Беби из Голливуда - Сан-Антонио

Неожиданность моего вторжения заставляет его совершить промах в исполнении опасного номера. Он опрокидывает содержимое чашки себе на ширинку — хорошо еще, что не клиенту, — а палец по инерции лихорадочно выстукивает слово из трех "б", что трудно перевести с французского.

Господин поднимает на меня один только левый глаз, в то время как его правый остается зафиксированным на картине, висящей перед ним и представляющей собой шедевр маринизма: волны и заблудившиеся в них корабли.

— Слушаю вас! — говорит он, пытаясь удалить кофе со штанов.

Хозяин бюро вылитый коммерсант. Он уже представляет себе, оценив меня моментально по хорошо сшитому костюму, что сдаст внаем Версальский дворец! Господин указывает мне на стул в стиле великих эпох, чье место по праву в историческом музее, если судить по жалобному протесту сиденья, когда оно принимает мой спортивный зад.

— По какому вопросу?

Я собираюсь выпалить ему всю историю без утайки, как вдруг трещит телефон, требуя быть выслушанным вне очереди.

— Прошу извинить! — говорит мне хозяин кабинета.

Сняв трубку и действуя сообразно моменту, он выдыхает в микрофон «алло!»…

Некоторое время он слушает, и его лоб гладок, словно кафель. Я не люблю людей, у которых лоб представляет собой гладкую плоскость — обычно их мысли такие же плоские. Выражение некоторого удивления вытягивает его физиономию, как у человека, находящегося при смерти после долгих лет серого существования.

— Очки? Какие очки? — произносит Вамдам-Жилье со скукой в голосе.

Я схватываю на лету. Милая нянечка, сидящая с гениальным (от рождения) отпрыском, была несколько озадачена моим визитом и, чтобы прогнать прочь смутные сомнения, решила осведомиться, правда ли, что агентство недвижимости послало меня в дом графа де ля Гнилье.

Вы, мои дорогие читатели, знаете меня и следите за моими геройскими поступками, что свидетельствует о вашей верности, сравнимой разве только с моими дружескими чувствами к вам, и должны понимать, что я человек, быстро принимающий решения.

Резким движением я выхватываю трубку из рук Вамдам-Жилье отца или сына. Хозяин бюро вряд ли когда-либо занимался регби, поскольку легко расстается с собственностью, даже не среагировав на ее потерю.

Прикрывая ладонью трубку, тихо и проникновенно произношу магическое слово:

— Полиция!

Теперь хозяину бюро понадобится время, чтобы дойти до смысла озвученной реалии, а я, пользуясь моментом, начинаю светскую беседу с высокопоставленной нянечкой.

— Алло! — говорю я в трубку. — Я возвратился, и господин Вамдам-Жилье меня спросил по поводу истории с очками, поскольку не был в курсе. Его сын получил письмо от графа, но мы ему не успели об этом сказать. Вам что-то нужно, милая мадемуазель?

Девица, сбросив с души груз сомнений и освободив голову от отрицательных предчувствий, каковые могли мне стоить дорого, мурлычет в трубку:

— Нет, просто я хотела спросить, если вдруг найду нужные вам очки, что мне с ними делать? Позвонить вам?

— Ах да! Конечно, сообщите мне! — воркую я, как голубь, тискающий свою сизокрылую подружку. — Мне так нравится ваш голос. И если вдруг вы смените настроение относительно поездки по ночному Парижу с гидом, то тоже не стесняйтесь, звоните мне! Я выхожу из агентства лишь ненадолго!

Она отвечает, что подумает и рассмотрит мое предложение. Я спрашиваю, продолжает ли Джимми скандалить, а она уверяет, что если бы телефон стоял в его спальне, то она не смогла бы слышать мужественный тембр моего голоса. Затем мы прощаемся, сохраняя появившуюся надежду, каждый свою.

Во время разговора я вытаскиваю удостоверение полицейского и сую под нос посреднику по найму жилой площади. Он держит его справа от головы, чтобы дать возможность вчитаться в нанесенный на нем текст правому глазу, служащему для обеспечения надежности тыла, в то время как левый остается устремленным на меня.

— Что все это значит? — с достоинством произносит он, после того как я вешаю трубку.

Я отираю проступивший было холодный пот со своего интеллигентного лба. Я точно угадал, рванув в бюро агентства.

— Господин Вамдам-Жилье, прошу прощения, но я работаю по заданию. Вы сдали виллу Фреду Лавми, так ведь? А его, как назло, преследуют американские гангстеры. Вы же знаете, как у них принято! Как только у человека заводятся деньги, так сразу какой-нибудь бандитский клан срочно наезжает на беднягу. Мне поручено следить за его безопасностью, равно как и его семьи. Но чтобы заявиться в дом Лавми, не спугнув персонал, я прибег к невинному трюку. Пришлось схитрить, сказав, что я из вашего агентства.

