Проект «Акация». Современный роман-версия - Кирилл Леонидов

Я увидел, как под дверью на свету торчали тени от ступней моих любопытных одноклассников. Оказывается, они дежурили у двери, прислушиваясь. Вот гады! Мы вышли из комнаты под победные кличи всей компании, и я так и не дождался от Жанны продолжения этого самого «но». Загадки продолжались.

С Жанной мы весело попрощались и продолжили нашу вечеринку как стопроцентный мальчишник. Когда ребята танцевали, по сумасшедшему, от чего, как показалось, качнулась даже люстра, Венька подозвал меня с серьезным лицом, он один был абсолютно трезвым и спокойным:

– Пойдем со мной, поговорим.

– Я?

– Да. После «крещения» с Жанной ты мой заместитель. Шучу. В общем, пошли.

Мы поднялись в Венькину комнату. Когда я с удовольствием рухнул от усталости в мягкое кресло, Левитин сказал:

– Слава, на каникулах я предлагаю создать нечто вроде клуба, пока из тех ребят, которые сегодня здесь у меня в гостях.

– Что за клуб? Самоуправление ты уже сделал, зачем еще клуб?

– Самоуправление – это основа основ, это машина. Но машина – это кусок металла. Нужен пульт управления.

– Да все же пульты и кнопки есть! В нашей Конституции, в твоей Конституции ведь все записано. Чего париться, я тебя не понимаю?

– Морозов, Морозов, святая наивность, эти процессы нужно обеспечить, понимаешь, обеспечить. Это и продуманная кадровая политика, и анализ возможного противодействия, своего рода, разведка, и жесткое продвижение идей и замыслов, если понадобится.

– Зачем? – все еще не мог понять я. – Ты же сам говорил, что мы создаем как бы модель государства. Парламент у нас есть, есть и правительство, какие проблемы? Что еще нужно для управления нашей «страной»?

Он посмотрел на меня с насмешкой, в этот момент мне даже как-то неприятно стало:

– Ты все-таки серьезно считаешь, что миром управляют парламенты и правительства?

– А кто?

Венька так начал хохотать, что я расстроился не на шутку, подумал: «Ну, вот, опять считает меня дураком, а что я такого сказал?..»

– Миром, Слава, управляют наднациональные, надполитические структуры, там решаются все ключевые вопросы, там, за одним столом вечером, как братья, сидят политические противники, а утром будут морочить всем нам голову, как они друг друга ненавидят.

– И в нашей стране тоже?

– В мире, я сказал, во всем мире! А мы-то всего-навсего маленькая его часть, провинция одной единой организации…

– Такому нас не учили…

– Не учили?

Венька наклонился ко мне, лицо его сразу побагровело от внезапного прилива ярости. Я его еще никогда таким злым не видел:

– Не учили, говоришь? А чему эти «мухоморы» (он показал на Кремль в окне) нас вообще могут научить?

– Ты считаешь, что знаешь больше, чем они?

Я начал тоже злиться: не слишком ли много Венька на себя берет?

Левитин подошел к окну, открыл его, с наслаждением впустив морозный воздух, слегка успокоился:

– У меня другие учителя, да я сам себе учитель. Информация лежит часто на поверхности, ее надо только уметь найти и отмыть от наслоений всякой словесной ерундистики, схватить за жало, за стержень. И все становится ясно. Ладно, это в двух словах не объяснить…

Он с нескрываемым разочарованием оставил меня в покое, но сказал, что после нового года поговорит «более предметно». Тогда, в конце разговора, уже уходя, я спросил, по какому принципу он отбирал Совет: эти двое, Северянин и Савин, они вообще – кто? Сказал, что я их вовсе не знаю. Венька на это только усмехнулся:

– Если бы ты знал, кто их родители, то вопрос отпал бы сам собой.

– Причем здесь родители? – спросил я. – Они что ли в Совете голосовать будут?

– Мороз, ты недальновидный. Влиятельные родители – это прикрытие и защита. Когда-нибудь нам и защищаться придется.

Оставшееся время на вечеринке я провел с ощущением какого-то напряжения. Венькина ярость напомнила мне, что праздник скоро закончится.

