Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова - Юрий Дружников

К суду в деревне уже знали, кто донес на Трофима. С легкой руки деда юного секретного агента прозвали "Пашка-куманист" (то есть коммунист) и кидали в него камнями. Его ругала и стыдила родня. Дедушка Сергей, с которым до этого жили одной семьей, после суда над сыном Трофимом перестал не только помогать, но и пускать невестку и внука к себе во двор. У отца решением суда конфисковали имущество. Сделали это в старой семье, так как в новой у него ничего не было. Таков был непредвиденный результат доноса: Татьяна с детьми осталась уже совсем нищей. Она вынуждена была зарезать и сдать государству единственного теленка. Детей ей было кормить нечем. Дома стало тяжело.

Авторы с удовольствием сообщают нам подробности нового этапа жизни юного доносчика. Уполномоченного, с которым Павлик имел дело, повысили в должности, и тот уехал. Теперь Морозов целыми днями торчал в сельсовете, слушал о чем там говорят. "Каждый новый приезд работников из района, разговор с ними все больше воодушевлял Павлика Морозова", - писал Соломеин в газете "Всходы коммуны". В книге он отмечал скромность мальчика: "Павлик не понимал еще всей важности своего геройства".

Зато после успешного первого доноса мальчик ощутил себя в новом качестве. Соломеин пишет: "Наутро, по дороге в школу, Павка, проходя мимо двора Кулукановых, услышал какой-то разговор. Он притаился у ворот". Он подслушивал о чем говорят люди, собравшись кучкой, заглядывал в щели, выясняя, что происходит за заборами. "Нынче стены ушатые", - твердил соседям его дед. Дядя Кулуканов называл Павлика "первейшим соглядатаем на селе". Слово "соглядатай" употреблено в Библии. Оно означает не просто добровольного доносителя, но человека, который выполняет поручения.

Разумеется, мальчиком руководили взрослые, он оказывался пешкой в играх личных и политических. Сперва в конфликте матери с отцом, потом - деда и родных с матерью, наконец - крестьян с советской властью. Но если верить сочинениям советских авторов, он был не пассивной пешкой: он сам хотел делать ходы.

Уполномоченные в деревне что-то искали. "Павлик-активист тут как тут на страже интересов соввласти, он донес об этом", - говорил на суде Урин, представитель Уральского обкома комсомола. Павлик появлялся на обысках первым, как и полагалось наводчику. "Его глаза - как стрелы", - писал поэт Боровин. "И когда дед Паши, Сергей Морозов, укрыл кулацкое имущество, писал корреспондент газеты "Уральский рабочий" Мор, - Паша побежал в сельсовет и разоблачил деда".

В деревне начали распространять облигации госзайма, которые никто не хотел покупать. Павел якобы пошел по избам и не уходил, пока не брали. А так как крестьяне его боялись и не хотели связываться, то подписывались на заем. После каждой успешной операции "Павлик чувствовал себя на седьмом небе", добавляет Соломеин в книге "Павка-коммунист". "Павлушка еще больше начинал работать", - написано в Бюллетене ТАСС.

Не зная, что писать об убитом вместе с Павликом Феде, авторы сделали и его соглядатаем. "Паш, а Паш, а я тоже не спал, - раздался шепоток Феди. Тихо! - предупредил Павлик Федю. - Завтра поговорим". Если брат Федя помогал Павлику в работе, становится мотивированней и его убийство вместе с братом. Федор и раньше охотно доносил матери на отца - где и с кем он проводит время, и, по мнению Смирнова и Губарева, мать поощряла Федора в этих делах. Теперь Павлик использует Федора как личного осведомителя для мелких поручений. К Павлу в деревне относились с подозрением, мужики умолкали, когда он подходил, а через восьмилетнего Федора легче было узнать, где что творится. Федор исправно доносил брату, а тот дальше - властям.

Ночью, когда Кулуканов прятал хлеб, чтобы не отобрали, Павлик шмыгнул к двери, Федор с ним. Он помог определять по теням, что за люди и куда прятали хлеб. На этот раз, если довериться фантазии нескольких сочинителей, Павлик облек Федора особым доверием: донесли они вместе. Днем к Кулуканову, крестному отцу Павла, явились вооруженные люди, яму раскопали, хлеб вывезли.

В книгах читаем, что Павел выполнял государственную задачу: выявлял в деревне кулаков. Сложность состоит в том, что критериев, кого считать бедным, а кого кулаком, в те годы не было. Судя по газетам тех лет, число кулаков увеличивалось день ото дня. И чем больше Павлик доносил, тем больше доносов требовалось.