Ну теперь он в курсе и чувствует себя как бы соучастником, поэтому становится вежливым, мой папаша с глазами хамелеона.

— Весь в вашем распоряжении, господин комиссар, — произносит он торжественно, возвращая мне удостоверение.

В его верных асимметричных глазах полощутся трехцветные знамена.

— Я всегда мечтал о сотрудничестве с полицией, — говорит он еще более торжественно. — Я воевал на железной дороге, еще в ту войну, первую, настоящую.

Мне хочется ответить ему, что он, видимо, хорошо развлекся, устраивая фейерверки, пуская поезда под откос, но он не дает мне сформулировать:

— А мой племянник служит в пожарной команде!

— Это меняет дело, — уверяю я.

— Вот только одна деталь, — улыбается Вамдам-Жилье, вращая одним глазом, — у меня нет сына, в противоположность вашему утверждению, данному мадемуазель. Я холост.

Я возражаю в том духе, что такую беду никогда не поздно поправить и нужно-то всего лишь жениться на молодой женщине, поскольку чем старше мужчина, тем сложнее завести детей.

Затем без перехода перехожу на профессиональную колею.

— Вот два номера телефона, по которым вы всегда можете меня найти, на тот случай, если молодая дама вдруг захочет меня увидеть…

— Понял, можете положиться на меня, господин комиссар.

— Когда вилла была сдана Фреду Лавми?

— Примерно два месяца назад.

— Надолго?

— На три месяца. У него девять недель съемок во Франции. Совместное производство, полагаю…

— Именно так. Вы вели дела с самим Лавми?

— Нет, с его секретарем.

— Припомните, никто о нем… скажем так, не наводил справок у вас?

— У меня? — удивляется вопросу продавец лесного воздуха и кирпичных стен.

— Например, о том, где он живет?

— Клянусь, нет!

— Хорошо, большое спасибо! И не забудьте, если позвонит малышка, тут же дайте мне знать, угу? Просто оставьте сообщение на мое имя. Меня зовут Антуан. Ясно?

— Можете всецело рассчитывать на меня!

Я освобождаю стильный стул от нагрузки, жму холодную пятерню Людовика XIII де Вамдам-Жилье и в который раз возвращаюсь к семейной паре, растекающейся жиром по сиденьям моей машины.

Пока я брал интервью у хозяина агентства недвижимости, Толстяк быстренько смотался в ближайшую мясную лавку, где купил здоровенный кусок паштета в желе и хлеб.

Теперь оба голубка, разделив добычу, за милую душу уписывают ломти хлеба, густо намазанные паштетом, и пропихивают их в закрома с такой жадностью, что даже самый голодный африканский лев не решился бы попросить крошечку.

У маман Берю в усы набилось желе, что придает ей вид застывшего от мороза наполеоновского пехотинца, прыгающего для согревания вместе с другими солдатами через козла, когда убедились, что Москва не огнестойка.

Я смотрю с содроганием, замешанном на омерзении, на жирную женщину с жирными губами. Мадам отвечает мне милой улыбкой набитого до отказа рта.

— Это поможет немножко заглушить голод, — извиняется она.

Не знаю, сможет ли заглушить их голод килограмм вареных и рубленых внутренностей, но могу уверить вас, что мне уже совершенно расхотелось есть.

— А теперь куда? — справляется Толстяк.

— На студию в Булонский лес!

— Зачем?

— Посмотреть, как работает фабрика грез. Можешь радоваться, Толстяк, каждый момент жизни приносит что-то новое и неповторимое!

Глава 7

В булонской киностудии царит шум, как на поле битвы. Об этом фильме трубят все газеты, о нем же галдят завистники. Рабочее название «Последнее люмбаго в Париже». Сюжет до банальности прост. Отпрыск семьи Лафайет подхватывает люмбаго во время путешествия в горах Самтыдуранды. Он при смерти. Один-единственный человек способен его спасти — ученый американец из племени сиу, ненавидящий Лафайетов и отказывающийся прийти на помощь. Жена отпрыска садится в самолет и пускается на поиски ученого. Она соблазняет последнего — волнующая эротическая сцена в его лаборатории среди реторт и газовых горелок. Наставив рога мужу, героиня возвращается и спасает его от неминуемой смерти, привезя в кармане заветное снадобье.

Лавми играет ученого американца, Дрозофила Умхват Радбы-Аннет (Для удобства называемая журналом «Мир кино» Д. У. Р. А.) играет жену. Отпрыска изображает дебютирующий на экране молодой французский актер Жан-Жак Втрусо (его настоящее имя Игор Вострояни), а в роли люмбаго были загублены лучшие бациллы, взятые на факультете медицины университета Сент-Кукуфы на Корсике.