Тайный Совет: начало

Так пружина времени и обстоятельств затягивала интригу, и в первых числах января состоялся наш первый Совет у Веньки дома при соблюдении строжайшей конспирации. Но это еще не была организация, это была всего лишь группа людей, которых Веньке предстояло убедить. Но он, как оказалось, не боялся этой сложной, почти невозможной задачи. Уже через каких-то несколько недель я окончательно понял: перед нами серьезный, сформировавшийся человек, который рассказал нам многое такое, чего не печатали в газетах, не показывали и не рассказывали по ТВ, очень редко и скудно писали в книгах, а в учебниках и вовсе не было ни слова… Нет, нет, пересказать не могу – я умею держать слово и язык за зубами. Только одно скажу: официальные историографы, политологи и рядом не стояли со своей ложью. Я поверил, я понял, Венька тысячу раз прав, что мир вовсе не такой, каким мы его знаем. Но, бог ты мой, откуда же он все это знал?

Один из вечеров у Веньки был самым запоминающимся. Нас сначала вместо него встретил некий человек в строгом черном костюме, как омоновец. Голос его был низким и басовитым, от чего еще более стало не по себе. Его возраст (ему было, судя по голосу, около сорока) окончательно дал нам понять, что шутить с нами здесь особенно никто не собирается. Он, однако, все же поспешно представился, видимо, чтобы не перепугать совсем:

– Друзья мои, пройдемте, Вениамин вас встретит позже. Я не палач, и вас не собираются здесь подвергать пыткам. Я просто церемониймейстер.

Он завязал нам глаза, велел всем держаться за руки и повел куда-то. Когда глаза нам развязали, мы были в той самой странной черной Венькиной комнате. Левитин сказал нам, что она оформлена как «комната размышлений», которая символизировала бренность человеческого бытия. В этой комнате, задрапированной черным, стоял в центре бутафорский картонный гроб с бутафорским же, лежащим в нем скелетом. Мы вздрогнули и отшатнулись. Веньке это доставило удовольствие. Церемониймейстер куда-то исчез. На столе, однако, стоял, как показалось, настоящий череп (чей?), и внутри него тускло мерцала свеча. Тут Левитин начал объясняться с нами как-то особенно пафосно, так, что мы уже не видели в нем прежнего Веньку. Его отчужденная торжественность пробирала мурашками до костей.

– Здесь, господа, вновь принимаемый как бы духовно умирает, отрешается от прежней примитивной жизни, но впереди у него новая жизнь. И надежду на эту жизнь символизирует это слабое пламя. А теперь я буду спрашивать, а вы отвечайте. Мы тут же насторожились, вспоминая заранее показанный нам и выученный наизусть текст:

– Кто является членом Тайного Совета?

Мы гаркнули хором:

– Свободный человек с хорошей репутацией!

– Да не орите вы так. Почему вы вступаете в Тайный Совет?

– Чтобы победить свои страсти, научиться управлять своей волей и постоянно совершенствоваться. Мы свободные люди и строим наш дом.

– Какой дом?

– Дом, в котором живет человеческая любовь.

– Какой камень мы употребляем для строительства?

– Нашим строительным материалом являются люди.

– Каким раствором скрепляем мы камни?

– Дружбой, братством.

– Чем отличаются члены Тайного Совета от других?

– Образом жизни, благородством мыслей, искренней верностью и непоколебимой взаимной дружбой.

– Почему наш союз называется царственным искусством?

– Потому что наше дело является самым благородным искусством.

– Каково главное достоинство члена Тайного Совета?

– Любовь к ближнему, ибо у кого она преобладает над всеми другими чувствами, тот преодолевает эгоизм и становится лучшим.

– Каковы еще достоинства члена Тайного Совета?

– Скромность, мягкость, милосердие.

– С чем мы должны бороться?

– С предрассудками, заблуждениями, тщеславием, ложью, алчностью.

– К чему вы стремитесь?

– Прежде всего, к тому, чтобы укрепить союз братьев и всей своей жизнью оправдать высокое доверие быть избранным.

– Как распределяют время члены Тайного Совета?

– Работа члена Тайного Совета продолжается от рождения до самой смерти.

А теперь прошу вас, – голос Веньки слегка напрягся, – произнести текст клятвы.

Мы также хором проговорили:

– Перед лицом Великого Архитектора Вселенной и перед этой почтенной и уважаемой публикой свободных и признанных, я по своей искренней воле торжественно клянусь, что никогда и ничего не раскрою из таинств и секретов организации, какие бы ни были мне сообщены или какие бы впредь я ни узнал, никому, кто не является членом Тайного Совета. Я торжественно обещаю, что не изложу письменно эти секреты, не опубликую их в какой бы то ни было форме, и не позволю, чтобы другие это сделали в моем присутствии. Обещаю любить своих братьев, поддерживать их и предоставлять им всякую помощь в нужде и в защиту их и Тайного Совета отдать себя до последней капли крови.