рисунок 4

Первая страница докладной записки временно исполняющего обязанности заведующего отделом печати ЦК ВКП(б) Н.И.Смирнова в Секретариат ЦК ВКП(б) о журнале "Минувшие дни"

Любопытно, что именно критика в советской печати подлинности "дневника" в конце концов вынудила прекратить его перепечатку в белоэмигрантской прессе[65].

О том, как развивались события дальше, мы узнаем из памятной записки, составленной М.А.Сергеевым: "Никакого отдельного издания "дневника" в то время еще не предполагалось, хотя уже поступили предложения из-за границы от иностранных издательств об издании перевода (из Америки через Берлинское торгпредство). Набор был сделан для журнала "Минувшие дни", выходившего в 1927--1928 гг. В результате поднятой против журнала кампании (историком-рецензентом) и вмешательства неких таинственных сфер (видимо, ГПУ), журнал был закрыт после номера 3 на заседании Оргбюро (в моем присутствии), куда был приглашен, между прочим, и М.Н.Покровский, высказавшийся вместе с Адоратским против дальнейшей публикации по чисто формальным соображениям. Мне удалось добиться разрешения выпустить последний (4) номер с окончанием "дневника" (сильно сокращенным сравнительно с имевшимся в редакции текстом). А.М.Горький, приветствовавший (телеграммой из Италии на имя П.И.Чагина) публикацию "дневника", узнав о закрытии, пригласил меня и, после длительной беседы, заявил, что он уже говорил с несколькими высокими лицами и будет добиваться дальнейшего печатания "дневника". Для этого он просил меня возможно скорее дать ему 5 экземпляров печатного полного текста. Вернувшись в Ленинград, я передал об этом Г.К.Клаас и П.И.Чагину, и в типографии срочно оттиснули 5 экземпляров набранного полного текста. Из этих экземпляров один (куда вложена эта памятная записка) я оставил у себя на память, а 4 отвез А.М.Горькому. Они предназначались, по его словам, И.В.Сталину, Н.И.Бухарину, А.И.Рыкову и ему самому. Спустя некоторое время я поехал в Москву вместо Э.Н.Брошниовской за ответом к Горькому. Из краткой беседы, во время которой он вел себя так, как обычно во время неприятных 1ля него разговоров, выяснилось, что ничего из хлопот его не вышло. Таким образом, настоящий (мой) экземпляр -- один из пяти сделанных в 1927 г. оттисков"[66].

Иначе говоря, дальнейшая публикация "дневника" была остановлена не просто потому, что все более и более становился очевидным его фальсифицированный характер, но и в силу вмешательства политического органа СССР -- Оргбюро ЦК ВКП(б). Мы еще вернемся к этому важному в судьбе "дневника" Вырубовой моменту, сейчас же отметим, что такому решению предшествовали уже не публицистические замечания о его фальсифицированном характере, но серьезнейший источниковедческий анализ, предпринятый известным историком и археографом А.А. Сергеевым[67].