Учительницу также обязали участвовать в этой политической кампании. Дети наивнее, чем их родители, и у них можно выпытать, что происходит дома. "Районное руководство поручило через детей выяснять, кто сколько прячет хлеба", - рассказывает учительница Кабина. В Тавдинском музее хранятся воспоминания одноклассницы Павлика Морозова Анастасии Ермаковой: "Под руководством нашей любимой учительницы Зои Кабиной и Павлика мы узнавали, кто и где прячет хлеб".

Учительница получала от уполномоченного список "на выявление". Это был прикидочный список: кто, по данным, поступившим через осведомителей, а также по подозрению районного руководства, мог прятать зерно. Учительница спрашивала детей на уроках, просила выяснить и ей сообщить. Не все дети соглашались, но Павлик всегда сообщал больше других.

Юному доносчику становилось известно и многое другое, например, что Кузька Силин и Петька Саков накануне выборов выбили стекла в сельсовете, а в избе-читальне расстреливали из рогаток портреты вождей. Имеются строки, записанные со слов односельчан и учительницы, что Павлик провоцировал детей доносить на своих родителей ему.

Авторы книг о Павлике Морозове изобретали новые и новые способы доносов для своего героя. Так, Павлик якобы предложил друзьям доносить коллективно. Повесить ночью плакаты на воротах: "Здесь живет злостный зажимщик хлеба такой-то". Где вешать, указывал он сам. Заодно мальчик отмечал, зачем люди собираются, где молятся, что поют. На собрании в школе, пишет журналист Смирнов, Павлик говорил: "Мы сами знаем, наверное, все кулацкие ямки. А молчим. Как воды в рот набрали". - "А что же мы должны делать?" - спросил Яша Коваленко. "А вот хоть ямки показывать. Узнал, где хлеб зарывают, приметил - сообщай мне или прямо председателю сельсовета". Миша Книга сказал Павлу, что мать велела ему переписать "святое письмо". "Ты скажи ей, перепишу, мол, - посоветовал Павка, - а письмо это отдай мне". Это рассказывает Соломеин. Дети колебались, некоторые советовались с родителями и отказывались доносить, другие из страха соглашались. Жители деревни отвечали школьникам-доносчикам ненавистью. Их били, на них натравливали собак, гоняли палками. Позже в статьях и книгах это стало называться "разгорающейся классовой борьбой в деревне".

Павел ходил под заборами, разведывал, кто что несет, где кладет, с кем делит. Он уже, если верить Соломеину, и уполномоченным недоволен: "Приезжал какой-то Светлов, наделал перегибов и сбежал". (Светлов - имя тоже вымышленное.) Мальчик решает писать сообщения, минуя деревенского уполномоченного, прямо в район.

Его отговаривали, предупреждали. Из соседней деревни приехал дядя Иван, брат Трофима, кандидат в члены партии, пытался поговорить с Павликом: "Погубил отца, теперь хочешь погубить дядю и деда. Зачем сказал, что они рожь увезли и разделили? Зачем не держишь свой долгий язык за зубами?". Ему делали мелкие гадости: то в котелок с ухой соли насыпят, то головешкой тлеющей ткнут, то водой обольют, чтобы попугать.

Его стали звать "краснотряпочником", "краснодранцем", а его мать "вшивой комиссаршей". Павлик держал в руках деревню, и, по версии Соломеина, мать его поощряла. Утром она сказала Павлу: "У Силина картошку нагребают... На базар повезут...". Павел пошел в школу и по дороге заглянул к уполномоченной, донес на своего дядю. Уполномоченной в деревне тогда была Марина Янковская, носившая мужскую одежду, сапоги, пистолет. Она явилась к Силину с обыском. Все, что было, отобрали и вывезли на четырех подводах. А вот рукописная запись показаний очевидцев, сделанная Соломеиным: "Жена Силина сообщила по секрету Татьяне, что на возу картошка приготовлена для продажи. Как узнал Пашка, не утерпел, побежал к уполномоченному. "Тут картошку кулаки продают, а вы шляпите... Хлеб прятают... Вот мой дядя Арсюха Силин сегодня ночью..." Часов в десять к Силину пришли с обыском... Силин закричал: "Не разрешаю!.." "А мы и без разрешения поищем", - сказала молодая женщина, уполномоченная райисполкома. "Не пущу!" - заорал Силин и стукнул ее по лицу. Она упала. Ванька Потупчик уже шарил под крышей... Через час увезли два воза пшеницы и воз кож и овчин".

Мать знала о деятельности старшего сына - в этом нет сомнения. В протоколе допроса от 11 сентября 1932 года читаем: "Мой сын Павел, что бы только ни увидел или услышал про эту кулацкую шайку, он всегда доносил в сельсовет и другие организации..." Она не только поощряла его, но и доносила сама. В приговоре суда об убийстве Павлика говорится: "О краже Кулукановым снопов Павел сказал своей матери, а последняя заявила сельсовету".